— Не спрашивай, за мной! Бегом!
Он схватил мою руку и мы бросились прочь, в темноту. За вами во двор уже ворвались первые солдаты. Кругом заплясали огни, кто-то резким голосом давал приказания, до меня доносились обрывки слов.
— Окружить… на восток… в лес… лошади… осмотреть… обыскать…
Я думала о том, что лучше бы мне было умереть. В моих легких уже почти не осталось воздуха. Казалось, что в бок был всажен огромный нож, который с каждым моим шагом все глубже входил в мою плоть, в горле клокотал огонь. На лице, на месте удара хлыстом, рана от соленого пота горела немилосердно.
Но Эрик неумолимо тащил меня дальше. Когда я начинала спотыкаться, он с силой дергал меня за руку и, тяжело дыша, говорил: «Возьмите себя в руки, графиня!» Мысль о том, что при беге сильно болят и его раны, придавала мне силы бежать дальше.
Стояла кромешная тьма, однако Эрик ориентировался в мрачной бесконечности без особых усилий. А я уже давно не понимала, где нахожусь. Огни наших преследователей едва были заметны и наконец исчезли совсем. Мы по колено провалились в затхлую осеннюю листву, ветви деревьев мешали двигаться, колючки рвали одежду в клочья и царапали кожу. Таинственные шорохи ночного леса окружали нас. Темные тени зверей разбегались от нас в сторону и скрывались в кустарнике: желтые звериные глаза, мелькавшие среди листвы, наблюдали за вами. Я знала о волках и одном медведе, населявших эти леса. Может, они уже начали охоту на вас? Если они взяли наш след, то, считай, мы погибли… Да и здешние болота, как я слышала, непроходимы, а значит, таят в себе смерть.
Мы перебирались через ручьи — один, два? Так много воды — может быть, мы уже на болоте? Я забыла, сколько их было, только чувствовала, насколько холодной была в них вода — так закоченели у меня ноги. Земля казалась мне лучшей на свете кроватью, она манила меня к себе, и только рука Эрика не дала уступить ее зову. Говорить я уже не могла. Я просто умирала от боли и усталости. Господь Бог оставил меня своей милостью, и в этом была его кара.
— Почти пришли, осталось совсем немного… — выдохнул Эрик.
Перед нами возник каменный массив на фоне затянутого облаками небосвода. Эрик остановился и отпустил наконец мою руку. Наше тяжелое дыхание нарушило тишину ночи. Ступая неуверенно, он проверял тропинку у скалы, я продвигалась за ним след в след
— Ну наконец-то! Проходите — держитесь крепче, это — вход… — сказал он и внезапно исчез.
Паника охватила меня, набросилась диким зверем. Темнота хоть глаз коли, да еще Эрика нет рядом. Куда же он мог деться?
Прямо надо мной покатился камешек, задетый его ногой. Потом я обнаружила в скале щель, достаточно большую, чтобы сквозь нее мог пролезть мужчина. Пещера. Место привала. Конец бегства, хотя бы на время.
Я услышала неясный шум, стоны. Потом воцарилась тишина.
— Эрик! Эрик, где ты! О Пресвятая Дева Мария, я ничего не вижу…
Я поднялась наверх, наступив на нечто, напоминающее ступеньку и чуть было не споткнулась о него. Он неподвижно лежал на земле прямо передо мной. Я упала на колени и принялась изо всех сил трясти его.
— Эрик, ради Христа, скажи же хоть что-нибудь!
Пресвятая Дева Мария, Матерь Божья, смилуйся надо мной… Дикий, ни с чем не сравнимый страх сковал меня. Он не двигался и не подавал признаков жизни, Широко раскрытыми глазами я всматривалась во тьму. Без него и мне конец, одна, наедине с демонами и дикими зверями, я не смогу выбраться из этого леса!
Обезумев, я вцепилась в его плечи и склонилась над ним.
— Послушай меня, скажи же что-нибудь, если слышишь… Ах, Эрик, я не знаю, что делать дальше!
На мгновение стало тихо, и лишь мое дыхание пробивалось сквозь тьму.
— Почему ты не слышишь меня? — в отчаянии шептала я. — Почему, черт возьми!
Он не шевельнулся. С комком в горле, вспотевшая, вся в слезах, жгущих рану на лице… Никогда прежде я не чувствовала себя такой беспомощной.
— Элеонора…
Он схватил мою руку, сердце мое учащенно забилось.
— Боже правый, ты жив, а я уже думала, ты…
Благодарно закрыв глаза, я опустилась возле скалы на землю.
— Так быстро не умирают, графиня. У вас есть свеча?
— Сейчас, Эрик. О пресвятая Дева Мария, сейчас…
Дрожащими пальцами я вытащила из кармана на поясе свечу и кремень. Слабый мерцающий свет озарил пещеру, которая кому-то, видно, служила жильем: мне удалось различить ложе и котел, который висел над местом разведения огня. С помощью воска я укрепила свечу на выступе в скале и отползла назад, к Эрику. При свете свечи я увидела, что он был весь в крови, одежда его была порвана в клочья… Но, Боже правый, он был жив.
Мы наконец смогли немного передохнуть.
— Не будете ли вы столь любезны сделать мне перевязку еще раз? — попросил Эрик с закрытыми глазами и указал рукой на свой живот. Одним движением руки он достал из рукава толстую пачку корпий и задрал рубаху кверху. Я наклонилась и… давясь от отвращения, сразу же отвернулась.
Рана стала темно-серой, из больших пузырей вытекал гной, распространявший невыносимое зловоние. Мне была известна эта чертова гангрена, яд которой убивал постепенно, мучая людей болями, от которых сходят с ума. От неизвестности и страха у меня перехватило в горле, и я в бессилии заломила руки.
Эрик конечно же заметил мою беспомощность. Он окинул себя взглядом и насторожился. Потом поднял голову и схватил меня за руку.
— Воительница, до сих пор вы смело сражались. Но теперь я должен вас кое о чем попросить…
— О чем?
— Элеонора, кое-что на мне следует прижечь!
То был метод, используемый на полях сражений, — прижигание.
— Мне?
— Вы обязаны сделать это. Иначе гангрена сожрет меня; прижигание же, возможно, остановит гниение… Прошу вас.
— Нет, — задыхаясь, воскликнула я. — Нет, не могу! Я не могу, я не могу!
— Вы сможете, Элеонора, — твердо оборвал он меня и схвати; за руку, когда я хотела отдалиться от него — прочь отсюда, прочь!.. — Вы можете с помощью арапника держать в страхе десятерых мужиков — так что и это вам под силу.
— Нет, — прошептала я.
— Прошу графиня, сделайте над собой усилие, — тихо попросил он. — Я так не хочу умирать…
— Не требуй от меня этого, Эрик… все что угодно, только не это, я не смогу…
— Вы это сможете. Я объясню вам, что следует делать.
Он лежал и искал мой взгляд. В глазах его отражалось мерцание свечи. Маленькие желтые огненные точки, постепенно увеличиваясь, норовили перепрыгнуть на меня, будто то был путь к жизни.
Взяв горячий хворост из-под котла, я разожгла огонь, совсем небольшой, дабы дым от него не привлек незваных гостей. Искры поднялись вверх и осветили угол, где я сидела. Из темноты перед моими глазами возникли парящие в пространстве привидения, предвещая беду. Они носились по воздуху передо мной, их когти с жадностью тянулись к моим глазам… Я упала навзничь, не в силах совладать с собой, прикрыв рот руками, чтобы из горла не вырвался крик.
Остолбенев от страха, я приникла к скале. Рискнула еще раз взглянуть сквозь пальцы — и задрожала всем телом. Маленькие чертики и в самом деле висели друг за другом на веревке! Своими ядовито-зелеными глазами они наблюдали за мной, готовые в любой миг вцепиться в меня своими страшными когтями — может быть, именно здесь вход в ад?! Кто-то тряс меня, пытаясь оторвать от моего лица руки.
— Что вам привиделось? Что?..
— Черти, — прошептала я. — Вот здесь, взгляни же, привидения из ада висят на веревке…
— Чепуха, — ответил он. — На веревке висят и сушатся травы и листья.
Он потянул меня к огню и заставил поднять глаза. То ли оттого, что рядом был он, или от света, который все больше и больше проникал в пещеру, — черти действительно превратились в безобидные пучки трав, плавно покачивающиеся от движения пламени, создаваемого дуновением воздуха. Водосбор и ясенец, вербена, вероника — благодаря нашему еврейскому лекарю я знала названия многих растений. Но при виде рядом с травами мертвых крыс, мышей и кротов, также висевших на веревке, кожа моя от омерзения покрылась пупырышками. Я стояла, не в силах отвести взгляда.
