К вечеру объявили, что в администрацию будто бы позвонил неизвестный доброжелатель и сообщил, что в Овальный зал подложена бомба.

Всенародноизбранный тут же поручил министру внутренних дел генералу Захаревичу под предлогом спасения жизней очистить помещение. Тот отказался, ссылаясь на депутатскую неприкосновенность голодающих[69].

Обидевшись на Захаревича, Всенародноизбранный вызвал его заместителя полковника Сорванцова. Тот командовал внутренними войсками.

— Тебя кто на должность назначал?

— Всенародно Избранный Глава Государства, — ответил правильно и не задумываясь.

— Ты чьи поручения должен выполнять?

Не задумываясь, и выполнил[70]. В зал пришли спецназовцы в масках. Депутатов вышвырнули и побили. Нет, сначала побили, потом вышвырнули. Экзекуцию засняли на видеопленку, но снимал, разумеется, не Юра Хащ, как тридцатого, поэтому пленку показывать никому не стали. Шурик Лукашонок только и посмотрел, а с народом доверительно поделился своими впечатлениями, выступив по телевизору:

— В официальном помещении я им не мог позволить голодовать. Ну, может, кому из ваших избранников слегка и намяли бока. Так, я извиняюсь, дело житейское...

Простым людям объяснение Батьки понравилось. Обычно в народе всегда за слабых, за пострадавших, но тут тумаков надавали депутатам. Что за депутаты такие, если им можно надавать тумаков?

Симон Поздний ликовал. Вот оно проявилось, хамское лицо новой власти. Победа на выборах у оппозиции в кармане.

Не понимал, что в народе гонимым сочувствуют, но побитых не любят.

С Поздним повстречались в Доме писателя. Еще при Капусте, в серии «Встречная мысль», Дудинскас издал его книжку «Подлинный образ». Кроме политики, там были и стихи. Как и многие из несгибаемых лидеров, Симон Вячеславович бывал сентиментальным.

Дудинскас попросил его заскочить — забрать оригинал рукописи. Лучше, мол, сейчас, а то потом, после выборов, к тебе уже и не подступишься. (В новом парламенте Позднему прочили место спикера.)

— Придется мне потом вас, паважаны Симон Вячеславович, как и прежних начальников, «отлавливать», подкарауливая на площади перед Домом правительства...

Поздний поднимался по лестнице, обернулся, не останавливаясь:

— А мы тебя на этой площади, — и показал, сложив пальцы пистолетиком: — Пух-пух!

Шутка была совсем не в духе Симона Позднего. Но и нетерпеливость в предчувствии скорой победы тоже не в его духе. Поздний — бегун на длинные, исторические дистанции.

Проглотив шутку, Дудинскас заговорил с Симоном о том, что Народному фронту стоило бы, учитывая ошибки президентских выборов, все же скооперироваться с другими оппозиционными партиями. Объединиться с тем же Столяром, с Шильдиковым[71], с Тушкевичем, с Карповым...[72]Власть, как и деньги, поделить всегда можно. Труднее их получить...

— Поздно, — сказал Поздний твердо, как когда-то с Орловым. — Они опоздали. Сегодня они нам уже не нужны.

Он уже ощущал себя спикером парламента. Оттого и шутка у него получилась как бы начальственной[73].

Месяца за два до выборов позвонил Виктор Илларионович Столяр и без обиняков призвал «глубокоуважаемого Виктора Евгеньевича» в свою команду, нужны, мол, думающие и искушенные в предвыборной технологии люди. Дудинскас на встречу пошел. Приглашение Столяра было для него весьма лестным.

— Прошу учесть, Виктор Евгеньевич, мы, как никто, нуждаемся в вашей помощи. Вместе с тем мы даем вам шанс хотя бы на склоне дней нормально пожить в нормальном государстве. И в полной мере ощутить себя уважаемым человеком. В случае нашей победы сначала на парламентских выборах, а потом...

Дудинскас заколебался.

Отчего же не помочь, если просят? С политикой он, конечно, завязал, но невостребованность когда-то нажитого опыта его все-таки удручала. И пожить по-человечески ему хотелось. Хотя, при всех симпатиях к своему тезке, в возможность его скорого прихода к власти Виктор Евгеньевич не очень верил. Так же как не верил в способность лидеров созданного им предвыборного блока оставить личные амбиции.

— Разберитесь между собой, — сказал Дудинскас. — Поставьте на кого-то одного. Если в доме нет хозяина, выберите камень и слушайтесь его, как гласит народная мудрость.

По тому, как надолго Виктор Илларионович замолчал, Дудинскас понял, что попал в больную точку.

Через несколько дней Столяр с Карповым, Тушкевичем и Шильдиковым давали первую совместную пресс-конференцию. Дудинскас пришел и увидел то, чего боялся. Каждый с упрямством пацанов на дворовой площадке тянул биту на себя. Не досидев до конца и вконец расстроившись, Виктор Евгеньевич покинул зал.

Тем не менее, когда назавтра Столяр попросил его зайти, Дудинскас сразу же согласился. Уйдя из правительства, Виктор Илларионович работал Генеральным судьей Содружества Независимых Государств и исправно поставлял «Артефакту» заказы на печатную продукцию. Оплачивал работу он всегда пунктуально, личные отношения от взаиморасчетов подчеркнуто отделял. И ссориться с ним смысла не было.

Когда он вошел в небольшой, но вызывающе стильно — синее с черным — обставленный кабинет, его хозяин с кем-то разговаривал по телефону. Обрадовано кивнув, Столяр широким жестом предложил Виктору Евгеньевичу присесть.

Даже не вслушиваясь, Дудинскас понял, что он говорит с председателем Центризбиркома Абрамкиным, доверительно сообщившим Столяру, что по его округу почему-то выдвигается родственник Олега Карпова. Нельзя ли как-то утрясти это недоразумение, чтобы хоть члены одной команды не сталкивались лбами?

— С Карповым я об этом разговаривать не могу и не стану, — отрубил Столяр. — Пошли бы они!.. Со всем их местечковым интриганством.

Закончив разговор, он обернулся к Дудинскасу:

— Ну как, Виктор Евгеньевич, решились? — не сомневаясь в положительном ответе.

Но тот был настроен совсем не так оптимистично:

— Мой ответ, Виктор Илларионович, вы уже сами произнесли.

Столяр глянул непонимающе.

— Только что, — поднявшись, Дудинскас кивнул в сторону телефона. — Именно это меня в вашей команде и не устраивает. Сначала сговоритесь между собой.

Вежливо простившись, не забыв пожелать Виктору Илларионовичу всяческих успехов и благ, Виктор Евгеньевич Дудинскас ушел из кабинета — теперь уже в полной убежденности, что окончательно и навсегда освободился от участия в любых политических играх.

Тут неожиданно для всех — просто невероятным образом! — к вершине власти снова приблизился Владимир Михайлович Месников. Следом укрепилось положение и Степана Сергеевича Лонга, занявшего в правительстве бесхребетного Чирика кресло первого вице-премьера. Слухи на сей счет муссировались разные: говорили про кадровый голод в аппарате Батьки, заставивший его прибегнуть к помощи опытных аппаратчиков, вспоминали и про руку Москвы, полагая, что все решили давние связи Месникова и давление, оказанное на Всенародноизбранного влиятельными московскими воротилами. Дудинскас разделял иную, житейски объяснимую версию: плата за измену. Оба они не задумываясь сдали Столяра, не уйдя вместе с ним в отставку, о чем предварительно сговаривались. При всей настороженной подозрительности к чужакам штрейкбрехерство Шурик Лукашонок очень ценил.

Так или иначе, но волею судьбы высокие друзья Виктора Евгеньевича снова оказались на коне. Что, естественно, придало ему новую порцию оптимизма. Решительно порвав с оппозицией, он с головой погрузился в свой бизнес. И приступил к реализации плана Володи Хайкина.