– Но мне и в самом деле ничего не известно. Какой ужас…

– Перестаньте… Вопрос даже не в том, виноваты вы или нет. А в том, кого решат назвать виноватым. В Белом Доме на этот счет есть серьезные сомнения, скажу я вам…

– Это могли быть русские. Вы не рассматриваете так версию?

– Рассматриваем. Вместе с другими. Но я хотел бы вас предупредить вот о чем. В Вашингтоне могут многое терпеть. Но не терроризм. Мы не может прихлопнуть этого ублюдка Каддафи и добраться до шейха Иссы.[15] Но вот здесь, в Вашингтоне…

– Повторяю еще раз – нам не в чем себя винить. Мы не видим за собой вины.

Одом раздраженно махнул рукой.

– Как считаете…

– Генерал! – позвал человек с седыми вьющимися волосами… – раз уж в этом дело, нельзя ли изъять файл с этими двумя миллионами из баз данных? Может быть, потерять, или что-то в этом роде. Спасибо!

Ничего не ответив, генерал сел в машину. А человек с длинными седыми волосами, финансовый кудесник и один из лидеров армянской общины Вашингтона – побрел к зданию клуба, чтобы оттуда позвонить и вызвать такси. Он не сомневался в том, что генерал уберет данные о переводе из баз данных. Не сомневался он и в том, что делать дальше…

В Москве было позднее бабье лето.

Самое настоящее, какое бывает только на Руси. Теплое и тихое, с начинающими желтеть листьями, без дождей…

Осень…

В одном из подмосковных санаториев – тем самым, где всегда есть места для своих, тех, кому не светит получить разрешение отдохнуть на «Солнечном береге» в почти своей Болгарии или даже в Крыму – долечивался человек. Солдат. То, что это солдат многие понимали, как понимали и то, откуда он вернулся. Иногда он просыпался с криком по ночам, все время молчал, держался на особенку от всех. Он выглядел лет на тридцать – в то время, как его глаза могли принадлежать пятидесятилетнему старику. В начавших отрастать волосах – просвечивала седина…

Этот парень лечился на совесть. Не секрет ни для кого, что мужчины не любят и не умеют лечиться, для них само пребывание в больнице – проявление слабости. Они говорят, что ничего не болит, когда на самом деле болит, норовят увильнуть от процедур, нарушить режим и тому подобное. Но этот… нет, этот лечился на совесть. Когда ему прописывали те или иные процедуры – он шел и делал их. Когда наставала пора делать лечебную физкультуру – он делал больше, чем требовали врачи, терзая свое тело. Когда пациенты собирались поиграть в шахматы – причем не бывало случая, чтобы у кого-нибудь чего-нибудь не оказалось – он никогда не ходил туда. Майоры и полковники, лечившиеся здесь – сторонились его, тридцатилетнего старшего лейтенанта Советской армии с сединой в волосах. Здесь в основном лечились аналитики, штабные работники – и для благополучия обеих сторон лучше бы им было не встречаться с теми, кто исполняет их приказы. Точнее – с тем.

Брешь в стене, которой этот человек окружил себя, удалось пробить женщине. Ее звали Катя, у нее за плечами был неудачный брак и ребенок – муж просто бросил ее потому, что его мама настояла так сделать. У них в семье – мама была главная… пока существовала семья. С дочкой, она ютилась в Подмосковье, жилье обещали дать только к следующей пятилетке. Подруга – по большому блату устроила ее сюда – как она сказала, чтобы устроила себе нормально жизнь. Это было что-то вроде «проституции по-советски», хотя по сравнению с тем, что творилось в западных странах все это походило на детский утренник. Просто в таких вот местах – мужики бывают одни и надолго, супруг сюда не пускают – потому что это считается режимной территорией. От майора до генерала, в основном до сорока лет – значит, ничего еще, в самом соку мужчинки. Многие либо в разводе, либо супружеская жизнь опостылела до чертиков… все дело в том, что «лейтенантши» то они одни, а вот как становятся «генеральшами»… тут куда хочешь беги. Халатик на голое тело и вперед. Администрация санатория это негласно поощряла – или, во всяком случае, закрывала глаза. Ну нет в Советском союзе проституток! Это во Французском иностранном легионе дамы вполне официально в штате состоят, звания получают… как раз для этого. А в Советском союзе так нельзя, тут просто за то, что кого-то когда то с кем то видели, и супруга написала куда надо – вызовут на партком, да так вмандюрят! Вот и приходится выкручиваться.

Катя с самого начала «не вписывалась». Родом из Владимирской области, из деревни, приехавшая не «покорять Москву», а учиться здесь на врача – она просто не могла вести себя так, как вел себя основной континент… эти то не стеснялись. Среди своих она была белой вороной, и когда девчонки за чаем начинали обсуждать, кто с кем, где и как – она готова была сквозь землю провалиться. Ей и кличку дали «честная».

Этот парень – а она его принимала – тоже был белой вороной. Тридцати лет – а в глазах кошмар и седина в волосах – ей просто жаль него стало. Заглянула в личное дело. Никаких данных, нет даже номера части. Дураков не было, контингент был специфическим, тем более что ему пластику назначили – немного сменили лицо и убрали все шрамы, какие были. Простым солдатам такого не делают. Значит – спецназ, готовится к работе за рубежом.

У подруги она попросила немного поменять закрепление – тут за каждым пациентом была закреплена медсестра. Та ехидно ухмыльнулась, но сделала.