Демон, сидящий в Заморне, теперь окончательно им завладел. Низким и хриплым голосом, более всего напоминающим львиный рык, герцог злобно велел Хартфорду отмерить дистанцию прямо в комнате, поскольку не хотел откладывать дело и на минуту. Хартфорд исполнил сказанное молча, без возражений.

— На позицию! — взревел варвар.

— Я на ней стою, — отвечал его милость, — и мой пистолет заряжен.

— Так стреляйте!

Последовали грохот, вспышка, и все окуталось дымом.

Покуда комната еще содрогалась от этого звука, почти до того как вспышка погасла и дым вырвался вслед за ней, в медленно отворившуюся дверь вошел лорд Ричтон с выражением более суровым и мрачным, чем мне когда-либо доводилось видеть на его лице.

— Кто ранен? — спросил он.

В дыму была видна лишь одна стоящая фигура, и в голове Ричтона пронеслась мысль: «Второй, должно быть, убит».

Лорд Хартфорд лежал поперек дверного проема, бледный и неподвижный.

— Мой бедный друг! — вскричал лорд Ричтон и, встав на одно колено, приложил руку к его груди. Это движение исторгло у раненого стон.

— Благодарение Богу, он еще жив! — невольно вырвалось у Ричтона. Человек решительный и хладнокровный, привыкший к виду трупов на поле брани, он тем не менее был поражен зрелищем жестокого смертоубийства в мирной домашней обстановке. Отважный и прославленный воитель, выходивший невредимым из яростных битв, умирал под крышей родного дома. Между пальцами Ричтона текла кровь, огромное багровое пятно расплывалось на оборках его рубашки. Та же алая жидкость пузырилась на губах Хартфорда, который тщетно пытался заговорить. Его ранило в область легких.

Зловещую тишину нарушили громкий стук и оглушительный трезвон дверного колокольчика. Прибыл доктор Купер. Он торопливо вошел. С ним был и цирюльник со всеми необходимыми инструментами. Ричтон молча препоручил им друга и впервые за все время повернулся ко второму участнику сцены.

Герцог Заморна стоял у окна. Он только что убрал пистолет за пазуху и теперь хладнокровно застегивал сюртук.

— Ваше величество ранены? — спросил Ричтон.

— Нет, сэр. Не будете ли вы любезны подать мне перчатки?

Они лежали на комоде рядом с графом. Тот учтиво исполнил просьбу, передав вместе с перчатками большой шарф алого шелка, который герцог снял, когда вошел в комнату. Его светлость укутал шарфом горло и значительную часть лица, так что остались видны только лоб, глаза, и крупный римский нос. Натягивая перчатки, Заморна повернулся к доктору Куперу.

— Каков характер раны, сэр? Есть ли вероятность, что лорд Хартфорд выживет?

— Есть, милорд герцог, но рана серьезная. Задето легкое.

Герцог подошел к дивану, куда уложили его генерала, посмотрел на рану, в которой цирюльник еще орудовал ланцетом, затем перевел взгляд с окровавленной груди на бледное лицо страдальца. Хартфорд, перенесший извлечение пули без единого звука, со стиснутыми зубами, поймал на себе испытующий взор монарха, слабо улыбнулся и заговорил, несмотря на запрет врачей.

— Заморна, — сказал Хартфорд. — Вы меня ненавидите, но вам не уничтожить меня своей ненавистью. То, что случилось, — пустяк. Почему вы не причинили мне больших мучений, чтобы я мог снести их не дрогнув? Десять минут назад вы назвали меня грубым ангрийским сквайром. Ангрийцы такие же люди, как уроженцы Запада.

— Скорее животные, — отвечал Заморна. — Верные, отважные, благородные животные.

Он вышел на крыльцо, у которого уже ждала вернувшаяся коляска. Ричтон задержался, чтобы проститься с другом.

— Что ж, — проговорил Хартфорд, слабыми пальцами отвечая на рукопожатие графа. — Заморна со мной поквитался. Однако ж я не держу на него зла. Я полюбил его подругу вопреки рассудку и не жалею об этом. Я буду боготворить ее до конца. Букет, если я умру, передайте мисс Лори залог моей искренности. — Он снял с мизинца золотое кольцо и вложил в ладонь Ричтона, затем отвернулся и пробормотал: — Боже правый! Я стерпел бы муки ада, чтобы завоевать ее взаимность. Мои чувства неизменны: я люблю ее и горько упрекаю себя за то, что предал господина. Что ж, он взыскал плату кровью, чистейшей монетой в глазах уроженца Запада. Прощайте, Ричтон.

Они расстались, не сказав больше ни слова. Ричтон вышел, занял свое место в коляске, и она понеслась как ветер.

Мисс Лори сидела после завтрака в маленькой библиотеке. Перед нею было переносное бюро и две разграфленные книги in quarto с записями и цифрами, которые она, по всей видимости, проверяла. За спиною мисс Лори стоял высокий, хорошо сложенный молодой человек с военной выправкой и светлыми волосами. На нем было простое партикулярное платье, и только эполет на одном плече указывал на воинский чин. Молодой человек с пристальным вниманием следил за тоненьким пальчиком, который скользил вдоль длинных столбцов, покуда мисс Лори быстро считала в уме. Странно было видеть глубокую сосредоточенность на ее белом личике, обрамленном темными завитками кудрей, и едва заметное шевеление губ, таких нежных, что они казались созданными исключительно для улыбок. Эдвард Перси за своими конторскими книгами не мог бы глубже погрузиться в таинство сложения дробей и пересчета фунтов в пенсы и шиллинги. За этим занятием прошел примерно час; тишину нарушали только редкие замечания мисс Лори касательно оправданности того или иного пункта либо затерявшегося фартинга, которого не хватало в общем итоге. Ее тщательность и деловитая аккуратность изумляли. Ни малейший огрех не ускользал от внимания мисс Лори; она отмечала их в немногих словах, но с быстрым испытующим взглядом. Впрочем, молодой счетовод был, очевидно, привычен к ее строгим ревизиям, и в целом его записи являли собой образец прилежания.

— Отлично, — сказала мисс Лори, закрывая книги. — Ваши счета делают вам честь, мистер О’Нилл. Можете передать его светлости, что все верно. Мои записи в точности сходятся с вашими.

Мистер О’Нилл поклонился.

— Спасибо, мадам. Ваши слова очистят меня от обвинений лорда Хартфорда. Когда его милость в прошлый раз инспектировал форт Адриан, мне пришлось выслушать в свой адрес много нелестного.

— Из-за чего? — спросила мисс Лори, отворачивая лицо, чтобы скрыть румянец, вспыхнувший при упоминании лорда Хартфорда.

— Трудно сказать, мадам, но его милость был чрезвычайно зол. Придирался ко всем и вся. Мне подумалось, что он не в себе, и это общее мнение.

Мисс Лори мягко покачала головой.

— Не говорите так, Райан, — произнесла она с легкой укоризной. — У лорда Хартфорда много забот, и он по натуре довольно суров. Вам надо учиться сносить его вспышки.

— Нужда не знает законов, мадам, — с улыбкой ответил О’Нилл, — так что мне приходится их сносить. Однако его милость в армии не любят. Он наказывает плетьми за малейшую провинность. Нам в сто раз милее граф Арундел.

Мисс Лори тоже улыбнулась.

— Мы с вами уроженцы Запада, мистер О’Нилл, — ирландцы, и предпочитаем соотечественников. И тем не менее Хартфорд — храбрый офицер. Солдаты всегда могут на него положиться. Не будем пристрастны.

Мистер О’Нилл отвесил поклон, давая понять, что не станет оспаривать ее слова, но при этом улыбнулся, как если бы сомневался в их справедливости. Он взял конторские книги и пошел к выходу, однако перед самой дверью обернулся к мисс Лори и сказал:

— Герцог просил уведомить вас, мадам, что, вероятно, приедет часа в четыре-пять.

— Сегодня? — взволнованно спросила мисс Лори.

— Да, мэм.

Она мгновение молчала, затем сказала быстро:

— Очень хорошо, сэр.

Мистер О’Нилл вышел с еще одним низким и почтительным поклоном, на который мисс Лори ответила немного рассеянно. Ее мысли кружились в водовороте. Еще долго после того, как счетовод удалился, она сидела, подперев голову рукой, захваченная потоком образов и картин, рожденных простой фразой: «Герцог приедет сегодня».

Бой часов вывел ее из задумчивости. Мисс Лори вспомнила, что два десятка дел ожидают ее указаний. Всегда деятельная, всегда занятая, хозяйка Хоксклифа не имела обыкновения проводить долгие часы в праздных мечтаниях. Она встала, закрыла ящичек с письменными принадлежностями и вышла из тихой библиотеки туда, где царила домашняя суета.