Когда во время теледебатов ведущий с откровенной иронией спросил Лукашонка, с чего, придя к власти, он собирается начать, тот, не задумываясь, пообещал:

— К новому году запущу все заводы. Сидящий напротив Капуста оторопело спросил:

— Как же вы собираетесь это сделать?

Этот вопрос, скорее всего, его окончательно и погубил, лишив решающей части голосов. Народу нужны были не вопросы, а ответы. Вернее, ответ, один-единственный. Шурик Лукашонок знал этот ответ:

— Всех посажу.

Виктор Столяр ему всегда был неприятен. Этот, как его называли депутаты, «токующий павлин» (Павел Павлович Титюня в деревне Дудинскасу объяснил: «Хвост, как у павлина, а токует, как глухарь, только себя и слышит»). С его эрудицией, навязчивым законничеством, с его умением одеваться, дарить цветы и делать комплименты дамам, да еще с его дурацким сарказмом...

Сидели как-то втроем, с еще одним «умником», Дмитрием Волохом, обсуждали план воздействия на электорат по категориям: рабочие, колхозники, учителя, военные, врачи... Тут же решали, кто кем займется...

— А кто будет работать с проститутками? — спросил Волох.

— Это зачем? — не понял шутки Шурик. Ему было вовсе не до шуток.

— Проститутки у него есть, — сказал Столяр. — Это мы.

Недавно испеченный кандидат в народные избранники побледнел. Он не понимал шуток вообще, тем более на свой счет. Он даже никогда не улыбался.

Когда расходились, подошел к Виктору, придвинулся вплотную и процедил со злобой, навсегда забирая бразды:

— Хватит духариться, дальше командовать буду я.

Первым обнаружив харизму, первым Столяр и опомнился. Но было поздно. От участия в избирательной кампании Виктор Илларионович устранился, а накануне выборов попросил жену Нину поставить в церкви свечку: «Если он пройдет, мне не жить».

Прошел. И уговорил (харизма) Столяра войти в новое правительство. Он был напуган новой ролью и боялся остаться один на один с необозримым числом проблем. «С кем мне без тебя работать, Витя? С этими олухами?»

Первое время Виктор Столяр, вице-премьер нового правительства, летал, как на крыльях. Он был незаменим, он был призван и понимал, что без него Всенародноизбранный, как без рук. Законы, указы, перестройка госаппарата...

Даже на инаугурации вместо президента, напуганного необычностью происходящего, с дипломатами общался он...

А сразу после — «пир победителей» в резиденции на местном «море», когда приближенные и соратники, вырвавшиеся вдруг во власть, сняли нагрузку, перебив посуду, облевав, обсморкав скатерти и занавески, перещупав вусмерть перепуганных официанток и поварих. Два месяца Павел Павлович Титюня не мог найти замену уволившейся назавтра обслуге.

Вообще-то Столяр все понял еще раньше, когда появились никакими законами не предусмотренные сначала Управление Хозяйством, потом Главное Управление Безопасности, которое возглавил отставной майор, первым делом разославший во все организации письмо... с поручением

«немедленно сообщить об известных им фактах коррупции вышестоящих начальников». «Для удобства» к письму даже прилагался формуляр, который оставалось только заполнить.

Но сейчас, на этом пиру, Виктор Илларионович увидел то, чего и в страшном сне не мог вообразить. На его глазах храм власти — той самой, к которой он так стремился, превратился в хлев.

Назавтра, то есть в понедельник, во второй половине дня, выполняя данное Дудинскасу обещание, Виктор Илларионович Столяр понес его письмо на пятый этаж. Было назначено, и он отправился обсудить с главой государства наболевшие вопросы.

Но не вернулся. Точнее, не дошел. Как раз в тот день, перед какой-то зарубежной поездкой, Шурик Лукашонок, Всенародноизбранный, был занят, он примерял шляпы, целую гору которых приволок Главный Завхоз Титюня. Принять вице-премьера он не смог.

...Чуть раньше Столяру в свите пришлось посетить детский дом. Встреча с высоким гостем была организована в младшей группе.

По известному сюжету: президент и дети, детишкам раздали цветные воздушные шарики. И сейчас, обступив усатого дядю со смешным зачесом, мальчики и девочки, разомлевшие в свете юпитеров, слушали, что он им говорит.

А дядя говорил, как всегда долго и без бумажки, в руке он держал ниточку, на которой был шарик. Не переставая говорить, он продвигался к самой маленькой девчурке, у которой зато был самый большой шарик, отчего она и стояла чуть в стороне. Не переставая говорить, усатый дядя машинально взял у нее ниточку и отдал взамен свою.

Когда, не переставая говорить, дядя уехал вместе с другими дядями, девочка заплакала. В этом государстве никогда раньше не было Всенародноизбранных, она была маленькая и не могла знать, что самый большой шарик может быть только у одного человека...

Это было чуть раньше, а сейчас Столяр Виктор окончательно прозрел и понял, что от этой власти ему ничего не обломится... Кроме шляпы, одной из целой груды на столе в приемной, забракованных Шуриком Лукашонком и щедро раздариваемых Павлом Павловичем Титюней всем приближенным.

Тогда он хлопнул дверью и ушел, швырнув на стол заявление об отставке, которая в тот же день была принята.

Попало ли его письмо, оставленное Столяром в приемной, адресату, Дудинскас так никогда и не узнал.

Зато он узнал другое, о чем Виктор Илларионович, находясь на государевой службе и всегда строго соблюдая чиновничьи правила, не мог ему рассказать до своего добровольного и, как многим показалось, мальчишеского ухода.

За неделю до исторического открытия мельницы Всенародноизбранным был подписан довольно странный указ, он назывался «Об отмене пункта 5 Постановления Совета Министров № 347» и содержал всего две строчки, предписывающие этот пункт отменить.

Знакомясь с указами, большие начальники визируют их персонально, но из всех только Степан Сергеевич Лонг попросил своего помощника посмотреть, что это за постановление такое и что там за пятый пункт. От Лонга о нем узнал и Столяр. В пункте пять значилось: «Принять к сведению, что...» И далее — про «Артефакт», который на площадях, арендованных у Полиграфкомбината, установил оборудование и освоил производство ценных бумаг...

Таким образом, президентским Указом отменялось... принятие к сведению.

Тем, кто давно уже точил на Дудинскаса зубы, этого оказалось достаточно, чтобы услышать ясную команду, за исполнение которой сразу и взялись, причем «на всех фронтах».

Оставалось выяснить, чем порожден был этот документ.

В среду утром Дудинскас уже выкладывал ворох бумаг на стол заместителя председателя Высшего хозяйственного суда Республики.

Когда-то они дружили, поэтому принял судья Виктора Евгеньевича без проволочек. Но его бумаги даже листать не стал.

— Ежу понятно, что никакой юридической связи между этим Указом и расторжением с вами договора аренды нет. И так вот взять и расторгнуть договор никто не имеет права...

— Дай мне такое заключение!

Тот только вздохнул и кивнул в угол кабинета. Весь угол был заставлен кипами бумаг, перевязанных бечевкой.

— Вот. Накопилось за последние месяцы. Исковые заявления частных фирм. Не то что отвечать, некогда даже просматривать... Думаешь, ты один? И всегда одно и то же: «наехали», придушили, постановили все забрать...

Дудинскас понял, что с судом у него ничего не выйдет.

— Если бы они могли что-нибудь хапнуть и на этом успокоиться, — сказал судья. — Ну пусть бы эти несчастные фирмачи им постоянно отстегивали. Установили бы дань какую-нибудь, или оброк, или хотя бы барщину. Но нет, им нужно все...

— Пашку Марухина помнишь? — спросил Дудинскас. — Вы ведь с ним вместе в школе учились...

С полгода назад Паша Марухин, приятель Дудинскаса и второй (после Миши Гляка) консультант, построил с американскими партнерами шикарный ресторан «Комета-пицца» при бывшей интуристовской гостинице, незадолго до того акционированной. Сразу акционерное общество «проверили» и быстренько разогнали. А оно у Паши в учредителях. Понимая, что теперь его очередь, Паша заявляется — атлетически сложенный седовласый красавец, всегда в ярком пиджаке и при «бабочке», как столичный тенор на гастролях.