Собравшийся после смерти Каледина 4 февраля 1918 года Донской войсковой круг постановил организовать оборону Дона от большевиков, а еще избрал Войсковым атаманом генерал-майора Анатолия Михайловича Назарова, состоявшего некогда при Каледине Походным атаманом. Он сразу же объявил всеобщую мобилизацию, сознавая, что Новочеркасск был отрезан от Войска Донского. Но на призыв Назарова в город пришло лишь несколько небольших отрядов. Не могли подойти и добровольцы, и командование Добровольческой армии сокрушалось, что не сумело направить даже нескольких человек для выставления почетного караула у гроба Каледина. В течение нескольких часов караул несли лишь часовые из партизанского отряда сотника Грекова, верного своему атаману и после его смерти. Прибывшие казачьи отряды, увидев в Новочеркасске полную дезорганизацию управления, упадок боевого духа и, если угодно, безвластие, постепенно стали покидать город, возвращаясь в свои станицы. Прошло более полутора месяцев после гибели Каледина, прежде чем донское казачество решило восстать против большевизма. Антибольшевистское восстание началось с Урюпинской станицы, на севере Дона, но только 1-го апреля 1918 года казаки станиц Кривянской, Заплавской, Бесергеневской и Раздорской произвели налет на Новочеркасск, занятый к тому времени большевиками, однако уже 4 апреля были вынуждены покинуть город, теснимые превосходившими их силами красных.

Считается, что выстрел Каледина пробудил казачество и стал прологом к его последующей борьбе с большевизмом, однако и это, при ближайшем рассмотрении, оказывается не совсем точным заключением. Самоубийство атамана было воспринято многими его земляками как отказ от дальнейшей борьбы и сопротивления донских казаков. Атаман Назаров попытался пробудить искру энтузиазма, распорядившись напечатать значительное количество листовок-призывов, пестревших призывами: «Помогите партизанам!», «Спасите честь Родины и старого Дона! Пушки гремят уже под Сулиным!», однако они не находили отклика в казачьих городах и станицах. Население равнодушно продолжало свою будничную жизнь, словно не замечая царящего вокруг политического хаоса. Корнилов не решался оставить Ростов, хотя и понимал, что к уличным боям его армия пока не готова. Кроме того, на оставление города требовалось и согласие атамана, бросить которого на произвол судьбы Корнилов не мог и не желал. Работа по подготовке Добровольческой армии к походу шла день и ночь. Генерал Алексеев стремился обеспечить добровольцев всем необходимым и, прежде всего, создать прочную финансовую основу, без которой любое благое начинание могло обернуться любительским спектаклем. Ростовская «буржуазия» неохотно выделила средства в количестве 2 млн рублей, при одном условии: издать приказ от имени командования добровольцев о принудительной сдаче денег, для того чтобы потом оправдаться перед большевиками.

5 февраля 1918 года в связи с принятым решением об отходе добровольцев из Ростова 1-му Офицерскому батальону была поручена эвакуация золота из Ростовского банка на вокзал, для дальнейшей отправки его в Новочеркасск Донскому правительству. Миссия по изъятию золотого запаса Ростовского банка была возложена на штабс-капитана Крыжановского, оказавшегося в тот день начальником караула. Восемьдесят мешков с золотым песком, по пуду в каждом, были выданы на руки по два на человека. С этим драгоценным грузом, идя с интервалами 15 минут между каждым офицером, выходившим из банка, чтобы не привлечь постороннего внимания, добровольцы потянулись к вокзалу. После золота грузили серебро в ящиках. Эвакуация прошла быстро и на редкость эффективно, к вящему изумлению банковского чиновника, принимавшего ценности на вокзале. Ценности были перевезены в Новочеркасск и переданы членам Донского правительства. Однако когда в город вошли красные, Донской отряд, отступая, не успел захватить их с собой, а правительство равнодушно оставило их большевикам, разойдясь по домам и де факто признав над собой большевистскую власть.

Еще до исхода Добровольцев из Ростова командованием армии была предпринята последняя попытка привлечь ростовское офицерство в свои ряды. Было назначено общее собрание офицеров, о котором штаб Добровольческой армии постарался довольно широко оповестить всех военнослужащих города. Несмотря на значительное количество кадровых офицеров, проживавших в то время в Ростове, на собрание явилось лишь 200 человек. Устроителям собрания бросилось в глаза и то, что далеко не все офицеры прибыли на него, одетые по форме. Часть тех, кто считал себя русскими офицерами, пришла в штатском, а некоторые были одеты подчеркнуто «под пролетариев», в картузы и бушлаты, какие-то поношенные пальто и дырявые полушубки. Уже у регистрационной стойки многие из офицеров-«пролетариев» стали возмущаться самым фактом созыва их на собрание. В ответ на это устроители отвечали, что хотели зарегистрировать участников собрания, рассказать им о целях и задачах созданной Добровольческой армии, однако возмущение электрической искрой уже пробежало по толпе прибывших. Начались выкрики о нелепости самой затеи организации Добровольческой армии, о том, что ни один из присутствовавших не пожелал бы вступать в ее ряды ради защиты чести отдельных генералов. Сказывалось отравляющее воздействие пьянящей атмосферы вседозволенности, появившейся в армии с конца 1916 года и достигшее своего апогея к марту 1917 года.

Накричавшись вволю, часть офицеров стала расходиться поодиночке, стараясь не попадаться на глаза случайным прохожим и поскорее исчезнуть в недрах большого города. Однако часть пришедших офицеров осталась и попросила записать их в ряды Добровольческой армии. Поведение части недобросовестного офицерства вызвало бурю возмущения у чинов 1-го Офицерского батальона. Полковником Борисовым был инициирован известный ультиматум, предъявленный офицерами-добровольцами оставшемуся в городе «неприкаянному» офицерству и опубликованный в ростовских газетах. Текст его гласил: «Вам объявляет 1-й Офицерский батальон: кто не с нами, тот против нас. В трехдневный срок предлагаем всем офицерам, находящимся в Ростове, или вступить в ряды армии, или покинуть Ростов». Ультиматум возымел должное действие. Часть офицерства стала покидать город, споров погоны и сняв с головных уборов кокарды. Кто-то подавался на север, в сторону большевиков, чтобы разведать возможности службы у них, а часть постаралась исчезнуть и растаять, прячась по частным ростовским квартирам. В добровольческом регистрационном бюро оказалось лишь несколько десятков офицеров.

«…Ну, вольному — воля, спасенному — рай и… к чертовой матери их! Мы без них не пропадем, а им плохо придется», — констатировал Сергей Леонидович Марков, наблюдая картину офицерского исхода. Командование армией назначило его начальником обороны города Ростова с южной стороны. Так в течение трех дней Ростов был более или менее очищен от потенциальных предателей. Оставшиеся и поступившие в армию офицеры удостоились уважительного упоминания Деникиным в своих очерках: «Сколько мужества, терпения и веры должны были иметь те „безумцы“, которые шли в армию, невзирая на все тяжкие условия ее зарождения и существования!»

В ночь на 2 февраля 1918 года красные начали наступление со стороны Батайска, однако ценой немалых усилий весь добровольческий Батайский отряд был благополучно выведен из-под удара и спасен, правда, не без потерь. Юнкерская артиллерийская батарея продолжала успешно отражать атаки большевиков, причем сам генерал Марков находился в это время вместе с юнкерами, что укрепляло их дух. В ночь на 3 февраля 1918 года Марков лично отвел Юнкерский батальон на новые позиции, расположенные еще ближе к Ростову. Здесь юнкерам-артиллеристам было приказано спустить орудия с железнодорожных платформ и установить их уже на новых позициях. Марков сам помогал в разгрузке и установке орудий, невзирая на пронизывающий ветер и час от часу падающую температуру воздуха. Спасения от холодов не было почти никакого. Часть юнкеров коротала ночи в речных барках или железнодорожных будках, но подавляющее большинство их оставалось в заснеженных окопах. Потери были не только и не столько от ранений, сколько от невыносимых холодов. Появились первые обмороженные и простудившиеся.