— Я увидела, что вы гуляете один, и решила составить вам компанию, — ответила та.

— Возможно, я предпочел бы побыть без тебя, — сказал герцог.

— Неправда. Вы улыбнулись, и вы убрали книгу, как будто собираетесь разговаривать, а не читать.

— Что ж. Ты готова к завтрашнему отъезду?

— Да, все уложено.

— А голова и сердце, полагаю, готовы так же, как и дорожный сундук? — продолжал его светлость.

— Мое сердце скорбит, — сказала Каролина. — Мне жалко уезжать, особенно сейчас. Днем, пока я была занята, я и вполовину так сильно этого не чувствовала, а вот теперь…

— Ты устала и потому в расстроенных чувствах. Утром проснешься освеженной и увидишь все в ином свете. Думай о своем поведении, Каролина, когда попадешь в высшее общество. Я буду иногда о тебе спрашивать.

— Спрашивать? Мы будем видеться! Пока вы в Витрополе, я стану навещать вас на Виктория-сквер почти ежедневно!

— Ты пробудешь в Витрополе всего несколько дней.

— Так куда же я поеду?

— Либо в Париж, либо в Фидену, либо в Россию.

Каролина молчала.

— Это новая для тебя сфера, — продолжал ее опекун. — Новый круг, и он будет состоять преимущественно из французов. Не подражай манерам дам, которых увидишь в Париже или в Фонтенбло. По большей части это не очень хорошие женщины, навязчивые и бесцеремонные. Они будут часто говорить о любви и захотят поверить тебе свои тайны. Не слушай их: они крайне дурны и безнравственны. Что до мужчин, они почти все отъявленные мерзавцы. Избегай их.

Каролина не ответила.

— Года через два твой отец заведет речь о твоем замужестве, — сказал опекун, — и, полагаю, ты убеждена, что лучше ничего и быть не может. Вполне допускаю, что отец найдет тебе жениха-француза. Коли так, не соглашайся.

Мисс Вернон по-прежнему хранила молчание.

— Помни, — продолжал его светлость, — что есть лишь одна нация омерзительнее французов — итальянцы. Тебе следует полностью исключить итальянок из своего общества, а итальянцев с отвращением отталкивать даже в мыслях.

По-прежнему молчание. Каролина не могла понять, почему его светлость так с нею разговаривает. Она еще не помнила за ним такого сурового и дидактического тона. Упоминания о замужестве и прочем тоже ставили ее в тупик. Не то чтобы мысли о браке были юной барышне совершенно чужды. Она временами, вероятно, и прежде исследовала эту тему в своих грезах; нет, не посмею гадать, как далеко мисс Вернон заходила в своих размышлениях, поскольку она была дерзким теоретиком. Однако до сих пор все подобные мысли оставались тайными и невысказанными. Менее всего она была склонна признаваться в них своему опекуну и сейчас в большом замешательстве выслушивала его строгие поучения. Слова о французских дамах, итальянцах и итальянках вызвали у нее очень странные чувства. Она ни за что на свете не ответила бы герцогу, однако очень хотела, чтобы он говорил еще. Ее желание вскоре исполнилось.

— Отнюдь не исключено, — продолжал его светлость после короткой паузы, во время которой они с Каролиной медленно шли по аллее в нижней части сада, — отнюдь не исключено, что ты случайно встретишься в обществе с дамой по фамилии Лаланд и с другой, по фамилии Сент-Джеймс, и, вероятнее всего, они выкажут тебе очень много внимания, будут льстить, уговаривать, чтобы ты спела или сыграла, приглашать тебя к себе домой, знакомить со своим избранным кругом, предлагать совместные поездки по публичным местам. На все отвечай отказом.

— Почему? — спросила мисс Вернон.

— Потому что, — отвечал герцог, — мадам Лаланд и леди Сент-Джеймс ведут себя недолжным образом. Они придерживаются излишне свободных взглядов на мораль. Они пригласят тебя в свои будуары, как парижские дамы называют комнаты, где сидят по утрам, читают грязные романы и говорят о своих секретах с ближайшими подругами. Ты услышишь множество любовных историй, узнаешь о множестве женских ухищрений, привыкнешь к нескромным речам и, возможно, пустишься в глупые приключения, которые погубят твою репутацию.

До сих пор говорил только Заморна; мисс Вернон так углубилась в созерцание освещенных луною камешков на дорожке у себя под ногами, что не могла внести вклад в разговор. Наконец она промолвила довольно тихо:

— Я никогда не собиралась дружить с француженками. Я думала, что, став взрослой, буду ездить с визитами к таким людям, как леди Торнтон, миссис Уорнер и та дама, что живет в двух милях отсюда, мисс Лори. Они все очень благовоспитанные, верно?

Прежде чем ответить на вопрос, его светлость достал красный шелковый носовой платок и высморкался. Потом сказал:

— Миссис Уорнер — исключительно достойная женщина. Леди Торнтон чуточку легкомысленна, но больше я никакого вреда от нее не вижу.

— А какая мисс Лори? — спросила Каролина.

— Какая? Довольно высокая и бледная.

— Я хотела спросить, по характеру? Должна ли я бывать у нее с визитами?

— Тебе не придется об этом думать, потому что у вас не будет случая встретиться. Она всегда живет в деревне.

— Я думала, она очень модная дама, — продолжала мисс Вернон, — потому что в Адрианополе видела во всех лавках ее портреты и она показалась мне чрезвычайно красивой.

Теперь промолчал герцог.

— Интересно, почему она живет одна? — настаивала Каролина. — И почему у нее нет родственников? Она богата?

— Не очень.

— Вы с ней знакомы?

— Да.

— А папа?

— Нет.

— Она вам нравится?

— Иногда.

— А почему не всегда?

— Я не всегда о ней думаю.

— А вы с ней когда-нибудь видитесь?

— Время от времени.

— Она дает приемы?

— Нет.

— Я думаю, она весьма загадочная и романтическая особа, — заключила мисс Вернон. — У нее очень романтическое выражение глаз. Не удивлюсь, если в ее жизни были приключения.

— Вроде того.

— Я бы тоже хотела приключений, — добавила юная леди. — Скучная заурядная жизнь — не по мне.

— Возможно, твое желание исполнится, — ответил герцог. — Но не торопись. Ты еще очень юна — жизнь только начинается.

— Но я мечтаю о чем-нибудь странном и необычном — таком, чего совершенно не жду.

Заморна присвистнул.

— Я хотела бы пережить испытания и понять, чего стою, — продолжала воспитанница. — Ну то есть, если бы я была чуточку покрасивей. У невзрачных и толстых приключений не бывает.

— Да, по большей части.

— Жалко, что я не такая красивая, как ваша жена, герцогиня. Будь она как я, она бы не вышла за вас замуж.

— Вот как? Почему это?

— Потому что вы бы не сделали ей предложение. Но она такая прелестная и светлокожая, а я смуглая — как мулатка, говорит маменька.

— Черная, но красивая, — невольно проговорил герцог. Он смотрел на воспитанницу сверху вниз, она на него — снизу вверх. Луна освещала чистый лоб, обрисованный мягкими кудрями, темные пронзительные глаза, круглые юные щечки, гладкие и того оттенка, какой можно увидеть на ином портрете в итальянском дворце, на котором ресницы чернее воронова крыла и южные очи оттеняют бесцветно-смуглое лицо, а розовые губки улыбаются тем теплее, что все остальное начисто лишено колорита.

Заморна не сказал мисс Вернон, о чем думает, по крайней мере, словами. Однако когда она оторвала взгляд от его лица и хотела вернуться к созерцанию камешков на дорожке, он ее удержал, подставив палец под маленький круглый подбородок. Его ангрийское величество — художник. Быть может, это милое личико, озаренное мягким лунным светом, показалось ему чудесным материалом для наброска.

Разумеется, очень страшно, когда высокий сильный мужчина смотрит на тебя в упор, сведя брови, особенно если темные усы и бакенбарды соединены в нем с орлиным взором и чертами римского бога. Когда такой мужчина напускает на себя выражение, которого ты не можешь понять, внезапно останавливается во время прогулки наедине по ночному саду, снимает твою ладонь со своего локтя и кладет руку тебе на плечо, ты имеешь полное право смутиться и занервничать.

— Наверное, я болтала чепуху, — немного испуганно промолвила мисс Вернон, краснея.