— Вы в своем праве, — поклонился чиновник. — Но законы едины для всех: без решения санитарной комиссии мы не можем открыть приют.

Бет хотела было потребовать встречи с магистратом, но тут же сообразила, что, скорее всего, натолкнется на такую же вежливую ложь. Не нужно терять времени на чинуш.

Она села в машину и велела Галахаду двигаться прямо в императорский дворец.

Идентифицировав личность, ее впустили внутрь без проволочек. Распорядитель сказал, что государь в гимнасиуме, упражняется с тайсёгуном на мечах.

— Значит, они оба здесь, — сказала Бет. — Вот и отлично.

Гимнасиум представлял собой длинный зал с галереей, где вдоль стен стояли разнообразные тренажерные аппараты, а посередине шла фехтовальная дорожка. То, что происходило на этой дорожке, на миг заставило Бет замереть от восторга.

И Рихард, и Керет, обнаженные до пояса, были совершенством каждый в своем роде. Полураздетого дядюшку Бет уже видела, полураздетого Керета еще нет, и сейчас, если бы ей предложили роль Париса, она бы съела яблоко, чтобы не делать выбора. Прекрасны были оба.

Но если включить в шкалу и фехтовальное мастерство, решила она, то яблочко, несомненно, было бы дядюшкино. Керета явно учили лучшие флордсманы Картаго — и школа была видна. Рихард же двигался так естественно, словно свог был… нет, даже не частью его тела. На этой стадии мастерства находился Керет, Рихард же вместе с клинком сам бы продолжением чего-то большего, чего-то превыше мастерства, чего-то… почти божественного. Он очевидно поддавался Керету, но без всяких признаков лести: просто если бы он, отвечая на выпады юноши, доводил каждую контратаку до конца, этот поединок продлился бы секунда полторы, не более. Керет прекрасно знал, что Рихарду он не соперник — и был явно доволен ролью партнера.

Бет облокотилась о перила и замерла так, любуясь великолепием этого танца. Она могла бы смотреть на это часами, забыв о своем деле — но Керет уже явно начал выбиваться из сил, и дядя воспользовался ее появлением как предлогом закончить схватку.

— Ты вовремя, — дядя поднялся на галерею и поцеловал Бет в щеку. — Ночью я улечу.

— Куда? — изумилась Бет — Зачем?

— Тайсёгун — прежде всего военачальник, — напомнил Керет, поцеловав невесту в другую щеку. — Его ждет Крыло. Перед отлетом сеу Шнайдер зашел ко мне, обсудить кое-какие дела, и застал меня в гимнасиуме. Он подарил мне замечательный поединок.

— Не такой уж и замечательный, — пожал плечам Рихард, в то время как подошедшие гемы растирали обоих бойцов влажными полотенцами, от которых исходили тепло и аромат. — Мое мастерство несколько подзаржавело, государь.

— Даже если так — вы все равно даете мне сто очков форы, — улыбнулся Керет. — Эльза, подожди нас в лазурной гостиной, мы сейчас переоденемся.

В лазурной гостиной им подали легкое вино и натуральные фрукты.

— Ты была в Храме? — как бы невзначай поинтересовался Рихард.

— Да, — и, предупреждая следующий вопрос, Бет добавила: — с Аэшей Ли. Мы говорили об отце.

— Он был великий человек, — Керет склонил голову.

— Да, — согласилась Бет. — Даже более великий, чем я себе представляла. Но сегодня я была не только в Храме. Я была еще и в магистрате.

— Вот как, — прохладно отозвался Рихард. — И что же?

— Они бессовестно тянут время. А гемы продолжают каждый день погибать от жестокого обращения!

— По вине этологического диверсанта, имя которого тебе известно, — хмыкнул Рихард.

— По вине всяких уродов, которым все равно, что кошку замучить, что человека! — Бет привстала в своем кресле.

— Пусть так — но этими уродами движет страх перед возможным восстанием рабов, — бесстрастно ответил Рихард. — Древний, как жизнь, страх за свою шкуру. И этот страх вселил в них Апостол Крыс.

— Кто бы ни был в этом виновен, — в голосе Керета прозвучали уже знакомые Бет жесткие нотки, — мы не повернем время вспять. От жестокого обращения следует защищать даже жвотных. Пожалуй, я дам Роксане Кордо высочайшее разрешение на организацию приюта. Нет, — юный монарх поднял брови. — Я издам высочайший указ о создании таких приютов на каждом из четырех континентов и назначу леди Роксану исполнительницей этого повеления. С соответственными полномочиями. Как вы хотели назвать свое заведение, Эльза?

— Са… Салим, — Бет осознала вдруг, что вторую часть ответа Тейярре выслушала с открытым ртом.

— Салим… прекрасное слово, — голос Керета сделался опять привычно мягким. — Оно означает «мир».

Это могло показаться странным и даже смешным, но Констанс не помнила, какого именно числа и в какой день недели Монтег принес весть о том, что Дик жив. Это было настолько потрясающим известием, что этот день так и стал для нее «днем, когда я узнала». Время плена раскололось на «до» и «после»

«До» тянулись беспросветные дни, неотличимые один от другого. Констанс потому и потеряла счет времени, что не происходило ничего. Она учила Джека читать, писать, пользоваться сантором и инфосетью в тех ничтожных пределах, в каких ей позволял допуск. Когда прошли шторма начала осени и установилось спокойное время предзимья — гуляла с братом и сыном по дамбе, наблюдая, как гемы засевают чеки спорами гаса и запускают туда детву угрей и капп. При маноре была небольшая фабрика, где высушенные гаса трепали автоматы, отделяя волокна стеблей от сухих листьев. То, что оставалось после превращения стеблей в массу бурого, пригодного к прядению волокна, смешивалось с разного рода органикой и прессовалось в брикеты для использования в городских и станционных гидропонных системах. Безотходное производство.

Дела вел эконом Плутон, хотя, конечно же, как гем-раб, никаких сделок заключать он не мог — это делал Монтег. Но за весь производственный цикл отвечал Плутон, и за подготовку документов — тоже. Как поняла Констанс из их разговора (даже не подслушанного — просто они привыкли к пленникам), у них были постоянные, не менявшиеся еще со времен Бона покупатели. Дела у их покупателей шли прекрасно: по мере того как уменьшалось поступление на Картаго импортных тканей и волокон (а те, что производились по импортным технологиям, дорожали из-за трудностей с ввозом запчастей для производственных ботов) все большей популярностью пользовалось волокно гаса. Из него выходила гигроскопичная, ноская и легкая в обработке ткань, из него делали красивую бумагу, напольные и настенные покрытия и еще много чего. Кроме гаса, Моро выращивал еще и пауков. Под манором была разветвленная система подземных тоннелей, где жили эти твари. Питались они, как поняла Констанс, все той же растительной органикой, а выращивали их ради шелка. Один раз Плутон показал ей это генмодифицированное существо — бледное, длинноногое создание, хрупкое и недолговечное — жизненный цикл пауков длился год, и каждое четвертое поколение уничтожали, чтобы избежать появления непредсказуемых мутаций. После этого в лабораториях-заводах дома Сонг закупали новую партию самцов и самок — и воспроизводили цикл сначала.

Констанс хотела изучать язык гемов — но со своим ограниченным допуском нигде не нашла никаких пособий. Пришлось изучать нихонский, чтобы не сойти с ума от безделья. Она уже понимала отдельные слова в потоке речи рабов, но не узнавала большинство грамматических форм. Она бы бросила это, если бы нашлось еще какое-то занятие.

Итак, дни сменялись днями, дожди — промежутками ясности, куда-то пропал Моро, а за ним и Монтег — но Констанс не обратила на это особого внимания: эти двое часто исчезали, полностью полагаясь на изоляцию своего поместья и на надежных слуг. Констанс перестала смотреть на календарь, и поэтому, когда Монтег сказал ей, что Дик жив, она не запомнила даты. Это просто случилось.

Сначала она не поверила:

— Не может быть. Это очередная ложь.

Монтег, ни слова не говоря, изменил настройки безопасности сантора, открыв Констанс полный допуск в инфосеть. Чтобы Констанс не возилась долго, он даже лично запустил поиск по словам «Суна Ричард», «Апостол крыс» и «Брат смерти».