— Потому что боялась.

Он повернул голову, его удивление было очевидным.

— Боялась меня?

— Тебя. Себя. Многого. Я думаю, что знала даже тогда…

— Что?

Она колебалась, она не могла заставить себя произнести: «Знала, что пропала, знала, что принадлежу тебе».

Вместо этого она сказала другую часть правды:

— Знала, что не могу сравниться с тобой. Что я… неровня тебе.

— О чем ты говоришь?

Он пересек комнату и присел на край постели.

— Каким образом неровня?

— Я притворялась не такой, какой была на самом деле. Притворялась уверенной в себе, сильной…

— Стефани…

Она прервала его.

— Когда ты первый раз пришел в наш дом, мне было шестнадцать, а ты уже был широко известен. Папа и другие люди восторженно говорили о тебе, твоих исследованиях, твоих находках в опасных, экзотических местах, твоем необыкновенном инстинкте. Ты показался мне более значительным, чем сама жизнь. В тебе было все, что я хотела бы иметь сама. Элегантность. Уверенность в себе. Ум. Ты был всегда спокойный, сдержанный… Необыкновенный. Я никогда не смогла бы стать такой.

— Поэтому ты и поступила так?

— Частично, да. Я не знала, что ты увидел во мне. Не понимала ни тебя, ни себя, и это пугало меня.

— А Харди? — В голосе Энтони появилась резкая нота. — Но почему именно он, Стефани?

Она беспомощно тряхнула головой.

— Тогда это казалось ясным. В нем не было сложности. Он весь был как на ладони, без секретов и загадок. Он казался мне более надежным.

— Ты не любила его.

Это был не вопрос, но, тем не менее, в его интонации слышалась вопросительная нота.

— Нет, но я думала, что смогу научиться любить его. Он… ничего не ждал от меня, Энтони. Я не знала, что ты видишь во мне, и боялась, что ты не найдешь того, чего хочешь. А он хотел любить меня такой, какой я была, и я подумала, что лучше быть любимой без всяких сложностей.

Он минуту помолчал, затем спросил ровным голосом:

— Что случилось потом?

— Если бы я была старше и умнее, то поняла бы, что такая любовь не может продолжаться долго и что мужчина, не обладающий глубиной чувств, способен лишь на мимолетные увлечения. Льюис был похож на ребенка с новой игрушкой. Он был увлечен мною, но не мог любить меня вечно. Он не мог любить меня даже долго.

— Кто попросил о разводе?

Она удивилась вопросу, но честно ответила на него.

— Я. Я была не столько обижена, сколько унижена своей собственной глупостью, когда узнала о его неверности. Между нами не было крупных ссор, я просто сказала, что ухожу.

— Он не оспорил развод?

— Он едва заметил его, так был увлечен новой игрушкой, которую пытался увести у одного мужа. Это поглощало все его внимание.

Она глубоко вздохнула, стараясь, чтобы ее голос был твердым.

— Мне жаль, что я руководствовалась эгоистичными побуждениями. Но я не хотела обидеть тебя, Энтони. Я только боялась.

После долгого молчания он сказал:

— Ты боялась меня настолько, что не могла сказать мне ничего из этого.

Беспокоясь, что он неправильно понимает ее, она сказала:

— Я не только боялась тебя, я благоговела перед тобой, но не чувствовала, что близка тебе.

— Тогда почему же, во имя Бога, ты сказала «да», когда я попросил тебя выйти за меня замуж? — потребовал он с неожиданным напором.

— Потому что была влюблена в тебя.

— Что?!

— Энтони, я не ожидала, что ты поймешь. Я и сама не понимаю. Я тогда была чертовски смущена твоим предложением. Я бредила тобой, как маленькая глупая девочка, в течение двух лет. Ты был героем моих мечтаний. Я понятия не имела, что ты хотел жениться на мне, до тех пор, пока ты не сказал этого. Потом я не знала, почему ты хотел меня.

— Я сказал, что люблю тебя, — ответил он грубо.

— Да, но… я не поверила этому. Не могла, хотя и хотела. Ты был всегда такой спокойный, вежливый, внимательный. Иногда я ловила на себе твой взгляд, но ты казался бесстрастным. Мои же чувства были неистовыми, но я никогда не замечала ничего подобного в тебе.

Он молчал.

Стефани глубоко вздохнула.

— Я сказала «да», потому что твое предложение было подобно осуществившейся мечте, и только позднее я начала сомневаться в реальности своей мечты. Я была уверена, что тебе нужна жена такая же уверенная в себе и искушенная в житейских делах, как ты, а я не была такой. Я думала, что одурачила тебя, что ты поверил, что я такая, какой притворяюсь. И мне было страшно вообразить, что будет, когда откроется правда.

— Какая правда? — потребовал Энтони почти резко.

Она почувствовала вдруг сильную усталость, и комната показалась ей холоднее, чем несколько минут назад.

— Я — настоящая. Всегда смущенная, неуверенная, испуганная. Как женщина, я не могла равняться с таким мужчиной, как ты, и знала это.

Он внезапно рванулся и схватил ее, и до того, как она могла сказать хоть слово, она обнаружила, что лежит на спине в постели, и Энтони склонился над ней.

— Просто для справки, — сказал он взволнованным голосом, — я не из золота, Стефани. Я не принц из волшебной сказки, и я чертовски уверен в том, что не являюсь более значительным, чем сама жизнь. Я такой же мужчина, как и все.

— Энтони…

— Это ты была одурачена, — продолжал он тем же взволнованным, безжалостным голосом. — В том, что касалось меня и тебя. Маска, которую ты носила, была почти прозрачной — любой видел сквозь нее, включая меня, робость, неуверенность, иногда страх. Но в тебе было что-то нежное, грациозное, ты была изысканно вежливой. Все видели также и это. Стефани, почему, ты думаешь, я обращался с тобой так бережно? Почему я разыгрывал из себя чертова джентльмена вместо того, чтобы схватить и унести тебя на плече, как мне хотелось. Если бы я считал тебя уверенной в себе светской женщиной, которую ты так старательно из себя разыгрывала, я бы женился на тебе сразу, едва ты встала со школьной скамьи, вместо того чтобы ждать более двух долгих лет, чтобы сделать тебе предложение.

Пристально глядя на него, она могла лишь вымолвить:

— Я не знала, что ты хотел жениться на мне еще тогда.

— Я решил жениться на тебе в первый же раз, как увидел. Но ты была слишком юной, поэтому я ждал. Я старался быть терпеливым, не ошеломлять тебя. Ты была, как пугливая маленькая птичка, такая красивая и милая и такая хрупкая, что я почти боялся прикасаться к тебе.

Она бессознательно подняла руку к его лицу, чувствуя его крайнее напряжение, и ее сердце забилось и заныло. Если его чувства были так сильны тогда, может быть, у нее есть шанс. Но он заговорил прежде, чем она смогла закончить свою мысль, и надежда ее умерла в безмолвной агонии внутри нее.

— Когда Джеймс пригласил меня прийти к нему, я предчувствовал что-то недоброе, — проговорил он, и голос его стал суровым, как и лицо. — Я никогда не видел его таким расстроенным. Он сказал, что многого не знает. Все, что он сообщил мне, это то, что ты уехала, сбежала с Льюисом Харди. Он отдал мне кольцо, которое я подарил тебе, и я хотел швырнуть это чертово кольцо на пол, хотел помчаться за тобой, вырвать тебя у Харди и унести куда-либо.

Он внезапно рассмеялся странным резким смехом.

— Конечно, я не сделал этого. Это было бы нецивилизованно. Я спокойно ответил Джеймсу, что надеюсь, что ты будешь счастлива, и ушел. И уехал из страны как можно дальше, потому что знал, если увижу тебя с его кольцом на пальце, то не смогу больше вести себя достойным образом. Я не возвращался до тех пор, пока не решил, что смогу. Стефани, когда мы увиделись снова?

— Через два года.

— Через двадцать шесть месяцев. На открытии галереи. Ты была уже разведена. Ты была с Джеймсом, и он первый заговорил со мной.

Стефани прикусила нижнюю губу так сильно, что почувствовала вкус крови.

— Извини, — сказала она почти слышно.

— Ты думаешь, это поможет?

Его голос стал внезапно спокойнее, в нем не было такой резкости, как раньше.

— Наверное, ничего из того, что я могу сказать, не поможет. Слишком поздно.