Да, это я сделал глупость, — подумал Дик. Надо было потянуть еще немножко. И не забывать, никогда не забывать о том, что для Рива ты в первую очередь не проповедник, а ловкий и удачливый убийца.
Несколько дней назад Дик попытался сам найти что-то о татуировщике Сэйкити, но в городской инфосети не отыскалось ничего путного, кроме очень древнего рассказа. Ссылки вели на многие библиотеки, и Дик вошел в первую попавшуюся. Вряд ли совпадение имен случайно, подумал он, дочитав недлинную историю и перейдя к следующей. С Сэйкити-татуировщиком, героем рассказа, он не хотел бы встретиться в этой жизни. Каков же человек, взявший имя этого героя? И почему именно он, и никто другой, может вывести Ройе к Северину Огате? Дик не верил, что сын лорда Сога мог бы скрыться куда-то без ведома и попустительства своей матери. А Детонатор обладал в городе немалым влиянием, да и город-то невелик по сравнению с теми же Пещерами: всего 40 000 населения. Ройе проговорился тогда: «Северин ведет себя как безумец» — но почем ему знать, как Северин ведет себя сейчас? Если бы Северин серьезно спрятался, Ройе говорил бы о нем в прошедшем времени, а значит, дело вовсе не в том, что Северин прячется, а в том, что прячется он именно от Ройе, не хочет с ним говорить. Но о чем же он будет говорить с Диком, если будет? Он служил на Сунагиси — и взял там жену, двоюродную сестру Райана Маэды. Он привез девушку сюда, и его мать отобрала у нее ребенка… По словам Ройе, она делает все, чтобы сын слыл больным и безумцем, но насколько можно верить словам Ройе? И сегодняшнее предупреждение явно касалось того, что долго сохранять тайну своего имени не удастся. Он должен открыться Огате? А что потом — драться? Ради чего — ради туманных обещаний Ройе свести его с теми, кто поможет заключить перемирие ели не с Сэйта, то хотя бы с «имперскими» навегарес?
К завтраку он пришел задумчивым, и Ройе пришлось дважды окликнуть его, чтобы он поднял голову от тарелки.
— Простите, сударь…
— Я сказал, сегодня ты пойдешь со мной, — интонация была не вопросительной и не повелительной — а ставящей перед фактом.
— Хорошо, — кивнул Дик. Это значило, что придется надевать контактные линзы, ботинки и плащ, брать вещмешок…
— Без барахла, пожалуйста, — сказал Ройе, словно прочитав его мысли.
— Почему? — вскинулся Дик.
— Потому что я тебя прошу, боя. Прошу, понимаешь?
— Хорошо.
— Лун, выдай ему пояс и боевой флорд, — продолжал распоряжаться Ройе. — Форма готова?
— Да, сеу Ройе, — Лун чуть зедержал кивок, превратив его в поклон. — Может быть, она ещё не совсем подогнана под фигуру молодого человека. Но…
— Неважно, — отмахнулся Ройе. — Мы идем не на парад. Огаи, оденешься в то, что даст тебе Лун.
— В форму экологической полиции? — уточнил Дик.
— Да. Я не хочу, чтобы раньше времени возникли вопросы о том, кто ты такой.
— А что, со временем… они возникнут?
— Неизбежно, — Ройе закончил завтрак и залпом прикончил кружку своего утреннего пива. — Жду тебя через пятнадцать минут. Остальные свободны.
…Из особняка они вышли втроем — кроме Дика, Ройе взял Скимитара. Ройе во время войны служил в легкой пехоте и был морлочьим туртаном. Это значило, что он умел перемещаться со скоростью морлока. Большинство командиров морлочьих подразделений были маленькими и легкими — бойцы носили их на спинах, когда нужно было куда-то бежать быстро. Дик по своей комплекции как раз подходит, как сказал ему однажды Гедеон. Но попадались, хоть и редко, такие, как Ройе — по росту, ширине шага и силе своим солдатам под стать. Дику пришлось шагать чуть ли не вприпрыжку, чтобы успевать за ними, хотя оба двигались легким, вполне прогулочным шагом.
Через два квартала юноша все-таки решил спросить:
— А что, Сэйкити живет в центре?
— Почему ты решил, что мы идем к Сэйкити? — Ройе хмыкнул. — И откуда ты знаешь, где центр, ты ведь не покидал дома?
— Но план города выучил. У меня, если вы помните, хорошая пространственная память.
— Я все помню. Мы идем не к Сэйкити, а в суд.
— Зачем?
— Я хочу показать тебе там одного человека.
— Мне его? Или меня ему?
— Тебе его. Для того и форма, чтобы он не очень обращал на тебя внимание.
— А что за человек?
— Какой ты настырный, боя. Нуарэ или Дормье. Я не знаю, кто из них придет.
— Зачем они мне?
— Объясню потом. И если ты беспокоишься насчет Сэйкити — то сегодня я скажу тебе, где он, но сейчас ты туда не пойдешь.
— А когда?
— После обеда. Вот тогда-то, кстати, и наденешь все свое рубище. И плащ, и вещмешок.
— Потому что с человеком в форме экологической полиции Сэйкити не станет разговаривать?
— Именно.
Они свернули на улицу, ведущую к центральной площади города, и Дик увидел вдали, между домами, темную угловатую фигуру, по плечи поднимающуюся над толпой. Еще с полсотни шагов — и Дик разглядел профиль, а затем и узнал его.
Посреди площади стояло высеченное из зеленовато-серого камня изваяние Экхарта Бона.
Когда они вышли на площадь, Ройе поинтересовался:
— Хочешь посмотреть поближе?
Они обошли статую со всех сторон — и Дик увидел на фронтальной части традиционный поминальный алтарь и большую надпись: «ПОМНИМ».
— Что ты об этом думаешь? — Ройе кивнул на памятник.
— Очень красиво, — сказал Дик.
Скульптура и в самом деле была не похожа на виденные им до сих пор изображения Бона. Их авторы придерживались единого канона — все они изображали Бона с чуть запрокинутой головой, скрестившим руки на груди, задрапированным в тяжелые, со многими складками, ткани. Здесь же он выглядел иначе. Вместо драпировок — обычная одежда: прямые брюки и куртка, широко распахнутая на груди. В правой руке — флорд, еще не активированный, но уже готовый к активации — Бон держал его обратным хватом, лезвием к себе. Голова чуть наклонена вниз, губы чуть раскрыты в улыбке — словно у человека, только что хорошо пошутившего и ожидающего, что шутка вот-вот дойдет до собеседника. Глядя на разлёт бровей давно умершего тайсёгуна, юноша вспомнил Бет, его посмертную дочь. Это было больно, потому что Дик очень много душевных сил тратил на то, чтобы о ней как раз не помнить.
— Северина Огату честят сумасшедшим, и это одна из причин, — сообщил Ройе, продолжая глядеть на памятник. — Его работа.
— Он… сделал это? — Дик оценил дерзость и изящество замысла. — Или… только заказал?
— Сделал, своими руками. Он отлично рисует и знает толк в скульптуре. А госпожа Сога ничего, абсолютно ничего не могла сделать, — Детонатор улыбнулся и покачал головой. — Ну, идем. Суд по правому борту.
К зданию суда со стороны ворот тянулась длинная очередь. Вдоль очереди ходили туда-сюда люди с голопроекторами на головах. В воздухе над ними горело: «11 минут до конца очереди…», «20 минут…» «34 минуты…» Время от времени кто-то подходил, давал кому-то деньги и занимал его место. Чтобы попасть к зданию, Дику, Ройе и Скимитару пришлось пройти сквозь очередь, и эти люди немедленно начали предлагать цену за услуги.
— Ты что, болван, не видишь — это Детонатор! — громким шепотом просипел кто-то одному особенно настырному. — У него здесь абонемент!
Остальные засмеялись.
— Нарабия, — Ройе презрительно скривился. — Стервятники.
— Они продают свои места в очереди?
— Попал. И не так уж дешево. Сукины дети, сколько денег я для них заработал, и хоть бы раз кто кружку пива предложил.
— Вы — для них?…
— Самые интересные процессы — с моим участием, боя.
— И сегодня?
— Сегодня непременно. Просто обязательно.
Ройе показал охраннику у двери какой-то бланк-чип, и под завистливые взгляды очередников и нарабия Дик вошел в дверь между ним и Скимитаром.
Здание суда представляло собой шатер, почти точно повторяющий городской купол. Большинство горожан жило все же под более фундаментальными крышами — из разных пластиков и легких металлов — но общественные здания обычно покрывали тканью. Ну, правильно: большой купол на голову свалится — никому мало не будет. Из-за этих облегченных крыш, кстати, звукоизоляция в Шоране была неважная, и оттого популярностью пользовались локальные звукоизолирующие силовые поля разного радиуса и времени действия — от полуметра, при этом генератор можно было носить на руке, как сантор-терминал, до нескольких десятков метров — как в этом здании. Когда Дик шел по фойе, ему казалось, что пол выстелен ватой.