– Ну, – говорят братья, – этот в мать пошел, может, с младшим лучше сговоримся.

Утром вернулись они домой. Егле спрашивает у сына:

– Отчего у тебя, сыночек, глаза красные?

– В лесу костер дымно горел, – отвечает ей сын, – вот глаза и покраснели.

На следующую ночь опять пошли братья в лес коней пасти и зазвали с собой младшего сына Егле.

Да и от него ничего не добились.

Вернулись наутро домой. Егле глянула на сына и спрашивает:

– Что это, сыночек, и у тебя глаза красные? Не обидели ли тебя дядюшки?

– Нет, не обидели, – отвечает ей сын. – Я всю ночь не спал, коней стерег, вот и покраснели глаза.

И на третью ночь собрались братья в лес. Приласкали они маленькую племянницу и с собой заманили.

Была она у матери с нянюшкой любимым дитятей. Никто ее никогда и пальцем не тронул, злого слова не сказал. Вот стали ее дяди выспрашивать да выпытывать. Она в землю глазками уперлась, молчит, только головой качает: "Не знаю я ничего". А как пригрозили ей дяди гибким прутом, – она задрожала вся, побелела, что платок, да все и рассказала. И как отцово имя – сказала, и на какой он зов отзывается – открыла.

Ну, дядьям только того и надо. Еще пригрозили ей, чтобы она перед матерью и словом не обмолвилась, и отвели ее домой.

А сами захватили косы, пошли к озеру. Сделали они злое дело, косы о траву вытерли и воротились назад. Только стали косы в сенях вешать, услыхала Егле железный звон, и сжалось у нее сердце.

– Что, братья, – спрашивает, – так рано на работу выходили?

Братья отвечают:

– Густая трава по утренней росе ровнее ложится.

А Егле все душой неспокойна. В тот же день собралась она назад к мужу. У порога с матерью и отцом попрощалась, у ворот сестер, братьев обняла, – никому провожать себя не позволила.

Подошла она с детьми к озеру, стала на бережку и сказала, как муж ее научил:

Тут всколыхнулись озерные воды, пеной вспенились. Да не белая пена на волнах качается, не белая, как молоко, а красная, как кровь. И со дна голос послышался:

Заплакала, зарыдала Егле. Потом обернулась к детям и сказала:

– Нет у вас ласкового отца, нет у меня любимого мужа. Никто нас в подводном царстве не приветит, а под одним кровом с злыми убийцами нам не жить. Пусть же будет так, как я скажу:

И как сказала, так и сделалось. Старший сын превратился в дуб высокий, младший – в ясень, а дочь – в трепетную осину. Сама же Егле стала над озером темною елью.

С тех пор и повелись на земле ель, дуб, ясень и осина. Печальной вдовой клонит ель свои ветви долу. Чуть дохнет ветер – дрожат, точно от страха, у осины мелкие листочки. А у дуба и у ясеня стволы крепки и тверды, как сердце верного человека. А почему это так, только тот и знает, кто слыхал от дедов про бедную Егле и про ее детей.

Жила-была муха, которая мечтала учиться в школе. Однажды она села на школьном окошке и стала слушать, что учитель рассказывает детям. А ученики как раз разучивали смешную маленькую песенку:

Муха тоже выучила эту смешную песенку и сказала себе:

– Ну вот, теперь я уже достаточно умна. Пойду-ка я, пожалуй, учить других насекомых и зверей.

Она полетела на луг и увидела маленького ослика, жевавшего траву. Муха покружилась и, сев на травинку, запела:

– О чем это ты там поешь? – спросил ослик.

Муха пропела еще раз.

– Что за чудесная маленькая песенка! – сказал ослик. – Только я что-то плоховато стал слышать. Сядь, пожалуйста, ко мне на кончик хвоста и пропой еще разок.

Довольная муха села ослику на хвост, а он, только этого и дожидаясь, так сильно стукнул хвостом по земле, что чуть не отбил бедняжке все крылышки.

– Какой неблагодарный и бестолковый ученик! – воскликнула муха и полетела подальше от ослика.

Она прилетела к пруду, где плавал огромный ленивый карп. Муха присела на бережок и сладким голоском запела:

Услышав это, карп с такой силой ударил хвостом по воде, что брызги фонтаном обрушились на муху, и она еле-еле смогла взлететь, так как мокрые крылышки плохо слушались.

– Какой необразованный дурень! – возмущалась муха, просушивая на солнце крылышки.

Погревшись, она полетела на ферму, где по двору важно расхаживал толстый гусак. Муха присела гусаку на клюв и громко запела:

Гусак раскрыл свой клюв и проглотил ученую муху.

Жил на свете осленок. Его никак не звали, потому что от роду ему было всего три дня и хозяин еще не успел придумать ему имя. Осленок был очень веселый, очень любопытный и постоянно совал свой нос куда надо и куда не надо.

На четвертый день своей жизни он гулял по двору и увидел маленькую ямку в песке. Это показалось ослику очень странным. Он расставил пошире копытца, наклонился и понюхал, чем тут пахнет. Вдруг из песка выскочило страшное чудовище – брюхо круглое, лап много-много и все так к осленку и тянутся! Это был жучокпаучок, муравьиный лев, что сидит в песчаной ямке, муравьев поджидает. Осленок, конечно, не муравей, но все равно он перепугался и закричал во всю глотку.

На крик прибежал его хозяин. Увидел, в чем дело, и принялся хохотать.

– Вот так храбрец, букашки, муравьиного льва, испугался! Ну, теперь я знаю, как тебя назвать. Будешь зваться Гарпалиону – владыка львов.

Так осленок получил имя.

Время шло, осленок рос, рос и вырос, наконец, в большого осла. Однажды стоял он в стойле и жевал сено. А пока жевал, в его ослиной голове бродили разные мысли.

"Наверно, я все-таки необыкновенный осел. Вот, к примеру, одного моего знакомого зовут Длинноухий, другого – Серый. Но нет на всей земле такого осла, которого бы звали Гарпалиону. Ослу с таким именем не пристало таскать кладь на спине да слушать понукания".