— Я не вру, — прошептал он мне. — И обоих я видел на перекрестке сорок второй и пятой авеню, Нью–Йорк, Соединенные Штаты.
Йолара размышляла с явно выраженным сомнением на лице.
— Ад? — спросила она наконец. — Я не знаю такого слова.
— Ну, — ответил небрежно Ларри, — тогда скажи — Мурия. Я пришел к выводу, о услада моего сердца, что это примерно одно и тоже.
Сомнения в голубых глазах не убавилось. Она встряхнула головой.
— На это не способен никто из наших мужчин, — проговорила она после непродолжительного молчания. — И я не думаю, что ты можешь совершать такие подвиги, Jiaappu.
— Нет, конечно, — непринужденно отвечал О'Киф. — Я никогда и не стремился стать таким сильным. Я летаю, — добавил он небрежно.
Жрица, выпрямившись, поднялась во весь рост, с изумлением уставясь на него.
— Летаешь? — повторила она недоверчиво. — Словно вития! Как птица?
Ларри кивнул головой и, поняв по ее глазам, что она вот–вот взорвется от гнева, поспешно добавил: — Но не на своих крыльях, Йолара. Я летаю в кориале, который движется в этом, ну, в воздушном пространстве, ну, док… как это назвать…
Он сделал замысловатый жест, обведя рукой туманную дымку у нас над головами. Потом Ларри вытащил карандаш и бегло набросал эскиз аэроплана на белой скатерти.
— Вот видишь, — сказал он, — так выглядит мой корнал..
Жрица внимательно разглядывала набросок, потом вынула откуда–то из–за пояса маленький узкий кинжал. Этим кинжалом она вырезала из скатерти рисунок Ларри и бережно отложила его в сторону.
— Вот это я могу понять, — сказала она.
— Исключительно интеллигентная молодая женщина, — пробурчал ирландец, ей бы работать у нас в разведке… глядите–ка, док, как она меня расколола.
— А какие женщины у вас там, наверху, Лаарри! — прошептала она. — Они похожи на меня? И многих из них ты любил?
— Ни в Ирландии, ни в Америке нет ни одной женщины хоть немного похожей на тебя, Йолара, — ответил ирландец. — Думаю, тебе это понравится, — тихо добавил он по–английски.
Как и следовало ожидать, жрица приняла слова Ларри с нескрываемым удовлетворением.
— У вас есть богини? — продолжала она.
— Каждая женщина в Ирландии и Америке — это богиня, — незамедлительно последовал ответ Ларри.
— А вот этому я ни за что не поверю, — гнев и насмешка засверкали в ее глазах. — Я знаю женщин, Лаарри, и если верно то, что ты сказал, то в вашем мире люди не будут знать покоя.
— Так оно и есть, — ответил Ларри.
Гнев погас в ее глазах, и жрица понимающе рассмеялась переливчатым голоском, — А какой богине ты поклоняешься, Лаарри?
— Тебе, — не задумываясь, дерзко ответил ирландец.
— Ларри, Ларри, — прошептал я. — Осторожней., не играй с огнем.
Но жрица млела от удовольствия, заливаясь трелями мелодичного смеха, словно позванивали серебряные колокольчики.
— Ты ведешь себя дерзко, Лаарри, — игриво сказала она, — предлагая мне свое поклонение. Но мне нравится твоя дерзость… Однако Лугур очень силен, а ты не из тех, кто… ну, про которых ты рассказывал. И здесь нет твоих крыльев, Лаарри. — Она снова залилась смехом.
Ирландец вспыхнул, как спичка; видно было, что слова жрицы задели его за живое.
— Не бойся за меня, — мрачно сказал он. — Лучше бойся за Лутура.
Она перестала смеяться, изучающе оглядела ирландца, легкая загадочная улыбка показалась у нее на губах… такая сладкая, и такая жестокая.
— Ну. там видно будет, — пробормотала она. — Ты сказал, Лаарри, что вы воюете между собой, там, в вашем мире. Чем же?.
— О, чем попало, — легкомысленно ответил Ларри, — что подвернется под руку, тем и лупим. У нас есть.
— У вас есть кез?. Я хочу сказать то, чем я отправила Зонгара в ничто? — быстро спросила она.
— Нет, вы только подумайте, что интересует эту дамочку? — так же быстро отреагировал Ларри. — Нет уж, дудки! Тут я ее запросто обведу вокруг пальца!
— Я сказал ему, о госпожа, — он повернулся к жрице, — что твой голос звучит как серебряный огонь, а твой разум по силе не уступает твоей красоте и влечет к себе души мужчин так же, как твоя миловидность притягивает их сердца. А теперь слушай внимательно, Йолара, ибо то, что я сейчас скажу, истинная правда.
Отсутствующее выражение появилось в глазах О'Кифа, а в голосе — мягкий ирландский выговор.
— На моей родине, в Ирландии, давным–давно, это было столько лет назад, сколько бы ты прожила на свете, — вот смотри, — он поднял растопыренные пятерни обеих рук, сжимая и разжимая кулаки раз двадцать. — Так вот, еще тогда могущественные люди моего народа — Туа Де Даннен[32] умели отправлять людей в ничто точно так же, как это делаешь ты своим кезом. И знаешь, Йолара, как они делали это? Они просто играли на арфах и говорили слова… и эти слова обладали властью над телами и душами людей, и еще они играли на волынках, которые издавали такие волшебные звуки, что люди умирали, услышав эту музыку.
В те времена жил некто Крейвтин, и стоило ему лишь заиграть на своей арфе, как из нее тут же начинали вылетать языки пламени. Они лизали руки слушателей и заставляли их отступать прочь. А еще там был Далуя, родом с Хай Бразиль[33], который своей игрой на волынке умел выманивать у людей и животных и вообще у всех живых существ их тени, и постепенно, пока он играл, сами они тоже превращались в тени, так что куда бы Далуя ни шел, его повсюду сопровождали эти тени… они кружились и тихо шелестели, словно ворох сухих опавших листьев. Вот так! А еще у нас был такой Белл Арфист, который мог расплавить своей игрой женские сердца, так что они делались мягкими, как воск, и испепелить дотла сердца мужчин, и еще от его игры на арфе сотрясались могучие утесы, а огромные деревья гнулись до самой земли.
Глаза Ларри мечтательно блестели; жрица слегка отодвинулась от него, и легкая бледность разлилась по ее изумительной коже.
— Я скажу тебе, Йолара, что это все было в Ирландии, было и есть, голос Ларри окреп и возвысился. — И еще мне приходилось видеть множество людей., если взять всех тех, кто сейчас находится в твоем большом холле вот столько раз, — он снова сжимал и разжимал кулаки, может, раз десять или больше, показывая, сколько их было, — так вот, все они разлетались на кусочки, превращаясь в ничто, прежде чем твой кез успел бы дотронуться до них… И скалы, могучие, как тот утес, сквозь который мы прошли, взлетали на воздух в мгновение ока, быстрее, чем ты моргнула бы своими голубыми глазками. И все это правда, Йолара… чистая правда! Погоди., эта маленькая штучка, которую ты называешь кез и которой ты уничтожила Зонгара — она при тебе?
Йолара кивнула, завороженно глядя на ирландца: испуг и недоверчивое удивление смешались в ее взгляде.
— Вот, испробуй–ка его на этой вазе.
Ирландец снял со стола хрустальную вазу и поставил ее на пороге двери, ведущей в сад.
— Покажи, как действует твой кез, а потом я покажу тебе, что могу я.
— Лучше я испробую его на одном из ладала… — горячо начала она.
На Ларри словно вылили ушат холодной воды: повернувшись, он с ужасом посмотрел на жрицу.
Йолара опустила глаза.
— Ну, ладно, пусть будет по–твоему, — торопливо проговорила она.
Из–за пазухи она вытянула тускло отсвечивающий конус, навела его на вазу. Зеленый луч вылетел из узкого конца конуса и ударил в хрустальную вазу, но прежде чем на ней сказалось его действие, в руке ирландца мелькнула вспышка света и раздался хлопок пистолетного выстрела: ваза, покачнувшись, разлетелась на мелкие кусочки. Спрятав пистолет так же молниеносно, как и достал его, Ларри стоял перед жрицей с пустыми руками, сурово глядя на нее.
В примыкающем к комнате холле послышались крики и топот ног.
Йолара, сильно побледнев, смотрела на него оцепеневшим взглядом, но голос ее, когда она обратилась к переполошившейся охране, звучал по–прежнему спокойно и мелодично.
