Похоже, Хэкворт был не в восторге от этой поездки. Утром, рассказывая ей о визите Габриеля, он казался довольным. Но чем ближе был вечер, тем неразговорчивее становился муж. Она знала: поездка в Долину не доставляла ему радости. А разве могло быть иначе? На холме в центре города высился храм — символ его былого успеха, видимый всем и каждому издалека. Разве можно было удержаться от сравнения прежнего и нынешнего положения супруга?

Интересно, в чем видел он разницу между ней и Клементиной? Кэрол не нужно было долго смотреть на себя, чтобы понять, как далека ее внешность от внешности типичной жены священника. Она не похожа на идиллическую пастушку и не лучится добротой и готовностью помочь. Юбки ее обычно слишком коротки, а словарь слишком цветист. Она говорит то, что думает, и делает то, что хочет. Ничего странного, что Энтони не жаждет впускать ее в свой прежний дом.

— Не хочешь немножко прокатить меня по городу, раз уж мы здесь? — наудачу спросила она.

— Что бы ты хотела посмотреть?

— Твою церковь.

Пастор промолчал.

Кэрол задумалась. Почему он не сказал «да»? Наверно, ему было слишком больно. Кроме того, церковь была свидетельницей смерти жены. Горьким напоминанием о всех потерях и неудачах преподобного.

А может быть, он не хотел везти ее туда, потому что это слишком явно показало бы, как разительно изменилась его жизнь?

— Ладно.

Она не поверила своим ушам. Наверное, ослышалась.

— Ладно?

— Ладно. И внутрь тоже войдем.

— Серьезно?

— Я слишком долго отсутствовал. — Энтони в упор поглядел на нее. — Я рад, что ты будешь со мной. Не думаю, что рискнул бы войти туда один.

Всю остальную дорогу Кэрол не отрываясь смотрела вперед.

Ребенок был очарователен. У него уже появились темные кудряшки, светлые не в отца глаза сияли, а с мордочки не сходила прелестная улыбка. Мать чувствовала себя хорошо, да и молодой папаша выглядел так, словно его превращение из мальчика в мужчину происходит не на работе, а у детской коляски первенца.

Казалось, их новая жизнь складывалась счастливо. Сибилла помогала хозяйке по дому и ни на что больше не претендовала. Миссис Уэйверли была искренне благодарна за помощь. Тимоти успели повысить в должности и прибавить жалованье. Судя по отзывам, работал он с увлечением и словно родился для стройки. Его работодатель Эмери Мерлоу, которому не посчастливилось иметь сыновей, считал, что парень способен освоить все строительные специальности.

Лишь одна вещь омрачала их жизнь. Оба выросли в Кейвтауне. Все их друзья, все воспоминания остались там. Но они не могли вернуться домой. Быт их в Изумрудной долине складывался удачно, но память о Пещерах не отпускала. И даже после ареста Кентавра они не чувствовали себя в достаточной безопасности, чтобы вернуться в город.

— Мне их жалко, — призналась Кэрол, когда они попрощались с молодыми родителями и поехали к собору. — Они чувствуют себя вырванными с корнем, не могут вернуться и восстановить старые связи. У Сибиллы в Кейвтауне есть подружки с детьми. Она могла бы сидеть с ними, потягивать содовую и рассказывать о ребенке. Ей нравится в Долине, но это не их дом, и она чувствует, что неровня местным молодым мамам с их частными школами и импортными английскими колясками.

Священник молчал. Это был камень в его огород. Было Рождество, время всеобщей любви и дружбы. А Сибилла и Тимоти все еще не решались возвратиться в Пещеры. Молодая пара с первенцем боялась съездить домой на праздничные дни.

Но была и еще одна молодая пара…

— Энтони… — тихонько окликнула его жена, сомневаясь, что он ее слышит.

— Может, удастся помочь этому горю, — отозвался он.

— Как?

— Дай немного подумать. — Мозг душеспасителя лихорадочно просчитывал варианты. На мгновение Хэкворт забыл, что они приближаются к месту его величайшей неудачи, забыл, что приход, в котором он теперь служил, в тысячу раз меньше прихода в Изумрудной долине. Он думал только о рождественской службе, мысль о которой не давала ему покоя всю неделю.

Энтони свернул на стоянку. Внезапно на него обрушилась лавина воспоминаний. Он припарковался, но не смог сразу выйти из машины.

— Никто и не считал тебя совершенством, — сказала Кэрол, приходя к нему на выручку. — На свете был всего один совершенный человек — по крайней мере, так говорится в Библии, — и звали его вовсе не Энтони Хэкворт.

— Я был велик в своем несовершенстве, — с горькой патетикой воскликнул он. — Человек, который разыгрывал из себя самого Господа Бога.

— Кое-кто считает, что намерение делать другим слишком много добра ведет прямиком в ад.

— Я делал добро в угоду собственной гордыне.

— Сомневаюсь. Во всяком случае, сначала так не было. Может быть, позже, когда ты вошел во вкус. Иногда власть так влияет на людей. А у тебя получается, будто именно это перевернуло всю твою жизнь.

— Я не входил сюда с тех пор, как вернул ключи.

— Значит, пора войти. — Она открыла дверцу. Стоянка была покрыта льдом. Энтони неохотно выбрался наружу и обошел машину, чтобы подать жене руку.

— Держу пари, когда ты служил здесь, на стоянке льда не было, — поддразнила Кэрол, надеясь заставить его улыбнуться. — Держу пари, ты выходил из храма с огромной сумкой каменной соли и лопатой еще до того, как выпадал снег.

— Когда я служил здесь, и снежинка не смела упасть.

Женщина засмеялась и погладила его по руке. Над их головами маячил вонзившийся прямо в небо высокий поблескивающий шпиль, венчающий собой высокое просторное внутри здание из розового кирпича. Энтони бросил беглый взгляд на пристройки, сооруженные в то время, когда он был здесь настоятелем, а потом открыл парадную дверь. Кэрол пыталась не думать о том, что случилось на этом месте.

Он выглядел совершенно спокойным, в просветленных глазах не было и тени смятения, которое, по ее представлениям, он должен был ощущать.

— Надо будет зайти в секретариат и сообщить, что мы здесь. Тогда нам разрешат бродить всюду, где мы пожелаем.

— Пойти с тобой?

— Конечно. Я хочу представить тебя.

Кэрол пошла рядом, но выпустила его руки. В церкви было холодно: на стенах, аккуратно выкрашенных в светло-бежевый цвет, красовались эстампы на библейские темы. Она вспомнила о фреске Габриеля и попыталась представить ее в этом соборе.

Секретариат представлял собой небольшое помещение под сводами, вход в которое находился рядом с алтарем. Большие стеклянные окна делали комнату похожей на приемную врача. При их приближении женщина средних лет с тщательно завитыми черными волосами оторвала глаза от стола.

— Чем могу… — Она уставилась на них, а затем стремительно встала. — Энтони? Это вы?

Прежде чем гость успел ответить, женщина обернулась и крикнула:

— Энтони здесь! Энтони Хэкворт! Он вернулся к нам!

На мгновение она исчезла, потом появилась вновь в сопровождении нескольких праведниц и порывисто обняла его, пока остальные ждали своей очереди. Кэрол наблюдала за этой сценой, стоя в сторонке. Вот и ответ на вопрос, который он не мог не задавать себе: как-то его здесь встретят?

Священник обнял встречавших одну за другой, а потом обернулся к жене.

— С удовольствием представляю вам мою супругу, — сказал он. — Кэрол Хэкворт. — Он назвал каждую по имени.

Гостья пожимала руки и бормотала приветствия.

А затем черноволосая женщина, которую звали Мария, сурово подбоченилась.

— Ну что ж, мы слышали, что вы вернулись в город, но я не могла поверить этому. Почему же вы до сих пор не нашли времени повидаться с нами?

У Кэрол замерло сердце. Хватит ли у него сил ответить честно?

Хватило.

— Слишком много тяжелых воспоминаний связано с этим местом.

Все дружно кивнули и сочувственно закудахтали. Кэрол представилась картина того, как этот выводок каждый день кормит Энтони куриной лапшой и кладет ему на колени салфетку. Большинство из них благополучно миновали средний возраст, были прекрасно ухожены и — она готова была биться об заклад — отлично справлялись с работой. Не было никаких сомнений, что они обожали ее мужа.