— Вероятнее всего, он будет честным купцом, как его отец и дед. Может быть, впрочем, он будет адвокатом; это теперь выгодное занятие.

Будущий адвокат залился горьким плачем, может быть, от судьбы, которую ему предсказывали родители, или от солнца, которое как раз на него бросало июньский квадрат. Бабка Софонизба быстро поднялась от столика, где она пила кофей около очага, передвинула ребенка в тень, закрыла его одеяльцем и, тихо шлепнув для окончания, подняла очки на лоб и промолвила:

— Браки и должности в небе решаются. Никто не знает, кто кем будет. Вот если он сделается графом или чудотворцем, то я удивлюсь и скажу, что он — молодец.

Феличе, закрыв глаза, тихонько хлопала рукою по голубому одеялу, улыбаясь и словно мечтая, что будет с маленьким Беппо, недавно окрещенным в Палермском соборе.

Летний жар уже сломился, и Пьетро Бальзамо отправился в прохладную лавку; ушла и повивальная бабка Софонизба, а Феличе все лежала, стараясь скосить глаза, чтобы увидеть Иосифа, который уже тихо таращил свои большие карие глазки. Действительно, не может быть у купца таких глаз, таких странных бугров на лбу, такой печати (конечно, печати) необыкновенности на всей большой голове.

И мать, и сын оба думали и видели (по крайней мере, Феличе), как на стене выскакивали, словно картонные, квадраты, на которых было написано поочередно: кардинал, полковник, адвокат, купец, чудотворец, граф. Последний квадрат появлялся чаще других и был весело-желтого цвета.

В сумерках Пьетро вернулся, жена только что проснулась и, подозвав к себе мужа, тихо сказала:

— Несомненно он будет графом!

Бальзамо хотел было послать за доктором, думая, что у жены начинается бред, но Феличе остановила его, сказав, что она совершенно здорова. Пьетро сел у кровати и сидел долго, не зажигая огня и смотря на безмолвный пакетик, где заключался будущий полковник. Так досидели они до первых звезд, когда служанка принесла свечи и стала накрывать на стол для ужина.

Мальчик рос, как растут все дети небогатых купцов, хотя родители ему предоставляли больше свободы, чем это принято. Феличе огорчалась, что Иосиф плохо растет и будет маленького роста, несколько утешаясь тем, что он все-таки крепкого сложения, широкоплеч, имеет высокую грудь, маленькие руки и ноги (как у графа) и выразительное смелое лицо. И характер имел смелый, предприимчивый и открытый, не без некоторой вспыльчивости, впрочем. Был щедр, почти расточителен, скор на руку и крайне самолюбив. Часто, когда Беппо прибегал домой и с жаром рассказывал об уличных драках, отец качал головою и полушутливо, полусерьезно говорил: «Нет, брат, плохой из тебя выйдет купец! Разве только матрос на торговом судне. Уж очень ты задорен и важен, так жить нельзя!» Мать ласкала сына и радовалась словам Пьетро, потому что вовсе не считала положение купца самым выгодным и достойным для своего любимца.

Однажды утром он рассказал ей удивительный сон.

Ему не спалось, и сначала наяву он увидел, как по темному воздуху двигались и сплетались блестящие голубоватые фигуры вроде тех, что он как-то заметил в учебнике геометрии: круги, треугольники, ромбы и трапеции. Соединялись они в необыкновенно разнообразные узоры, такие красивые, что, казалось, ничего на свете не могло быть лучше их, хотя и были они одного цвета. Как будто вместе с ними носились какие-то инструменты каменщиков, совсем простые: молотки, отвесы, лопаты и циркули. Потом он заснул и очнулся в большой зале, наполненной одними мужчинами, посредине стоял большой стол, как на придворных обедах, с хор раздавались скрипки, флейты, трубы и контрабасы, а сам Иосиф висел в воздухе, сидя на голубом облаке. Внизу, прямо под ним, на маленьком столике стоял графин с чистой водой, и около находился голый мальчик с завязанными глазами; руки его были скручены за спину полотенцем. И Иосиф понял, что этот пир — в честь его; у него горели щеки, он чувствовал, как билось у него сердце, между тем как голубое облако, описывая мелкие (все мельче и мельче) круги, опускалось прямо на столик с графином. Ему было так радостно, что он проснулся, но и проснувшись продолжал чувствовать, как бьется его сердце и как пахнет вареным красным вином, смешанным с анисом и розами.

Феличе весь этот сон поняла попросту и объяснила, что Джузеппе женится на графине, будет держать открытый дом и каждый день обедать с музыкой, которая будет играть арии Перголезе. Но, кажется, она боялась сглазить предсказание, потому что усиленно просила сына никому не рассказывать об этом виденьи, обещая и со своей стороны полный и строгий секрет.

Вскоре после этого сна Иосиф, гуляя в отдаленной части города, засмотрелся на недавно отстроенный дом, с которого не успели еще снять лесов. Он был очень красив, в четыре этажа, выкрашенный в розовую краску; на крыше стояли гипсовые вазы, вероятно, чтобы потом сажать туда вьющиеся цветы. На крыльце сидела худая женщина с ребенком. Очевидно, она пришла издалека и несколько дней не ела, так бледно и худо было ее лицо. Нищая не обратилась к Иосифу, она его не заметила, да и потом, естественно было подумать, что такой маленький мальчик едва ли может оказать какую-либо помощь, разве сбегать в аптеку или полицию. Но у Иосифа всегда почти были деньги. Имея доброе и быстрое на решения сердце, он, не дожидаясь обращения, сам подошел к сидящей женщине и молча протянул ей маленький голубой кошелек, где бренчало несколько монет, которые он ей и предоставил. Так как Иосиф был маленького роста, то на вид ему казалось не больше восьми лет. Нищая с удивлением посмотрела на благотворительного малютку в чистом синем камзольчике и не прятала кошелька, очевидно думая, что деньги не принадлежат мальчику или что он сам не соображает, что делает. Но синьор Бальзамо очень важно заметил:

— Не беспокойтесь, это мои деньги, и сейчас они мне не нужны. Я буду очень рад, если они вам пригодятся.

Женщина разразилась благословеньями и поцеловала руку Иосифу, которую тот не отдернул, но, наоборот, очень охотно, по-видимому, подставил для поцелуя. Затем он не спеша повернулся и хотел было уже отправиться домой, как вдруг увидел, что его благодеяние не осталось без свидетелей. У соседнего дома стоял высокий молодой человек в сером плаще и внимательно смотрел на Иосифа. Сам мальчик не понимал, что заставило его подойти к незнакомцу и почтительно приподнять треуголку. Тот улыбнулся, но продолжал молчать и не двигаться. Остановился и Иосиф. Наконец человек в сером плаще взял Иосифа за руку и спросил как-то странно:

— Хотел бы ты иметь такой дом?

Мальчик не любил, когда посторонние говорили с ним на «ты», и притом совсем не был подготовлен к такому вопросу; поэтому он промолчал и только перевел глаза на розовое здание. Незнакомец продолжал:

— Но насколько прекраснее выстроить такой дом, нежели владеть им.

Мальчик все молчал.

— Как хорошо бы выстроить прекрасный светлый дом, который вместил бы всех людей и где все были бы счастливы.

— Дома строят каменщики!

— Да, дитя мое, дома строят каменщики. Запомни, что я тебе скажу, но забудь мое лицо.

При этом незнакомец наклонился к Иосифу, как будто именно для того, чтобы тот его лучше рассмотрел. Лицо его было прекрасно, и мальчик как бы впервые понял, что есть лица обыкновенные, уродливые и красивые. Молодой человек пробормотал:

— Как ни таращь свои глаза, все равно ты позабудешь, чего тебе не нужно помнить!

Потом выпрямился и начал несколько торжественно:

— Иосиф, у тебя доброе сердце и славная голова, смелый характер и веселый нрав. Я не говорю о других дарах. Никогда не употребляй их во зло другим и для достижения мелких, ничего не стоящих выгод. Будь расчетливым купцом, в этом я согласен, пожалуй, с твоим батюшкой, потому что злодейство, в конце концов, есть вещь невыгодная для самого злодея и ни к чему доброму не приводит. У тебя же большой, огромный путь! Ты даже сам не предполагаешь, какая участь тебе готовится.

Мальчик вдруг заметил: