— Это значит, что дело закрыто и вы возвращаетесь домой. Но ни у кого не хватило порядочности объяснить нам, что, черт возьми, происходит. Заниматься нам этим дальше или нет.

— Как это можно закрыть, — удивилась Элизабет. — Мы знаем не больше того, чем неделю назад. По крайней мере я. И вы видели все рапорты, которые я составляла, пока работала здесь.

Он помолчал, а затем взглянул на нее. Постепенно выражение его лица изменилось.

— Ладно. Может быть, я не прав. — Видно было, что он сожалеет о сказанном. — Если я ошибся, прошу извинить меня.

Элизабет встала, прижимая свои бумаги к груди.

— Мне жаль, что так получилось с Палермо. Но если говорить честно, это была единственная несогласованная акция.

Чем-то слегка раздосадованный и даже смущенный, он произнес:

— Наверное, мне нужно показать вам кое-что. А может, и не нужно, не знаю. Но несколько минут назад, когда я запросил нашу штаб-квартиру насчет того, что происходит, мне в ответ пришло вот это. — Он протянул Элизабет другую расшифровку.

Элизабет чувствовала себя так, словно ей дали пощечину. Она посмотрела на собеседника, но тот опять опустил глаза.

— Они арестовали Балаконтано? Я ничего не знала.

— Я верю. Вы действительно не знали. Извините.

— Мне ничего не сказали, — повторила Элизабет.

В семь часов утра здание министерства юстиции было тихим и походило на пещеру. Полы блестели, звуки отдавались эхом и замирали среди несовременных светильников, протянувшихся вдоль коридора с высоким потолком. В детстве Элизабет именно так представляла себе музеи и почту. Даже запах, казалось, был таким же: смесь воска, пыли, дезинфекции и старой бумаги — солидный, официальный, правительственный запах.

Она вошла в пустую комнату и направилась к своему столу. Здесь все было так, как она и ожидала. Когда ежедневно поступавшие к ней рапорты перестали умещаться на столе, их стали складывать грудой на пол. Через пару дней у кого-то будет масса работы.

Минут через пятнадцать она услышала первые шаги. Четкий звук кожаных подошв мужских ботинок эхом разносился по всему зданию. Потом она поняла, что идут двое. Когда один заговорил, она сразу узнала Пэджетта.

— Только выпью чашку кофе и… — Пэджетт распахнул дверь и замер. — Элизабет! Потрясающе. Рад, что ты вернулась.

Он начал наливать себе кофе, и тут вошел Коннорс.

— Доброе утро, мисс Уэринг, — произнес он, чуть нахмурившись. — Мне бы хотелось немного поговорить с вами, если вы не возражаете.

— Пожалуйста, — ответила Элизабет и поднялась. Коннорс уже пошел к своему кабинету, так что ей пришлось догонять его почти бегом.

За спиной раздался голос Пэджетта:

— Мартин, я принесу тебе кофе. Тебе тоже, Элизабет?

Она не затруднила себя ответом. Они молча дошли до двери, и Коннорс отпер ее, церемонно пропустив Элизабет вперед. Потом он придвинул для нее стул. Его манера вызвала у нее какое-то чувство неудобства. В его поколении это было не принято, скорее так могли вести себя их отцы.

Коннорс уселся за стол, поджал губы и сложил руки.

— Я рад, что вы пришли пораньше, потому что мне хотелось бы, чтобы вы были готовы помочь в одном деле.

Меня не увольняют, подумала Элизабет.

Коннорс наклонился вперед и продолжил:

— Вы лучше всех знакомы с этим делом, поэтому вдвойне важно ваше присутствие именно сейчас, когда оно переходит в стадию судебного разбирательства.

Я не уволена, опять мелькнуло у Элизабет. «Лучше всех знакомы», вдруг обратила она внимание на эти слова.

— А как же Джон?

— Джон? — переспросил Коннорс.

— Да, Джон.

— Неужели вы не знаете? — Коннорс покачал головой и уставился в стол. — Джон Брэйер мертв. — Он поднял глаза и сказал: — Извините, я думал, вы в курсе. Это было глупо с моей стороны.

Элизабет почувствовала, как слезы подступили к глазам.

— Когда? Как это произошло?

— Он не стоит ваших слез, — произнес Коннорс и снова покачал головой. — Он был осведомителем. Его дружки решили, что он подвергает их слишком большому риску. Это случилось в Лас-Вегасе, вскоре после… инцидента с Палермо. Его нашли где-то в пустыне, за городом. Пришлось потратить немало времени, чтобы идентифицировать его.

— Но мне ничего не сказали! Почему мне никто не сказал? — Она всхлипнула. Брэйер убит, а она сидит здесь и думает — о чем? Все это ужасно, и о стольком нужно упомнить… Но тут до нее дошло, что Коннорс сказал еще одну вещь. Брэйер предатель?

— Джон не был предателем. О чем вы говорите!

Коннорс опять превратился в начальника. Он заговорил очень медленно, как будто давал понять, что не собирается повторять дважды.

— Мы предполагали, что наш с вами телефонный разговор заставит кого-то действовать. Мы оба знали это. А в результате получили неприятный сюрприз. Убитым оказался наш Джон Брэйер. Вот так-то. После того как его убили, мы обнаружили у него в доме большую сумму денег. Если быть точным, почти двести тысяч долларов. А потом мы получили еще одну улику, которая доказывает, что Брэйер был осведомителем. — Коннорс сжал кулаки. — Как представлю, что он мог рассказать им…

— Нет, вы ошибаетесь. Я знала его и…

— Нет, мисс Уэринг, — качнул головой Коннорс. — Улика, о которой я говорю, неопровержима. Если позволите, я познакомлю вас с самой свежей информацией. Думаю, это убедит вас. Хотя я должен предупредить: эта информация секретна. Она должна быть предана гласности осторожно и постепенно, в нужное время. Кое-что будет трудно принять, но вам придется пережить это.

Теперь Коннорс говорил почти по-отцовски. Его седые волосы были в непривычном беспорядке. Взглянув на него, Элизабет отметила с удивлением, что он, кажется, переживает не меньше ее.

— Хорошо, — сказала она.

Нужно успокоиться. Это все, что она могла сделать. Но она была уверена, что у Брэйера не могло быть таких денег. Наверное, их подкинули.

— Ну вот, — с тенью улыбки произнес Коннорс. — А теперь разрешите посвятить вас в суть дела. Вчера рано утром в полиции Саратоги, в штате Нью-Йорк, раздался телефонный звонок. Неизвестный человек сообщил, что они смогут найти останки Эдгара Филдстоуна, захороненные в поместье Карло Балаконтано. На самом деле это ферма, где разводят лошадей.

— Конный завод.

— Именно. По этому звонку полиция оформила ордер и совершила рейд на ферму. То, что они нашли, боюсь, оказалось не слишком приятным зрелищем. Это были голова и руки Эдгара Филдстоуна, а также пистолет, из которого его застрелили. — Коннорс опустил глаза. — Его убили выстрелом в голову.

Элизабет ждала продолжения.

— Они нашли и пропавшие бухгалтерские книги «Филдстоун гроус энтерпрайзес». Там оказалась чековая книжка, и мы смогли выяснить, сколько денег было на счету у Орлова и других.

— Подождите, мистер Коннорс!

— Я говорю правду, мисс Уэринг. Тут нет сомнений. Когда вы сами это увидите, вы будете поражены. Определенно поражены. Теперь у нас есть неопровержимое доказательство того, что Карло Балаконтано был теневым партнером в «Филдстоун гроус» и что он замешан в убийстве Эдгара Филдстоуна. Балаконтано закопал его на своей ферме вместе со всей тайной бухгалтерской кухней компании. Он использовал ФГЭ для того, чтобы инвестировать в нее нелегальные доходы, превышающие сумму в два миллиона долларов. И еще. Вчера обнаружились деньги Эдгара Филдстоуна, полученные им на Багамах за акции ФГЭ. Четыре миллиона долларов. Все серийные номера соответствуют тем, которые указаны в списке, сделанном сотрудниками Федеральных резервов, когда деньги переправлялись в Майами. Их отправили в адрес Балаконтано почтой, в посылке с дешевыми книжками.

— Подождите. Это все может быть подстроено.

— О чем вы?