БРЮС. Шутите, да?

РОБЕРТ. И в мыслях не было. В Центральной Африке предостаточно франкоговорящих. Может, ему мама в детстве стихотворение читала. Вот образ и отпечатался у него в голове. Начались проблемы — он и проявился.

БРЮС. Да нет, вы шутите.

РОБЕРТ. Есть такой комикс. «Тин-Тин и синие апельсины». Там про безумного профессора, он вывел апельсины, которые могут расти в Сахаре. Правда, ярко-синие и соленые. В Бельгийском Конго книжку запретили, посчитали, что Тин-Тин коммунист. Но в колониальной Уганде, ясное дело, «Тин-Тином» вся буржуазия зачитывалась. Он стал культовым, символом протеста для среднего класса. Такой вот у Криса образ в сознании, который вот-вот станет явью. Пограничное состояние расстройства личности плюс расшатанные нервы.

БРЮС. Вы это на ходу выдумываете?

Вы, конечно, не можете не признать, что с ним что-то не так. Мы, конечно, несем Ответственность…

РОБЕРТ. Ответственность за то, чтобы его выписать. Во втором отделении дольше держать нельзя. Лекарства и медсестра два раза в неделю.

БРЮС. Он не станет пить таблетки, вы же знаете, они никогда не…

РОБЕРТ. Для этого и нужна медсестра. Пока он не поправится.

БРЮС. Они не пьют таблетки, потому что это допотопная отрава, которая буквально парализует и не дает нормально жить. Разве нормальный человек станет это пить по своей воле?

РОБЕРТ. Вот именно.

БРЮС. И?

РОБЕРТ. Новое поколение нейролептиков. Клозапин, Рисперидон, Оланзапин. Пусть отправляется домой.

БРЮС. Да они же в сто раз дороже! Вы можете выделить на это средства или ему самому платить?

РОБЕРТ. Рисперидон и Клозапин уже сертифицированы, к началу следующего года будут дешевле шоколадок.

БРЮС. Что?

РОБЕРТ. Все равно дешевле, чем в больнице. Сам посчитай.

БРЮС. Хорошо. Продержим его здесь до начала следующего года. Элементарно.

РОБЕРТ. Не остри. Здесь тебе не дом отдыха.

БРЮС. Ему нужен уход. Вы же согласились, что ему показаны нейролептики.

РОБЕРТ. Может, показаны, а может, и нет. Может, он и в самом деле имеет какое-то отношение к Иди Амину. Господи-Боже-на-горном-велике! Он нехило детишек настрогал.

БРЮС. Да вы шутите.

РОБЕРТ. А может, нет.

БРЮС. Господи, сколько можно!

РОБЕРТ. Все, все, успокойся.

Значит, так

вполне возможно, он слышал какую-то семейную историю, которая передавалась из поколения в поколение, легенда такая, может, Иди Амин приезжал в их деревню, ну и тэ дэ, земля слухами полнится, он и поверил. Бывает. Почитай мою книгу.

БРЮС. Какую книгу?

РОБЕРТ. Честно говоря, это продолжение моей докторской. Она еще не закончена. Не хватает одной главы, чего-нибудь эдакого, сложного и непонятного, такого «je ne sais quoi», в общем, сам не знаю.

Серьезно. По-моему, в этом что-то есть.

БРЮС. Доктор, по-моему, и в фэн-шуе что-то есть, вот только я бы не стал писать о нем докторскую.

РОБЕРТ. А я, как твой Руководитель, с тобой не согласен.

БРЮС. Я читал вашу докторскую. «Культурное безумие и специфика бредовых представлений малых народов». Позволяет понять истоки возникновения бреда. В Африке обычное дело — бред про колдунов, а у нас — про «Спайс Герлз» и пришельцев. Культурная специфика Кристофера в том, что его мать жила в Уганде, отсюда и бред про диктатора, о котором он, без сомнения, слышал от матери. Вы утверждаете, что он не болен, что это культурная особенность.

РОБЕРТ. Я утверждаю, что он не сумасшедший. Это другое.

Ты знаешь, что было с его матерью в Уганде? Может, ее изнасиловали солдаты во время переворота? Может, сам Иди Амин? Откуда тебе знать, она могла быть журналисткой или поварихой во дворце. Ты у нее спрашивал?

БРЮС. Это невозможно.

РОБЕРТ. Почему?

БРЮС. Я не могу ее найти. Кажется, она живет в Фелтэме.

РОБЕРТ. Где в Фелтэме?

БРЮС. Ни у кого нет точного адреса.

РОБЕРТ. Найди. Может, это не все правда, хотя кто знает?

Сколько возможностей открывается!

Это как раз подтверждает мои исследования.

БРЮС. О чем вы? Его нельзя использовать для исследований.

РОБЕРТ. А почему? Почему бы и нет? Подумайте сами.

В афро-карибской этнической группе Лондона больше душевнобольных, чем в любой другой.

Почему?

Может, диагнозы неверны? Дело в нас? Или в них? В чем причина? В чем ответ? Где лекарство?

От «шизофрении» лекарства нет.

От «психоза» нет лекарства.

Только паллиативные препараты.

А если это не психоз? Насколько все проще! Что, если это лечится? Когнитивная терапия. Минимум лекарств.

Конец «черному психозу».

Только представь.

Святой Грааль.

И засранец, который его нашел… это мы.

БРЮС. Конец «черному психозу».

РОБЕРТ. Фигурально выражаясь.

БРЮС. Вы опять «фантазируете»?

РОБЕРТ

Конец паллиативным средствам. Конец «допотопной отраве».

БРЮС. Ладно. Допустим, это правда. Все правда. Кристофер — сын Иди Амина. А также шизофреник. И то, и то. Об этом вы не думали?

Ну что, лопнула ваша теория, как мыльный пузырь, да?

РОБЕРТ. Так, слушай. Хочу напомнить: наша диагностика бывает Этноцентрична. Ты оцениваешь ситуацию, исходя из собственных культурных критериев.

БРЮС. «Этноцентрична»?

РОБЕРТ. В нас все еще живет наше колониальное прошлое. Подозрительность у нас в крови — это наша культурная особенность.

Например, позавчера по пути с регби мы зашли в магазин за бутылкой вина. Я обратил внимание, что пакистанец за прилавком не сказал ни «спасибо», ни «пожалуйста». Я спросил себя, он просто такой человек или это хамство? Или все дело в том, что в урду нет ни «пожалуйста», ни «спасибо» — и в его культуре это просто не принято?

БРЮС. Что вы несете? Он всегда говорит и «спасибо», и «пожалуйста».

РОБЕРТ. Ну хорошо. В таком случае я должен спросить себя, может, дело во мне? Каковы мои культурные ожидания?

БРЮС. Слушайте, туда после регби все фанаты заваливаются, пьяные в стельку, и это они не говорят «пожалуйста» и «спасибо»…

РОБЕРТ. И все-таки мы должны бороться с нашим этноцентризмом.

БРЮС. Мне не очень нравится, к чему вы ведете.

РОБЕРТ. Доктор, это моя Территория.

За этим вы меня и звали.

Я знаю, сколько будет дважды два.

Я Старший Консультант, вот и консультируйся.

Я здесь не затем, чтобы о погоде беседовать.

И нечего тут выпендриваться.