Именно удержание власти в Нидерландах было главной проблемой для Филиппа: без них могло погаснуть величие Испании как мировой державы. Ведь эти земли давали в королевскую казну 2 миллиона гульденов ежегодно. И чем дальше, тем сильнее становился конфликт между испанским управлением и тягой местного дворянства и особенно буржуазии к самостоятельности. При Карле V буржуазия все же имела значительные преимущества. Император помогал ей в конкурентной борьбе с ганзейцами и англичанами, исходя из интересов своей политики в целом. При Филиппе II ситуация изменилась. Теперь интересами Нидерландов пренебрегали; например, были введены разорительные для шерстоткацкой промышленности пошлины на ввозимую испанскую шерсть, купцам был запрещен въезд в испанские колонии. Банкротство 1557 г. разорило многих нидерландских финансистов, система денежного кредита была дезорганизована. Экономические трудности неизбежно повлекли за собой острый социально-политический конфликт.

Филипп II не понимал экономических и социальных проблем Нидерландов, которые были более сложными, чем в его испанских владениях. Он ожидал значительных доходов и стремился к большему контролю над местными учреждениями и большей подчиненности местного населения в религиозных делах, тогда как его подданные в этой стране все больше проникались кальвинистскими настроениями. Еще менее понимал все это герцог Альба, ставший с 1567 г. наместником короля в Нидерландах. Как солдат, он всегда стремился к ясному военному решению. Но его в данном случае не могло быть. Однако Альба с присущим ему упрямством решил ввести казарменный режим в подвластных землях. Филиппу II он писал: «Каждого нужно заставить жить в постоянном страхе, что крыша может обрушиться на его голову». Тогдашняя правительница Нидерландов Маргарита Пармская возражала против назначения Альбы, прямо указывая, что герцога настолько ненавидят в этой стране, что «одного его появления будет достаточно, чтобы ненависть распространилась на весь испанский народ». Филипп II не послушал ее. Кроме жестоких избиений протестантов с целью их устрашения и возвращения в лоно католической церкви, Альба ввел так называемую алькабалу (однопроцентный налог с недвижимого имущества, пятипроцентный с движимости и десятипроцентный с каждой торговой сделки). В Нидерландах, где все товары проходили через руки десятков посредников, прежде чем дойти до потребителя, это означало разорение торговцев и промышленников. Советники доказывали герцогу неприемлемость такого шага. Сам Филипп II предписывал Альбе смягчить режим и объявить всеобщую амнистию. Но герцог был непреклонен и довел дело до всеобщего восстания, а вместе с ним и до ухудшения отношений с Англией. Его карьера статхаудера в Нидерландах завершилась в октябре 1574 г., когда герцога отозвали в Испанию. Филипп II даже заявил в сердцах: «Герцог украл у меня Нидерланды». Испания оказалась в конечном итоге втянутой в длительную и совершенно бесполезную войну с Республикой Соединенных Провинций, продолжение которой вызывало недовольство в самой Испании. «Почему, — протестовал один из депутатов кортесов в Мадриде в 1588 г., — мы должны платить налоги здесь для того, чтобы остановить ересь там? Кастилия не должна одна нести на себе все их бремя, в то время как другие королевства и государства будут лишь наблюдать за происходящим со стороны».

Восстание в Нидерландах было причиной постепенного краха всей политики Филиппа II, поскольку привело к необходимости воевать с англичанами и французами, что, в конечном счете, оказалось Испании не под силу. События, разыгравшиеся в Нидерландах, прямо повели к ухудшению отношений с Англией, так как потеря нидерландского рынка отрицательно сказывалась на торговле английских купцов, и, кроме того, Англия не хотела победы Испании над повстанцами, опасаясь усиления испанской монархии и угрозы испанского вторжения в Англию. Филипп II все же не рисковал начинать войну против Англии. Его осторожность в отношениях с ней объясняется боязнью того, что полный разрыв с этой страной был бы выгоден Франции и мог ухудшить положение в Нидерландах, поскольку потребовались бы огромные расходы на войну. Король не обещал ничего конкретного Марии Стюарт, вынашивавшей планы свержения Елизаветы. Но ход событий в Нидерландах, на севере которых в результате Утрехтской унии (союза 17 провинций) 1579 г. возникла Республика Соединенных Провинций, и дальнейшее ухудшение англо-испанских отношений привели Филиппа к тому, что он все же стал склоняться на сторону Марии Стюарт. Посол испанского короля в Англии Бернардино де Мендоса развернул бурную деятельность, инспирируя действия заговорщиков. В конце концов Мендосу выслали из Англии, дипломатические отношения были прерваны, и путь к войне фактически открыт. Казнь Марии Стюарт сделала англо-испанскую войну неизбежной.

Филипп II планировал направить огромный военный флот к берегам Англии, который в Ла-Манше должен был взять на борт 17 тысяч солдат из войск Александра Пармского в Нидерландах. Предполагалось, что бюджет экспедиции составит 3 миллиона 800 тысяч дукатов. Но это оказалось не под силу испанской казне. Кроме того, благодаря деятельности английских финансовых агентов испанские векселя были собраны на иностранных биржах и предъявлены Испании. На римского папу Сикста V, решившего поддержать «первого воителя Христова» Филиппа II всеми доступными средствами, кроме денег, рассчитывать не приходилось. Папа обещал предоставить испанскому королю 1 миллион дукатов, но лишь после того, как войска Филиппа высадятся в Англии. Усилия посла Испании в Риме графа Оливареса были безуспешными. После очередного отказа он в отчаянии писал в Мадрид: «Сикст V оказался тверд, как алмаз… Легче вырвать внутренности у Его Святейшества, чем один золотой».

Предводительствовать всей экспедицией должен был дон Альваро де Басан, маркиз де Санта-Крус, герой Лепанто. Но в начале февраля 1588 г. он скоропостижно скончался в возрасте 62 лет. С ним, казалось, умерла надежда Испании на победу. Испанцы говорили потом, что если бы он командовал флотом, они бы не знали поражения. Выбор короля пал на герцога Медина-Сидонию (дон Алонсо Перес де Гусман). Это был богатейший и родовитейший феодал, владевший половиной Андалусии, но не имевший военного опыта. Король опасался, что всякое иное назначение вызовет недовольство других военачальников (во всяком случае, так считал современный историк Альтамира-и-Кревеа). В процессе подготовки экспедиции Филипп II, по своему обыкновению, вмешивался во все детали и требовал, чтобы к нему обращались буквально по мельчайшим вопросам. Но, несмотря на все тщательные приготовления, в «Армаде» оказалось много неопытных моряков, что снижало ее боеспособность.

Медина-Сидония сделал подробнейший отчет о флотилии. Может показаться странным тот факт, что испанцы предполагали опубликовать его, в то время как агенты Уолсингема[50] вели кропотливую работу по сбору соответствующей информации. И его действительно напечатали. Причем он появился в Риме, Париже, Дельфте, Кельне так быстро, что копии продавали в Амстердаме еще до выхода «Армады» из Лиссабона. Филипп II и его советники свято верили, что такая пропаганда не причинит Испании ущерба, но, напротив, деморализует врага.

Данные о числе кораблей и солдат «Армады», приводимые в разных источниках, не совсем одинаковы, хотя расхождения незначительны. Но в любом случае цифры впечатляют: не менее 130 кораблей, 7 тысяч матросов и 17 тысяч солдат, не считая армии Александра Пармского в Нидерландах. Флот состоял в основном из галеонов — тяжелых судов, имевших две палубы, а также кар-рак — средиземноморских торговых кораблей. Довольно многочисленная, «Армада», однако, была плохо вооружена. Таран и абордаж, на которые делал ставку Медина-Сидония, когда исход боя решали «испанская доблесть и толедская сталь», отходили в прошлое. Особенно остро флотилия нуждалась в кулевринах — дальнобойных орудиях. Было спешно отлито шестьдесят шесть пушек, тогда как флот нуждался не менее чем в шестистах. Однако испанское правительство рассчитывало не столько на морской бой, сколько на высадку десанта в Англии, где, случись такое, испанской армии никто не смог бы противостоять.