— Вы чего дадите взамен хлеба?

— Во-от! Хлеб даром не даётся!

— Братцы, неправильно! Хлеб — есть!

— Есть? Ну, ты и давай!

— Пусть попробует, даст! Я ему дам по башке колом…

Яков и Сергей ходят по селу, просят хлеба, им сердито отказывают. Одна баба дала краюху, — старик из избы кричит:

— Зачем даёшь? Волчата, оборванцы эти с городскими пришли! Гони их прочь, гони!

Мальчики бегут.

Сергей и Яков идут, вдали видно водокачку станции.

Яков. Ну и жадные мужички-то!

Сергей. Как мощи расковыривали, так они ничего, а хлеба попросили у них, так драться!

Станция, но уже другая, побольше. Пришёл поезд, на перроне человек пятьдесят рабочих, это — другой отряд. Рабочий во флотской фуражке, с винтовкой за плечами, говорит начальнику станции:

— Эти три вагона — отцепить, поставить на запасной путь. Мы оставим охрану, четверых хватит?

— Как хотите.

— Тебя спрашивают! Спокойно здесь?

— Теперь — везде беспокойно.

Трое рабочих ведут Сергея и Якова.

— Вот, товарищ Михайлов, послушай, что парнишки рассказывают.

Маленький городок. Украшена трёхцветными флагами площадь. Перед церковью толпа горожан. К ограде привязаны кони, около них сидит, покуривая, казак с погонами на плечах, другой лежит на земле, спит. Среди горожан ещё человек пять казаков. Офицер беседует с дамами. С паперти старичок гонит палкой Сергея, Якова. Из церкви выносят иконы, хоругви, выходят попы. Из улицы на площадь появляется ещё процессия с иконами и хоругвями.

Удар колокола. Крики:

— Идут!

Процессия выстраивается. Впереди попы в ризах, усатый человек с блюдом, на блюде хлеб-соль. По бокам его — две девицы с букетами цветов. На площадь выезжает конный отряд, впереди его — два офицера. Попы, певчие и горожане поют:

— «Спаси, господи, люди твоя… победы православному русскому воинству…»

Чистенько одетый горожанин кричит:

— Стой! Держи его! Держите воришку.

Схватили мальчика, — кто-то кричит:

— Позвольте, так нельзя! Это — самосуд.

На группу людей, которая окружила Казимира, наехали конники белого отряда, люди разбежались. Казимир ползёт прочь из-под ног лошадей. Его бьют пинками.

Усатый человек, передавая офицеру блюдо с хлебом-солью:

— Итак — ещё раз: добро пожаловать. Ура!

Обыватели ревут — ура! Девицы суют цветы толстому офицеру в очках, он смеётся и спрашивает:

— Почему так много красных цветов? Вы поклонницы красных, а?

— Ах, что вы!

— Просто — у нас мало цветов!

Офицер. А большевиков — много?

Усатый человек. Стыдно сказать, а есть они, есть!

Офицер. Ну, мы сделаем так, что их не будет.

Яков разговаривает с казаком:

— Ой-ёй, сколько вас приехало! Сосчитать нельзя!

Казак. И — не пробуй, уши оборвут, если считать будешь.

Яков. Да — мне зачем? Я и так вижу — сто.

Казак. Ну и дурак!

Яков. Значит — больше. А это — пушечки?

Казак. Пулемёты. Однако — пошёл прочь!

Огород, примыкающий к ограде кладбища. Сергей помогает двум солдатам собирать огурцы, их складывают в мешок, который держит парнишка лет 15, Пётр.

Сергей. Очень храбрые вы, мало вас, а целый город сразу завоевали…

Солдат. Нас, браток, не мало.

Сергей. Ещё придут?

Солдат. Придут, не бойся!

Сергей. Скоро?

Другой солдат. Это тебя не касается. Ты — делай, что делаешь.

Солдат. Нет, его — касается, он здешний.

Пётр. Вовсе он не здешний, а беспризорник.

Сергей. Врёшь. Я — со станции.

Солдат берёт мешок из рук Петра и уходит со своим товарищем.

Пётр, оглядываясь на Сергея, провожает их. Сергей отходит к ограде кладбища, делая вид, что хочет помочиться, но, когда солдаты ушли, быстро перелезает через ограду. Пётр видит это.

Кладбище. Между могил бежит Яков. Сергей — выходит из-за памятника.

— Ну, сосчитал?

Яков. Пятьдесят четыре, а пулемётов — три.

Сергей. Я тоже сосчитал: восемьдесят семь человек. Их ночью побили красные. Бежим скорей. По одиночке надо…

Яков. Погоди! Помнишь Казимира? Его избили, он в карман залез.

Сергей. Чёрт… иди!

Яков быстро уходит.

Пётр (подходит). Вы зачем солдат считали?

Сергей. А тебе что?

Пётр. Я знаю — зачем!

Сергей. Пошёл прочь.

Пётр. Вас красные подослали.

Сергей. Ах ты, сволочь.

Бросился на Петра, тот бежит. Сергей кинул куском кирпича вслед ему и тоже бежит в противоположную сторону.

Скачут три казака. Вдали, направляясь к лесу, — Сергей. Оглянулся и, увидав солдат, бросился в лес.

Солдаты у опушки леса. Один из них говорит:

— Чёрт его поймает в лесу-то.

Идёт Яков, на ходу ест хлеб. Его догоняет Пётр. Догнал, схватил за волосы.

— Куда топаешь, а?

— Пусти!

— Зачем солдат считал?

— Просто — так! Пусти…

Пробует вырваться. Пётр повалил его, сел верхом на грудь.

— Шпионишь, сука? Я те дам… Хошь — в город отведу, белым отдам? Выпорют тебя и повесят.

Яков плачет.

Пётр и Яков идут рядом.

Пётр. Красные, белые, это мне — наплевать! Я — сам по себе живу. Не хнычь. Подручным моим будешь, не пропадёшь.

Яков. Сергея жалко.

Пётр. Его уж повесили. Чёрт с ним. Таких — много.

Город. Маленькая площадь. Ларьки, на них торгуют разной мелочью и съестным: колбасами, булками. Много белых солдат, казаков — есть пьяные. Проходит под конвоем группа евреев, почти все — старики. Солдаты и обыватели свистят, ругаются. На углу улицы, на тумбе, сидит старая еврейка, у ног её — корзина с булками, она смотрит вслед арестованным, шепчет, шевелятся губы. Из-за угла выходит Яков, Пётр, хватают булки, бегут. Еврейка вскочила:

— Ой-ой!

Полупьяные обыватели хохочут, кричат.

— Беги, беги, парнишки. Прозевала товар, чертовка.

Пётр и Яков на окраине города, сидят на земле, под забором, едят булки.

Пётр (учит). У жидов можно всё воровать, для них — законов нет. Украдёшь — люди над ними же смеяться будут.

Яков. Нехорошо это. Воровать, так у всех.

Пётр. Болтай чепуху! За всех полиция вступится, башку тебе свернут.

Поздний вечер. Сумрак, на станции уже горят фонари. На перроне — Яков. Подходит поезд смешанный, пассажирские и товарные вагоны. С тормозной площадки вагона соскочили двое маленьких оборванцев. Яков присмотрелся к одному из них и кричит:

— Сергей!

Разговаривают. Сергей и его товарищ делятся хлебом. Затем все, когда поезд отправился, залезают на площадку.

Окраина провинциального приволжского города. Старое, казарменного типа, здание — приют для голодающих детей.

Служебная комната. За столом сидит лысый человек, курит и пишет. Входит женщина.

— Привезли ещё партию крестьянских детей, сорок три.

— Вы знаете — нам некуда поместить их.

— За вчерашний день и сегодня убежало двадцать шесть человек.

— У нас нет возможности удержать бегущих. Устраивайте новых, как-нибудь. Всё равно — разбегутся.