М-да, именно это сейчас и происходило на Нортхэм-роуд в Пенанге – владельцы дворцов или пытались продать их… а кто сейчас может такое купить? – или дворцы как-то незаметно гасили огни, а хозяева их исчезали, переезжая во что-то поскромнее. «Бунгало» Ричарда Суна, великолепный «Сунстед», пока держалось.

– …Стоп, Амалия, – так ты решила снова выйти в свет? А не пора ли тебе исполнить обещание? Я ведь свое держу, пью только в особых случаях, а вот ты…

– Ричард, мне надо быть в Куала-Лумпуре послезавтра. Я помню свое обещание, но…

Секундомер отсчитал не более двух делений.

– Ты вернулась из этого городишки вчера. Тебе надо туда завтра. Ты опять взялась за старое? Мне нанять в дом дополнительную охрану?

– Она у меня есть… Точнее, будет. Так вот, я действительно помню мое обещание…

Тут я замолчала. На пляже, под задними окнами моего нового дома, растет несколько молодых пальм с широкими гребенчатыми листьями, свисающими почти до крупного теплого песка. А где-то поблизости гнездится целая стая птиц, которых я встречала по всему глобусу – в Англии, Франции, Америке. Зовут их воронами. Здесь, на моем пляже, они нашли себе забаву – скатываться по этим длинным листьям вниз, на расставленных когтистых лапах. Придав себе таким образом ускорение, вороны у самой земли распускают крылья и взмывают со своего зеленого трамплина вверх. Честное слово, когда я это вижу, мне так и чудится их мерзкий хриплый хохот.

Я помнила мое слово, данное Ричарду, Ричарду Сун Кей Киму, чтобы быть точной. И в ужасе ждала момента, когда придется это слово держать. Сесть рядом с Ричардом в кабину с плексигласовой крышей, вцепиться в подлокотники кресла, зажмуриться и ждать, когда этот маньяк оторвет свою жуткую машину от земли – а потом когда он ее посадит. И все это время представлять себе мерзко смеющихся ворон, делающих то же самое на моем пляже каждый день.

– Амалия!.. – звучал у меня в ушах его голос. – Эй! Ты опять, чтобы задавать людям вопросы, станешь газетным репортером, вместо того чтобы купить всю газету? Я знаю главного редактора «Малай мейл» в Куала-Лумпуре. Он же – ее владелец. Не продаст.

– Я помню твои советы с прошлого раза, Ричард. И последую им. Только это будет не газета, а нечто более современное. Тебе ли не знать, что пришел новый век?

– Мою взлетную полосу за Ампангом я тебе все равно не продам. Все прочее – твое. Черт, Амалия, чуть не забыл, что ты женщина. Тебе же нужна китайская ама для услуг, да? Сейчас позвоню, чтобы наняли.

– Спасибо, что вспомнил, кто я такая. И если ты серьезно… то спасибо тебе. Это может оказаться отличной идеей.

…А дальше надо было решить одну интересную проблему, которую я обдумала еще по дороге от Куала-Лумпура в Ипо, а потом между горных склонов над Ипо и по равнине к Баттеруорту.

Каким образом я могла обнаружить китайского агента, единственным следом которого были китайские стихи, которые он посылает в китайскую газету?

Выход был только один, и я подошла к телефону.

– Моя дорогая, если бы ты знала, как я тебе завидую – ты путешествуешь по экзотическим городам с непроизносимым названием, а я все дую в свой саксофон и заодно пытаюсь сделать нормальных музыкантов из этих двух новичков, – произнес в трубке бас Магды.

Я начала смеяться.

Потом предложила Магде разделить со мной тяготы и радости путешествий.

– А этот возвращенный тобой к жизни персонаж останется дома и будет оплакивать мое отсутствие в одиночестве? То есть я его попросту брошу без присмотра? – мгновенно отозвалась она.

Я снова засмеялась. Происходило настоящее чудо. Все отвечали мне сегодня именно теми словами, которых я ждала от них.

– А скажи-ка мне, Магда, – поинтересовалась, наконец, я. – У персонажа не утрачены его навыки переходить в самый неожиданный момент на один из многочисленных китайских диалектов, чтобы пояснить свою мысль?

– Да он начал даже выписывать китайскую газету, и не жди, что я могу повторить тебе ее название, – отозвалась она.

– Видишь ли, Магда, мне как раз может понадобиться в ближайшие дни или даже недели человек, который будет читать для меня одну китайскую газету, общаться с китайцами и так далее… Более того, если бы вы могли выехать в Куала-Лумпур послезавтра, вместе со мной, я была бы очень рада. Ну на день-другой позже.

– А риск будет оплачиваться по особой ставке? – мгновенно отреагировала она.

– Это какой же риск? Разве я что-то говорила про риск?

– Ах, дорогая моя, не нужно быть потомственной ведьмой, чтобы сделать выводы: если ты носишься, как сумасшедшая, туда-сюда по полуострову, то ты занята чем-то серьезным. Для несерьезных вещей на этом полуострове есть другие люди. Все как в тот раз, правда?

– А ты еще и ведьма?

– Я же сказала, не нужно ею быть. Я просто мирный музыкант, который также обращает внимание на тот простой факт, что мы с Тони нужны тебе уже послезавтра. Знаешь-ка что, нам нужно продумать вопрос о достаточном количестве патронов…

После этих слов я уже не удивилась, когда господин Робсон начал толкать ко мне через стол браунинг, завернутый в газету. Какая там секретность! Все в колонии уже знают, что я веду поиск сбежавшего поэта – и что это исключительно опасное дело. Все знают, кроме меня.

Возрожденный мною к жизни Тони на самом деле был спасен совершенно другими людьми. Доктором У Льен Те из Антиопиумной ассоциации Пенанга и присланными им санитарами. И что это были за санитары! Вежливые молодые китайцы, по виду способные убить буйвола одним ударом кулака, прямо на рисовом поле. Не знаю, на каком диалекте они объяснялись с пациентом, но Тони воспринимал их очень всерьез.

Санитары эти поили Тони сонными травами, кормили его какими-то жидкими и пахнущими лекарством кашами и супами – но при этом попросту не выпускали его из отельной комнаты месяц, другой, третий, спали поперек порога в коридоре, как и положено верным слугам. А за стеной этой комнаты жила Магда, сначала реагировавшая на происходившее грустно-скептически, а потом… потом Магда вдруг поверила, что чудо возможно.

Через четыре месяца в чудо поверили друзья Тони, которые уже похоронили его живьем. Через полгода Тони, не похожий на себя, был предъявлен публике в моем «Элизе», Магда продирижировала в его честь тремя маршами подряд. Он сидел в кресле, похожий на скелет – но с совершенно осмысленными глазами и розовыми щеками. Был очень немногословен, скромно благодарил меня, оплатившую весь этот медицинский эксперимент.

И Тони не только ни разу не был обнаружен с тех пор в опиекурильне, но, вдобавок ко всему, не пил с тех пор больше одного виски за вечер. А также не играл на рояле в кабаре «Трех поросят», короче говоря, покончил со всеми пороками одновременно.

Казалось, он собирается с силами для чего-то важного. И вот оно пришло.

…И вот он, этот куала-лумпурский дом, носящий скромное имя «Кокосовая роща». Небольшой – просто двухэтажное бунгало, меланхоличный, со слегка облупившейся краской. Желтые стены, белые колонны, бурая черепица. Большой гараж сзади, там же – помещения для слуг. Вот он, главный бой Суна – по фамилии Онг, улыбающийся во весь рот, передние зубы золотые – атрибут моды, предмет гордости. В жаркий полдень носит котелок и очень этим гордится. Принес мне в комнату – главную комнату, над входом – граммофон. Граммофон пока молчит, слышна тихая музыка из помещений для слуг – судя по характерному шипению, у них там радио, настоящее радио, бакелитовый увесистый предмет, шкала которого светится мистическим желтым светом.

Вот итальянский повар, по фамилии – а что вы думали? – Чунг, толстый человечек со счастливой улыбкой, отлично делает чисто итальянское блюдо «чоп суй», это чуть поджаренные овощи с кусочками рыбы и креветками, он готовит эту штуку как-то необычно – чисто по-французски, видимо.

И юная ама, ее зовут А-Нин, она явно подружка Онга, очень довольна возможности подработать в приличном доме.