— Она хорошо смотрится, — оценил он. — Когда мы уезжаем?

— Это уже меня не касается. Я пойду в другую комнату, посмотрю телевизор, а вы договаривайтесь. Потом я ложусь спать. Просто оставь мои две тысячи на столике и закрой дверь, когда будете уходить. С завтрашнего утра я забуду о твоем существовании. — Сказав это, старик вышел из кухни и закрыл за собой дверь.

— Я готова выехать в любое время, нужна только машина, — произнесла Маурин.

— Я пойду возьму свой чемодан, — сказал он и вышел в гостиную.

Старик уже ушел, из спальни доносился звук работающего телевизора. Чемодан так и стоял на том же месте, где он его оставил. Он вернулся на кухню, положил на стол две тысячи долларов и прижал их кофейной чашкой.

Пропустив вперед Маурин, он вышел на улицу. Там по-прежнему дул холодный ветер. Маурин направилась незнакомым ему путем мимо небольшого гаража. Рядом находился еще один, от него тянулась дорожка на улицу за домом. У тротуара стоял «шевроле» модели, выпущенной три года назад.

Маурин отдала ему ключи от машины и подождала, пока он уложит чемодан в багажник. Потом он открыл ей дверцу и сам сел за руль. Мотор работал хорошо. Печка быстро нагрела воздух в салоне. Отъехав от тротуара, он почувствовал, как колеса с хрустом давят лед.

— Ты знаешь, куда ехать? — спросила Маурин.

— Да.

— Хорошо. В таком случае мы можем поговорить по дороге. Тебе не нужно мне что-либо рассказывать, это не входит в условия договора. Но если есть какие-то вещи, которые пригодятся в будущем, мне бы лучше знать о них заранее.

С минуту он раздумывал над ее словами, потом принял решение. Все равно он уже с ней связался. Даже если ей придет в голову продать его, пусть лучше знает, с кем имеет дело. Так просто с ним не разделаться.

— Я должен был выполнить одно задание, которое мне дал человек, работавший еще на кого-то. Когда я все выполнил, его убили, но мне сказали, что деньги я получу. В общем, я их действительно получил. Но так, что мне пришлось быстро убираться. Это случилось два дня назад. Я думаю, что вряд ли это мог быть кто-то еще, кроме Карло Балаконтано.

— Карл Бала, — со знанием дела повторила Маурин. — Черт побери!

Она помолчала, погруженная в свои мысли, а потом произнесла:

— Мне нужно выяснить одну вещь, и больше я ни о чем не буду спрашивать. Насколько ты им нужен? Это просто вопрос денег или у них есть причины бояться тебя? Старик сказал, что ты — профессионал.

Он взглянул на нее, но лицо Маурин оставалось в темноте. Он молча продолжал гнать машину, выехав на автостраду и растворившись в потоке автомобилей, катящих на юг. Прошло довольно много времени, пока они перекинулись словом. Маурин спросила разрешения закурить, и он не стал возражать.

Элизабет изучала донесение. Вряд ли оно заслуживало такого названия, потому что ничего нового, по крайней мере для себя, она в нем не нашла. О деле Вейзи там было сказано, что смерть наступила от взрыва вещества, находившегося в машине. Возможное убийство. Подозреваемых нет, мотивов преступления нет, свидетелей подготовки преступления нет, источник взрыва не установлен, сходных случаев нет. Предполагаемое направление расследования не определено.

Полиция явно пустила это на самотек. Дело, в котором написано «преступник не установлен», не может быть закрыто, но этот рапорт, так чисто и гладко составленный, производил впечатление, что дело Вейзи предназначено для архива. Они прекрасно понимали, что из-за этой стопки бумаги никому ничего не будет. Проклятье!

Элизабет перешла к делу сенатора. В нем уже сейчас было больше полутысячи страниц, содержащих донесения оперативников, результаты химических анализов, допросы, копии рапортов от консультирующих организаций. Но по существу оно ничем не отличалось от дела Вейзи. Просто расследование смерти сенатора так быстро не закрыть. Но уже сейчас в некоторых комментариях появилось что-то специфически архивное. Часто попадались фразы типа «проверка не дала результатов» вместо «расследование вопроса продолжается». Разница только во времени, вот и все. На механика потратили неделю, а на сенатора сколько положено? Месяц? Год? Это не имеет значения, поскольку через неделю или две настоящее расследование закончится, а может, и уже закончилось. Если и были какие-то улики, то в документах компании. А они исчезли. По вине Элизабет Уэринг.

Она заметила, что вернулся Брэйер, но решила сделать вид, что поглощена чтением. С тех пор как уехал Коннорс, Брэйер был в раздраженном состоянии, хотя и всячески поддерживал, ободрял Элизабет. Элизабет боялась только сочувствия, но Брэйеру и в голову бы не пришло выражать сочувствие, иначе он перестал бы быть самим собой — человеком, который принимает только то, что эффективно и полезно, и отбрасывает все остальное.

Расследование гибели сенатора оставалось в прежней стадии. Уже после отъезда Элизабет из Денвера ФБР приняло ее версию о том, что преступник мог заказать несколько авиабилетов. Что ж, он неглуп. Он может еще менять имена и знает множество других способов хорошо замаскироваться. Семьи у него, конечно, нет.

Он мог спокойно выследить сенатора, зная о его маршруте.

— Элизабет, — вдруг бодро произнес Брэйер.

Все время теплящаяся надежда вновь дрогнула в ней. Неужели нашли этих?

— Мне только что звонил человек из «Фламинго». Они сделали запрос о коридорном из номеров Тосканцио. Похоже, он отправился домой.

Он проснулся и взглянул на Маурин. Она спокойно вела машину, надев темные очки. Молодец. Она нужна мне, подумал он, даже если ничего больше не умеет, кроме вождения машины и бодрствования, когда я сплю. Теперь я — респектабельный джентльмен, путешествующий с женой.

Первая же остановка подскажет, как действовать дальше. Он уже работал в Детройте. Значит, там могут оставаться люди, которые знают его в лицо. Это будет первой проверкой. Он всматривался в унылый гористый пейзаж с редкими деревьями и серыми пятнами последнего снега. Даже сейчас эти места казались знакомыми. Нет, не «даже», а именно сейчас. Ему вспомнился человек, одиноко стоявший на склоне горы. Он был очень одинок. Кем он был — инкассатором или букмекером? Но он кому-то задолжал. Ему дали шанс, но он не сумел им воспользоваться.

Как только они сблизились, этот букмекер, или как его там, понял, что это уже не предупреждение. Весь мир в этот момент исчез, и остался только он — одинокий человек на склоне горы, темный вертикальный объект на сером снегу. Он даже не попробовал попросить еще отсрочки, он вообще ничего не сказал, потому что увидел, кого к нему прислали. Он понял: возмещение убытков, раскаяние и даже сами деньги — все это связано с людьми, живущими за миллионы миль отсюда, в другом мире, к которому он больше не принадлежит.

Пуля, чмокнув, вошла в него и опрокинула навзничь. Человек лежал на пустынном склоне, и из него, уже мертвого, вытекала кровь на серый снег. А сам он стоял над трупом и нажимал на спуск, пока не кончилась обойма большой автоматической винтовки 45-го калибра. Потом он выбросил эту тяжелую, военного образца винтовку в реку. С расстояния в несколько метров она уже била не слишком точно, а отдача была такой, что во время выстрела у него дрогнула рука.

В Детройте он позволил им запомнить свое лицо. В те дни он был молод и еще не считался одним из лучших. Ему и в голову не могло прийти, что наступит такой день, как сегодня, и что некоторые люди, оставшиеся в городе, будут вспоминать его физиономию как кошмар, как то, что могло стать последним впечатлением в их жизни.

Они приближались к городу.

— Теперь я поведу, — сказал он. — Найди местечко, где можно остановиться.

Маурин кивнула. Вскоре она зарулила на бензоколонку, где была стоянка, маленькое кафе и даже магазинчик сувениров. Они вышли, размялись, затем он заправил полный бак и снова выехал на автостраду.

По мере того как с окрестных дорог на шоссе вливались все новые ручейки машин, движение становилось интенсивнее. Наконец на повороте к Вудворд-авеню он выскользнул из общего потока.