Первый — бросить все в городе и взяться за порядок здесь самому. Он не сомневался, что это у него получилось бы. Кроме прочих умений, он теперь научился делать музей.

Скажем, он знал, что первым делом нужно перевести его на полную самоокупаемость.

— Только и всего? — иронизировал Петр Мальцев, когда, встречаясь, они жаловались друг другу на судьбу.

У Мальцева с его любимым детищем газетой «Лица» те же проблемы. Деньги на ее содержание ему приходилось зарабатывать на стороне, что радости, понятно, не приносило.

— Черт возьми! — говорил Мальцев. — Если мой замысел состоятелен, то газета должна кормить и себя, и хозяина.

Виктор Евгеньевич соглашался. Именно состоятельность своей музейной концепции он и надеялся доказать, придя однажды в Дубинки, чтобы как следует их раскрутить. Но Мальцев, увы, продолжал:

— Или дело пустое, или оно может развиваться и без автора.

Без автора ничего в Дубинках не получалось. Так же, как и у Мальцева с газетой.

Оба упрямились, даже себе не признаваясь, что ошиблись они в самом начале. Придумав «светскую» газету «Лица», Мальцев, похоже, поторопился, забыв, что для ее успеха как минимум нужно, чтобы появился свет. А Дудинскас, взявшись возрождать старосветскую культуру, наоборот, опоздал: в ней уже иссякла потребность.

Второй выход был в том, чтобы от музея избавиться.

Об этом он и думал ранним утром, когда болели суставы в ногах от подагры, разыгравшейся после того, как Геннадий Максимович позвонил и сообщил про разрушения, которые причинил Дубинкам ураган.

Об этом он и решил поговорить сегодня вечером в бане со своим давним знакомым Володей Хайкиным, совершенно нечаянно выплывшим из прошлой жизни и оказавшимся совсем крутым.

С Володей Хайкиным, приехавшим на несколько дней из Москвы, они не виделись лет пятнадцать. В ту пору Володя жил в Прибалтике и заведовал чуть ли не всеми курортами взморья, а сейчас занимался нефтью, обустроился в Москве, хотя дом себе приобрел и в Монте-Карло, где жила теперь его молодая жена...

...Которую он снял на улице, предложив подвезти, сразу, как он выразился, трахнул, но телефон взял, а когда через пару месяцев позвонил и она сообщила ему, что подзалетела, не стал помогать ей с абортом, а, наоборот, женился...

...И для которой купил небольшой самолет, чтобы она, оставляя ребенка на няню, могла летать в Москву на занятия, так как была студенткой второго курса.

Вспомнили былое, и Дудинскас пригласил Хайкина в деревню.

По дороге прямо из машины Володя позвонил по радиотелефону не кому-нибудь, а самому премьер-министру России Черномырдину, его сразу соединили, из чего Виктор Евгеньевич и понял, что Хайкин совсем крутой.

В Дубинках, увидев старинный «ЗИМ», отреставрированный для катания туристов, Володя обомлел, тут же уселся за руль и часа полтора, не останавливаясь, колесил по окрестностям, а уже потом, сидя за подвесным столом в бане, расслабившись и совсем разомлев — и от сухого пара с веником, и от общества трех прелестных слушательниц (захваченных им с собой), каждая из которых была совсем не старше его молодой жены, — рассказал про «ЗИМ».

Оказывается, в детстве он в эту огромную черную сверкающую никелем машину был влюблен. Настолько, что однажды заявился в автомагазин на площади Революции (тогда ее называли Круглой). Там рядом с начальственно-демократичной «победой» и был выставлен в свободную продажу черный «министерский» лимузин, потрясавший воображение зевак баснословным количеством нулей на ценнике — в ту пору, когда нули совсем еще не были сегодняшними нулями[66].

Тринадцатилетний пацан Вова Хайкин, одетый, как и все тогда, в вельветовую курточку с карманами на «молнии» и обутый в парусиновые «баскеты», начищенные зубным порошком, вошел в магазин и, направившись прямехонько к старому продавцу, выложил из свертка, обернутого газетой, сорок тысяч рублей и попросил взамен ключи от машины.

Он был еще слишком юн, чтобы понимать, что такие машины так просто не продаются, или догадываться о том, чем может для него закончиться покупка, но уже настолько крут, чтобы его доля в воровском общаке составила эти сорок тысяч.

Но все обошлось, и ошеломленный продавец, который был тоже еврей, не позвонил в милицию, а просто вытолкал незадачливого покупателя вместе с его свертком за стеклянные двери автомагазина, приговаривая:

— Ступай, мальчик, ступай, пока тебя здесь не замели.

Будучи мальчиком смышленым, напутствие доброго дяди Володя Хайкин воспринял. Его и не замели — ни тогда, ни позднее.

Выслушав эту историю и окончательно поняв, с кем он имеет дело, Дудинскас, не знавший, как начать разговор о наболевшем, неожиданно для себя предложил Володе Хайкину купить у него этот «ЗИМ»...

А заодно и все так восхитившие его Дубинки.

— Хочешь я буду работать у тебя управляющим?..

Володя Хайкин к предложению Виктора Евгеньевича отнесся серьезно и пообещал подумать. И вот вновь объявился, чтобы уточнить некоторые, как он выразился, «технические» детали. Хотя интересовал его только один вопрос:

— Ты мне скажи, что там у тебя за отношения с Батькой?

Дудинскас удивился. При чем здесь Всенародноизбранный?

— Ну, что-то там у вас было, какой-то ты там проводил альтернативный фестиваль... И то ли его не пригласил, то ли, наоборот, пригласил... В общем, выкладывай...

Трудно поверить, но у Дудинскаса с Батькой действительно были отношения. При всей дистанции, их разделявшей. Как, впрочем, не только у него, а, пожалуй, у всех здесь. В чем легко убедиться, включив телевизор и увидев, как дотошно Всенародноизбранный вникает в проблемы гинекологии, какие умные советы он дает ученым-физикам, с каким напором проводит планерки с аграриями, сколько душевного трепета излучает, задавая абитуриентам темы сочинений. Закатав рукава, он лично запускает заводы, облагает подданных налогами, штрафует за попытку от них уклониться, устанавливает уровень зарплаты банкирам и руководителям предприятий, причем не только государственных, но и частных. Руководителей он снимает и назначает, меняет местами, судит и милует. Цены на продукты регулирует, инфляцию останавливает, открывает хоккейные площадки и сам на них играет, закрывает газеты и разбирается с журналистами — кто чэстный, кто нечэстный, зная и тех, и других поименно. Кроме того, он лично обеспечивает прилавки магазинов яйцами и маслом, правда, сетуя на нехватку рук.

— Взялся за яйца, — откровенничает, с экрана, — так тут же масло исчезло.

На что нечэстные сразу злословят, требуя, чтобы больше ни за какие части тела он не брался.

Поверить в такое трудно, иностранцы, особенно дипломаты, долго и не верили, а телевизор смотрели с недоумением, как трюки Дэвида Копперфильда, пока и на них не распространилась отеческая забота. Для начала дипломатов стали вытуривать из их собственных резиденций в Скворцах, еще при Капусте с Тушкевичем отданных под посольскую деревню. Далекие от понимания местных трудностей чужеземные посланники никак не могли понять, что канализация бывших правительственных дач не в состоянии удовлетворить сразу стольких засранцев, не привыкших ходить по нужде «до ветра». Тогда им объяснили, что выселяют их для их же блага. Спасая от беды самых упрямых, отключали им то телефон, то горячую, а потом и холодную воду, прокапывали канавы у калиток и даже заваривали автогеном ворота.

Разразился международный скандал. МИД Республики поспешил успокоить мировую общественность сообщением, что экономическая проблема с иностранным говном, забившим трубы, уже снята: «Скворцы объявлены резиденцией президента!»