Зеленый карлик быстро накинул тунику и стал ждать, пока Ларри неторопливо облачался в свою форму.
— Афио Майя вызывает нас, док, — сказал Ларри. — Мы должны… ну полагаю, что нас зовут позавтракать с ней. После чего, как сказал мне Радор, мы должны провести сессию Совета Девяти. Сдается мне, что Йолара, как вы уже могли убедиться, любопытна так же, как и всякая женщина из… ну, из верхнего мира. Не стоит заставлять ее ждать. — добавил он.
Ларри стряхнул с себя невидимую пылинку, запрятал пистолет поглубже в рукав и беззаботно свистнул.
— Только после вас, мой дорогой альфонс, — сказал он, отвесив Радору низкий поклон. Карлик хохотнул и, передразнивая Ларри, ответил ему такой же картинной позой. Мы пошли к дому жрицы.
Дав Радору отойти на несколько шагов вперед, я, придержав Ларри, прошептал ему на ухо:
— Ларри, перед тем, как уснуть вчера, ты не заметил ничего необычного?
— О чем вы, док, что я мог видеть? — усмехнулся он. — Да меня будто шарахнуло по башке немецкой гранатой. Я подумал, что на нас напустили какой–то газ. Я уж было собрался устроить сцену трогательного прощания навеки. Если не ошибаюсь, я, кажется, даже приступил к исполнению?
Я молча кивнул.
— Хотя., подождите, — замедлил шаг Ларри, — вообще–то мне снился какой–то странный сон, удивительный сон…
— Какой? — нетерпеливо спросил я.
— Ну, — протянул он. — Я подумал, что мне приснился этот сон, потому что я все время думал… про Золотоглазку. Мне снилось, что она прошла сквозь стену и склонилась надо мной, положив мне на голову свою нежную белую ручку. Я никак не мог поднять веки… но каким–то непостижимым образом все время видел ее. Такое иногда бывает, когда засыпаешь. Почему вы спрашиваете?
Радор повернулся и двинулся нам навстречу.
— Позже, — ответил я. — Не сейчас. Когда мы будем одни.
Но я уже уверился в своем предположении. Чем бы ни являлся тот лабиринт, через который мы попали сюда, что бы ни представляла из себя эта затаившаяся и угрожающая нам нечисть, но Золотая девушка несомненно следит за нами, следит с помощью каких–то неизвестных нам сил, которыми она умеет управлять.
Мы подошли к фасаду, украшенному колоннадой, прошли по длинному, устланному ковром коридору и остановились перед дверью, вырезанной (так мне показалось) из цельного куска бледно–зеленого нефрита: высокая, узкая панель была вставлена в стену из молочного–белого опала.
Радор дважды стукнул и раздался тот же божественный мелодичный звук, похожий на перезвон серебряных колокольчиков, что мы слышали вчера, — уже не в первый раз я позволил себе так выразиться, хотя в этом мире вечного, непреходящего дня слово «вчера» не имело никакого смысла.
Мы вошли в небольшую уютную комнатку. С трех сторон ее ограждали опаловые стены, вместо четвертой стены висела непрозрачная вуаль, в ней виднелось отверстие, ведущее в маленький, обнесенный стеной прелестнейший садик, весь наполненный хрупкими светящимися цветами и окрашенными в нежные тона фруктами. Перед входом в сад стоял маленький столик из красного дерева, и, приподнявшись с подушек, без которых, кажется, не мыслили свое существование здешние жители, нас приветствовала Йолара.
Ларри, вылупив на нее глаза, непроизвольно приоткрыл рот от восторга и низко поклонился. Видимо, на моем лице было написано не менее искреннее восхищение, так что жрица осталась довольна произведенным эффектом.
Сквозь тонкую, как паутинка, ткань бледно–голубого цвета просвечивала белая кожа. Шелковистые, пшеничного цвета волосы были убраны в золотую сеточку с крупными петлями, в которой вспыхивали искорками крохотные драгоценные камни, то ли сапфиры, то ли алмазы. Бирюзовые глаза жрицы блестели так же ярко, как эти камни, и когда они останавливались на гибкой, ладно скроенной фигуре ирландца и на его узком, точеном лице, я каждый раз замечал в них огонек неприкрытого страстного томления. Маленькие изящные ступни были обуты в мягкие сандалии, с тонкими ремешками, которые охватывали крест–накрест стройные, изящно выточенные ножки жрицы почти до самых круглых с ямочками коленок.
— Сногсшибательная красотка, — воскликнул Ларри и закатил глаза, прижимая ладонь к сердцу. — Поместите ее на крышу нью–йоркского небоскреба, и она опустошит весь Бродвей, — добавил он, скосив на меня глаза — Дарю вам это сравнение, док.
Он повернулся к Йоларе, на чьем лице сейчас появилось выражение растерянного недоумения.
— Я сказал, о леди, чьи блестящие волосы опутали сетью мое сердце, что в нашем мире твоя красота ослепляла бы мужчин, словно солнце, превратившееся в женщину, — в цветистых оборотах, которые так и слетали с его языка, высказался Ларри.
Легкий румянец окрасил полупрозрачную кожу.
Голубые глаза смягчились, жрица повела рукой, приглашая нас прилечь на подушки.
Черноволосые служанки, неслышные и неприметные, как тени, поставили перед нами фрукты, маленькие булочки и какой–то напиток, от которого поднимались струйки пара, цветом и запахом напоминающий шоколад. Я почувствовал нестерпимый голод.
— Как вас зовут, чужестранцы? — спросила Йолара.
— Этого человека зовут Гудвин, — сказал О'Киф, — а меня можно называть просто Ларри.
— Нет ничего лучше, как сразу встать на короткую ногу при первом знакомстве, — сказал он мне, не отрывая от жрицы восторженных глаз, как будто отвесил ей очередной комплимент.
Видно, она так и решила.
— Ты должен научить меня своему языку, — проворковала она.
— В таком случае у меня будет в два раза больше слов, чтобы говорить о твоей красоте, — любезничал напропалую Ларри.
— Это потребует некоторого времени, — сказал он мне. — Раз уж мы тут оказались, почему бы не устроить этим шутникам Римские каникулы[31], док, а? Годится?
— Ла–арри, — задумчиво протянула Йолара. — Мне нравится, как звучит твое имя. Очень мелодично…
И в самом деле, она словно пропела имя ирландца.
— Как называется твоя страна, Ларри, — продолжала расспрашивать жрица, — а Гудвина?
Она отлично справлялась с английским произношением.
— У меня, о прелестная госпожа, две страны — Ирландия и Америка. У Гудвина только одна — Америка.
Она медленно стала повторять оба названия, одно за другим. Мы воспользовались предоставившейся возможностью и с жадностью накинулись на еду, Йолара снова заговорила, и мы замерли с виноватым видом.
— О, да вы же голодны! — вскричала Йолара. — Ешьте, ешьте, не стесняйтесь.
Она оперлась подбородком на руки и принялась внимательно разглядывать нас; по глазам жрицы было видно, что вся она, словно чаша фонтана, переполнена вопросами. Наконец, не в силах больше справиться с любопытством, она вновь заговорила:
— Как же так получилось, Лаарри, что у тебя две страны, а у Гудвина только одна?
— Я родился в Ирландии, он в Америке. Но я долгое время жил в его стране и полюбил ее от всей души, — ответил Ларри с набитым ртом.
Она понимающе кивнула головой.
— И что, в Ирландии все мужчины похожи на тебя, Лаарри? Так же, как у нас все мужчины похожи или на Лугура или на Радора? Мне нравится смотреть на тебя, — сказала она с наивной откровенностью. — И мне уже до смерти надоели наши мужчины, такие как Лугур и Радор. Но они очень сильные, — с живостью добавила она. — Двумя руками Лугур может справиться с десятью, и удержать шестерых, правда, только одной рукой.
Это было нам не очень понятно, и она подняла вверх белые пальчики, иллюстрируя сказанное.
— Мужчин из Ирландии этим не удивишь, о моя прекрасная госпожа, отпарировал Ларри. — Представляешь, я видел одного нашего парня, который шутя справлялся с десять раз по десять этих наших… как вы называете ту быстроходную штуковину, на которой Радор привез нас сюда?
— Кориал, — ответила она.
— Короче, он справлялся с взятыми десять раз по двадцать нашими кориалами…
— Кориа, — сказала она.
— Да, и все это он проделывал только двумя пальцами. А еще я видел другого парня, так тот мог одним движением руки устроить вокруг себя настоящий ад. Вот так!
