— Да уж ясно не так, как эта чертова мисс Джули Блейн! — сердито оборвала она. — Ясно, что классом пониже. Не считая того случая, когда Томми Бимиш спустил с нее шкуру… Да, да, Ник мне рассказывал. Он мне ведь кое-что рассказывает…
— Мне продолжать?
— И тогда она дала дёру от тебя, верно? А ты не догадываешься почему? После всего, что случилось, разве она могла глядеть тебе в глаза? Черта с два, только не она, царственная мисс Джули Блейн. Но если бы я столько времени с тобой спала, — не воображай, пожалуйста, что я ничего не знаю, — я бы не сбежала от тебя таким манером.
— Ну так как же, Сисси? — спросил я, стараясь держать себя в руках. — Продолжать мне или нет? Я ведь еще не сказал, какая ты добрая, внимательная и тактичная. Как ты стараешься не говорить того, чего не следует.
— Какой сарказм! — огрызнулась она.
В те времена в глазах таких девушек, как Сисси, слово «сарказм» было все равно что пощечина. Но, видя, что я только молча гляжу на нее, она вдруг сморщила лицо, обошла стол, глядя перед собой невидящими глазами, и в беспамятстве упала мне на руки.
— Ну-ну, давай-ка сядем, — пролепетал я, пятясь к своему единственному креслу. Я сел, а она опустилась на пол, положила мне руки на колени, прижалась к ним щекой и уставилась на меня.
— Я знаю, что я глупая, — начала она. — Но ты скажи, Дик, я тебе нравлюсь хоть капельку? Я такая несчастная. И просто не знаю, что мне делать. Теперь, когда мы с Ником живем отдельно, я ему почти и не нужна. Я-то думала, мне наплевать, все равно вернусь домой, к своим. Но и тут все пошло наперекосяк. Они не переменились, а вот я, видно, стала другой. После поездок с Ником, когда все тебе подают на тарелочке, и комнаты такие красивые, и лучшие ресторации, и все такое, понимаешь… А там мы восьмером в крошечной лачуге, и чуть что, все вопят как резаные поросята. А стоит мне открыть рот или искоса взглянуть, так они набрасываются, точно я деньги на панели зарабатываю. И не то чтоб им мои деньги нехороши — это только подавай! Я сама им нехороша. Так что дом, милый дом, оказался одним обманом. И теперь у меня никого нет, кроме Ника, а его тоже нет. Ты один остался, Дик, милый, ты же знаешь, как я тебя люблю. Но и тебе я не нужна.
Она встала.
Хорошо б я влип, если б было иначе!
— Верно, верно. Я многое понимаю куда лучше, чем ты. Но надо же мне хоть что-то иметь. Через два дома от нас живет парень. Он служит у бакалейщика, из себя ничего и одевается чисто. Он когда-то обмирал обо мне, говорит, что до сих пор обмирает, но теперь мне с ним скучно. Я всегда наперед знаю, что он скажет, — это не то, что Ник или ты. И сперва так легонько кашлянет, мне аж плакать хочется. Поцелуй меня, Дик. Нет, не так, по-настоящему поцелуй.
У меня было много причин не жаждать ее поцелуев, но, признаюсь, главным было то, что я не получал от этого никакого удовольствия. Однако на этот раз я не мог ей отказать, только сразу же мягко отстранился и старался держаться на расстоянии. Впрочем, у нее было уже другое на уме.
— Послушай, Дик, только скажи мне правду, миленький. Ник когда-нибудь говорил тебе, что хочет взять другую девушку на мое место?
— Нет, Сисси, его мысли заняты двумя карликами, а не двумя девушками.
— Ты скажешь мне, если он заговорит об этом? Прошу тебя, Дик… Ты должен сказать. А что ж мы не пьем? Вот джин, а где пиво? Надо приклеить собаке новый нос. Ты не вставай, скажи только где, я сама все сделаю.
Как и все молодые люди во все времена, я позволил ей ухаживать за собой, — она ведь сама предложила. Я набил и закурил трубку.
Сисси мешала джин с пивом и все время болтала, не закрывая рта.
— Ты слышал, какие у нас новости? Нет? Это все потому, что последнее время ты не больно-то нами интересуешься. И кроме того, Ник знает, что ты не жалуешь мистера Бознби. Я сама его не больно-то люблю, но об этом никто сроду не догадывался: я так и расстилаюсь перед ним, ведь он же наш агент. А ты потому ничего и не знаешь, что никогда словом не перемолвишься с этим грязным, вонючим стариком.
— Когда приходит Бознби, я вообще спешу удрать, — ответил я гордо. Но любопытство меня так и разбирало. — Если ты что-то знаешь — выкладывай.
— На, пей, голубчик. И будь здоров! — Мы выпили, и она снова уселась на пол, прислонившись к моим коленям. — Так вот, начать с того, что все мы, видно, получим двухнедельный отпуск. Мне все равно, куда поедет Ник, — на этот раз ему придется взять меня с собой.
— Он не захочет, Сисси. И на твоем месте я не очень бы напрашивался.
— Знаю, Дик. Это я так, болтаю. Он ведь всегда делает то, что хочет… — Сисси говорила без обиды, даже с какой-то гордостью. — Как бы там ни было, мы едем в турне со старой программой. Все те же, что и в прошлый раз, только номера пойдут в другом порядке. Ник сейчас это обсуждает вместе с Джо Бознби. Не знаю, кого они уже включили, но, наверное, попадутся милые люди. И мы снова месяцами будем вместе. Сначала в Ланкашире, — я его люблю, — премьера в Ливерпуле, только не помню когда, день еще не назначен. Вот и все новости, миленький, правда, хорошие, а?
— Не знаю.
— Будет тебе страдать.
— Я просто задумался.
— Да уж известно. — Она допила последний глоток и криво усмехнулась. — О ком же это? О чистой крошке Нэнси или о коварной старой Джули?
— Ни о той, ни о другой. У меня другие заботы, Сисси.
— Только не в этот поздний час, ты просто не имеешь права. Да и я у тебя в гостях, разве нет? А у меня все то же, что и у них. Если не веришь, я тебе покажу. — Тяжело дыша и цепляясь за меня, Сисси попыталась встать. — Почему бы нам немного не поразвлечься? С ней же ты развлекался вовсю, верно? Я даже ревновала. Сиди тихо, дурачок.
И тут началась схватка, которую я не должен был ни проиграть, ни выиграть. Конечно, положение было дурацкое, и это не могло долго продолжаться, но я действительно не хотел ее обидеть.
— Постой, постой, Сисси, — сказал я твердо, держа ее на расстоянии вытянутой руки. — Если сейчас у нас что-нибудь начнется, то так оно и пойдет, и рано или поздно, — думаю, что довольно скоро, — дядя Ник все узнает, и что тогда с нами будет, как по-твоему?
— Уйти придется мне, а не тебе…
— Вернее всего — обоим. Но сейчас я думаю о тебе, Сисси, особенно после всего, что ты тут сгоряча наговорила. Ведь он никогда и слова не вымолвил о новой девушке. Впереди у нас долгие месяцы работы, — ты сама так сказала, — и я не вижу, зачем ему портить номер. Если только он не подумает, что между нами что-то есть…
— А этого не будет, потому что ему я и в самом деле нужна, — с горечью сказала она и отодвинулась. — Хотя бы из гордости. Ведь я — часть его имущества. А тебе я ни к чему. Я знаю…
— Нет, не знаешь. Я просто хочу быть благоразумным… за нас обоих. — Я долго продолжал в том же духе, встав в позу искреннего борца с искушением, а она сидела у стола, обхватив голову руками; волосы у нее растрепались, глаза были закрыты, надутые губы застыли бесформенным пятном; лицо оставалось в тени — свет падал на ярко-желтую блузку; так я и запомнил эту картину. Я считал, что веду себя необыкновенно умно, что благородно сопротивляюсь и, не оскорбляя ее чувств, держу Сисси на расстоянии; но будущее показало, что для всех нас было бы куда лучше, если бы я не умничал и не щадил ее чувств, а прямо заявил, что она мне совсем не нравится, — тем более что это была святая правда.
— Пошли, Сисси, — сказал я наконец. — Уже поздно, а тебе далеко ехать. Я провожу тебя до автобуса или метро. И смотри не забудь свой джин. Тут еще немного осталось.
— Ладно, пригодится, — пробормотала она и занялась своим лицом. Она уже явно оправилась. На улице взяла меня под руку и засеменила рядом. Ей было лучше, чем мне. А мне и невдомек было, что станется с Сисси Мейпс.
Помнится, Нэнси Эллис я встретил не на следующий день, а через день после визита Сисси; на письмо мое ответа так и не было, и я понятия не имел, где она и что делает. Утром я пошел в Национальную галерею, потом закусил и выпил пива в кабачке рядом с «Колизеем» и спустился в метро на Лестер-сквер, чтобы ехать к себе — это был не самый короткий путь, но я любил открывать новые места. Я спустился по лестнице, прошел между платформами и, хотя знал, которая моя, на мгновение остановился в нерешительности. Я повернулся и взглянул на поезд, стоявший у другой платформы. У окна сидела девушка, очень похожая на Нэнси. Я подбежал ближе — это и была Нэнси, она с увлечением читала книгу. Я издал какой-то дурацкий возглас, — она все равно не могла меня слышать, — но прежде, чем я успел постучать в окно или добежать до двери, поезд тронулся. За каких-нибудь двадцать секунд я успел найти ее и снова потерять. Я стоял и смотрел, а поезд медленно набирал скорость и, покачиваясь, уходил в черноту, унося Нэнси бог весть куда по темному туннелю; и тут я проклял свою нечаянную удачу.
