Но 14 мая 1610 г. кинжал фанатика католика Равальяка, давно выслеживавшего свою жертву, оборвал жизнь Генриха IV. Следствию, впрочем довольно поспешному и поверхностному, так и не удалось выяснить, кто же подослал убийцу. Он молчал, несмотря на жестокие пытки. Лишь по косвенным данным (обучение Равальяка в коллеже иезуитов) можно было подумать, что кинжал был направлен иезуитами. Равальяка казнили на Гревской площади 27 мая 1610 г. В итоге расследования была принята выгодная для двора версия об убийце-одиночке. Некоторых вельмож подозревали в том, что они знали о готовящемся покушении. Поэтому Равальяка постарались побыстрее отправить на тот свет.

Католический лагерь был удовлетворен. Император Рудольф II обрадовался при известии о смерти Генриха IV, назвав удар Равальяка «божественным провидением, которое часто помогало светлейшему Австрийскому дому». Но не только враги торжествовали победу. Новое католическое правительство Франции, стремившееся ограничить еретиков-гугенотов, получило свободу действий, и французская армия, уже направлявшаяся к Рейну, была распущена. В Париже отказались от продолжения союза с протестантами. Несколько позднее, в 1615 г., был заключен брак сына покойного монарха Людовика XIII и Анны Австрийской, который должен был символизировать примирение Империи и Франции. Политика Кончини, а затем и Люиня, фаворитов Марии Медичи, не была национальной. Они старались отойти от европейских дел, страна погрязла в пучине внутренних смут, и лишь в 1624 г., когда к власти пришел Ришелье, правительство вновь вернулось к политике, направленной на защиту национальных интересов Франции. Естественно, что Габсбургам были на руку смуты во Франции, ибо в это время они не подготовились к войне европейского масштаба. Австрийские Габсбурги не стали искоренять протестантов в собственных владениях, напротив, даже предоставили чехам свободу вероисповедания. В глубокой тайне готовились они к тому моменту, когда можно будет сделать решающий шаг к восстановлению своей универсальной монархии. Ведь Австрия еще не решила все проблемы с турками, не были отвлечены на других театрах военных действий потенциальные союзники Франции и протестантских князей Германии — Дания и Швеция.

Кинжал Равальяка предотвратил превентивную войну антигабсбургских сил Европы против Империи. И тут возникает вопрос: не было ли решение Генриха IV начать войну именно в 1610 г. ошибочным? Ведь после его гибели во Франции некому было продолжить это предприятие. Его смерть повлекла за собой период длительной политической смуты во Франции и резкое изменение в соотношении политических сил в Европе. Если со смертью Филиппа II в Испании практически ничего не изменилось, то с исчезновением с политической сцены великого политика и дипломата Генриха IV ничто не могло уже оставаться в прежнем состоянии. Генрих IV не успел реализовать все свои планы. Какую пользу он мог бы принести своей стране, если бы не погиб в расцвете сил!

«Remember![59]»

Карл I Стюарт[60]

Среди многих революций, каждая из которых имела свои особенности, выделяется Английская революция середины XVII в. Ее отличает то, что впервые в истории царствующий монарх сложил свою голову на эшафоте.

Этот факт кажется еще более из ряда вон выходящим, ибо произошел в Англии и был осуществлен народом, менталитет которого известен всему миру. Но традиции, которым столь привержены англичане, сформировались позже, уже после Славной революции 1688–1689 гг. и восшествия на престол Ганноверской династии[61]. До сих пор англичане не могут простить себе это событие. Но оно было, и поэтому личность казненного Карла I Стюарта привлекает к себе большое внимание.

До Карла I в Англии существовал прецедент казни коронованной особы — Марии Стюарт. Но последняя была шотландской, а не английской королевой, на эшафот ее отправила Елизавета Тюдор, а не народ, да и казнь эта совершилась не в эпоху революции. События XVII в. хотя и являлись продолжением процессов, начавшихся столетием раньше, однако перешли на качественно иной уровень. Не случайно среди историков бытует теория «кризиса XVII в.», по существу, означавшего кризис абсолютизма, завершивший первый этап ранней новой истории. В большинстве стран этот процесс характеризовался корректировкой форм управления, переходом от абсолютизма дворянского, аристократического, к смешанной форме правления дворянства и нарождающейся буржуазии. Классический пример являет собой Франция, пережившая Фронду[62].

В Англии же первый кризис абсолютизма выразился в форме довольно болезненной революции, длившейся с 1640 по 1688 г. И немалую лепту, как ни странно, в развитие революционного процесса внесли Стюарты, особенно Карл I.

27 марта 1625 г. Яков I Стюарт умер. На престол вступил его сын Карл I. История монархий показывает, что в эпохи социальных потрясений нет ничего более опасного для решительного и прямолинейного человека с устаревшими взглядами, как принять наследство после колеблющегося, слабого и вероломного правителя. Яков I выдержал бурю, бросившую его преемника на эшафот. Карл Стюарт был ровесником своего века — к моменту восшествия на престол ему исполнилось 25 лет. О его внешности и отчасти характере дает представление картина голландского художника Антониса Ван Дейка, на которой английский монарх изображен с женою и детьми. Карл I — высокий, красивый, темноволосый мужчина с усами и бородкой в стиле того времени со слегка обеспокоенным, но решительным выражением голубых глаз. С воцарением Карла I фактическим правителем Англии стал Джордж Вилльерс, герцог Бекингем, первый министр короля. Будучи сыном нетитулованного и бедного сквайра, он в 1614 г. поступил на службу к Якову I. Уже в 1615 г. Вилльерс становится фаворитом короля, а в 1623 г. ему был пожалован титул герцога Бекингема. Главной причиной влияния герцога на отца, а затем на сына было его умение поддерживать абсолютистские устремления обоих государей.

В какой атмосфере проходили детство и юность нашего героя? Происходившие в XVI–XVII вв. в Англии глубокие экономические процессы — зарождение капитализма в сельском хозяйстве, промышленности и торговле — привели к росту и укреплению буржуазии и нового дворянства и к обострению социальных противоречий. Они нашли свое отражение в конфликтах Якова I с парламентом. Яков Стюарт пытался документально подтвердить доктрину божественного права королей (королевская власть установлена Богом свыше, абсолютна и не может быть ограничена), поскольку ее стали оспаривать. Цены росли, богатства буржуазии и джентри увеличивались быстрыми темпами, но доходы короны, как и старого дворянства, оставались на прежнем уровне. Первая попытка Стюартов пополнить финансы — повышение пошлин, принудительные займы, новые налоги — привела к резким столкновениям с палатой общин, которая всегда претендовала на то, чтобы быть единственным органом, разрешающим взимание налогов. Вторая попытка привела к созданию монополий. Под монополиями подразумевалась практика продажи правительством лицензий, дающих исключительное право производить данный товар или торговать им, что ущемляло интересы тех, кто не имел подобного патента. Таким образом корона еще со времен Елизаветы Тюдор пыталась увеличить свои доходы и, контролируя некоторые отрасли промышленности, получать благодаря этому долю от их прибылей. Это возмутило все торгово-промышленное население Англии: скандал достиг апогея в связи с «проектом Кокейна» в 1616 г., согласно которому суконная промышленность попадала под контроль короны. Неудивительно, что первые экономические столкновения в парламентах при Стюартах проходили по вопросу о монополиях.