Ей было приказано заняться своими делами, и единственный способ вернуть расположение Брэйера — выполнять его указания. Поэтому она должна заняться анализом донесений. Но как Брэйер узнал, что произошли новые убийства?

Элизабет быстро листала рапорты оперативников. Они были очень похожи. И в них не упоминалось об убийствах. Наоборот, в этих бумагах тридцатью или сорока разными способами говорилось о том, что ничего не происходит. Если Брэйер знает об убийствах, значит, он получил эту информацию не от оперативников. Когда приходило новое сообщение, его текст раздавали всем, кто имел к этому отношение. У Элизабет зашлось сердце. О Господи! Это ошибка или ее действительно подозревают как источник утечки информации?

Она сидела неподвижно и напряженно размышляла. Нет, на Брэйера это не похоже — отстранить кого-то от дела, ничего при этом не сказав. Не стал бы он оставлять ее одну в этом тихом офисе с грудой устаревших донесений, изолировать ее от тех, кто работает с секретной информацией. Ведь не стал бы? Но почему же он не объяснил, что происходит?

И вдруг ее осенило. Может быть и другая причина. Если убийства совершены здесь, то оперативники доложили об этом непосредственно своему местному инспектору. А таковым в данный момент является Джон Брэйер, руководитель ее группы. Существует только один способ выяснить это, подумала Элизабет. Если оперативники действительно что-то обнаружили, инспектор все равно должен послать рапорт в главную контору ФБР, даже если этот инспектор сам Джон Брэйер. А если Брэйер сделал это, но его рапорт держат от нее в тайне, то, черт побери, она обязана узнать почему.

Фары бросали яркий клин света в темные поля Иллинойса, автомобиль словно гнался за ним, но никак не мог догнать.

Он сосредоточенно вел машину и молчал. Он понимал, что необходимо разгадать смысл того, что произошло, но во всех вариантах оставалось нечто такое, чего он не мог понять. В этом и крылась опасность.

— Я тебя не продавала, — нарушила молчание Маурин.

— А?

— Я говорю, что никому не сообщала о тебе. — В ее голосе звучал страх. Естественно.

— Не беспокойся. То есть нет, беспокойся, но не об этом. Я знаю, что ты этого не делала. Ты могла, конечно, оказаться настолько дурой, чтобы продать меня, а потом испугаться, поняв, что они и тебя убьют. Но вот они не настолько глупы, чтобы посылать человека, которого я знаю. Если только им не было известно наверняка, где я нахожусь. Ты все сделала замечательно. Твоя ставка удваивается.

Даже в темноте он почувствовал, как она расслабилась. Оба мы дураки, подумал он. Она — потому что испугалась, а он — потому что позволил ей сидеть так и ничего не заметил. И пистолет, который Маурин, должно быть, держала под рукой, сейчас исчезнет. Она сумеет сделать это незаметно и будет отрицать, если я об этом скажу. Но пистолет рядом, наверное, под юбкой.

— Ну и что дальше? — спросила Маурин.

— У нас теперь большие проблемы. Старик знал о нашей легенде?

— Да. Но он не выдал ее. Он не мог этого сделать, а кроме того, он не мог быть уверен, что они сумеют убить нас обоих.

— Надеюсь, что так. Однако легенда раскрыта. Нам придется как можно скорее отделаться от машины.

Маурин замолчала, а он вернулся к своим мыслям. Что-то происходит. Он вспомнил выражение испуга и изумления на лице Краули, схлопотавшего пули в номере мотеля, и это его позабавило. Тут просто произошла путаница. Краули — человек Балы. Что он делал в Чикаго? Чикаго — владение Тосканцио. И на Тосканцио лежит ответственность добраться до человека, убившего Кастильоне, если тот окажется в Иллинойсе. Краули не должен был этим заниматься. Это сделали бы люди из армии Тосканцио, возможно, их было бы не меньше полудюжины. И не стали бы они красться тайком, чтобы обтяпать все втихую. Если бы понадобилось его уничтожить, они бы все разгромили, взорвали бы весь мотель. Но все это имеет значение только в том случае, если смерть Кастильоне сделала свое дело. Тут нет вопросов. Он улыбнулся. Эти ублюдки начали рвать друг другу глотки.

— Он выглядел точно так же, когда мы нашли его, мисс Уэринг. Мы до сих пор не дотрагивались до него из-за… Из-за того, как это было сделано.

— Понимаю, — сказала Элизабет, входя в ту часть магазина сувениров, где был обнаружен другой труп — молодой девушки. Элизабет зашла за прилавок, остановилась около кассы и обвела глазами помещение. Примерочной кабинки отсюда не видно. Мешали высокие стеллажи, плотно уставленные фарфором. Там были и кофейные чашечки с надписями «Лас-Вегас» и рисунками в виде игральных костей, и подносы, напоминающие колесо рулетки. В этой части магазинчика размещалась всякая мелочь типа бижутерии и разных статуэток, которые не стоили того, чтобы их красть. Далее — полки с более крупными товарами, вешалки одежды, какие-то импортные сервировочные столики. Они были слишком велики для магазинного вора. На стене висело круглое выпуклое зеркало, но все равно кассирше было невозможно увидеть то, что происходило за стендом с пиджаками.

Господи, что за магазин! Шубы из норки, соболя, чернобурой лисы, каждая не меньше семи тысяч долларов, а рядом — майки. Выбирай на любой вкус.

Труп девушки уже унесли. На ковре, там, где она упала, как обычно, остался мелом очерченный силуэт. Поразительно, сколько же в человеке крови!

— Мисс Уэринг, мы собираемся увозить тело.

Ладно. Это последний шанс. Возможно, это ничего и не даст, просто в памяти останется еще один образ для ночных кошмаров. И все-таки нужно посмотреть. Это всегда необходимо, потому что полицейские могут сделать ошибку, проявить самонадеянность, их склонность к театрализации может их подвести. Элизабет покинула угол с сувенирами и вернулась к кабинкам для примерки. Лейтенант полиции ждал ее. Он отдернул занавеску и сделал шаг назад. Вот джентльмен, подумала Элизабет. Абсурд. Она взглянула на тело. Мужчина сидел на скамеечке, уткнувшись в угол, голова свесилась набок. В зеркале отражалось его лицо: выкатившиеся глаза, запихнутая в рот майка. Трудно сказать, как он выглядел живым. Внешне это был здоровяк. Ей доложили, что ему было пятьдесят три; плечи широкие, крепкая грудь, живота почти нет. Он держал себя в форме. Крепкий парень, не так-то просто было скрутить его в людном месте, да еще сотворить такое. Мужчину душили и в конце концов сломали шею. Элизабет опустила глаза. Что за дикая шутка! В ширинку был воткнут фарфоровый крольчонок, высовывалась только его улыбающаяся мордочка. Она посмотрела на обувь. Прекрасно вычищенные, почти новые, из какой-то странной кожи — ящерица, что ли? — ботинки должны стоить по меньшей мере две сотни долларов, а то и все три. И идеально гармонируют с костюмом. Она плоховато разбиралась в мужской одежде, но костюм был явно дорогим.

— Вы знаете, чем он занимался? — спросила она лейтенанта.

— Занимался?

— Ну да, чем зарабатывал на жизнь. Вы понимаете?

Полицейский пожал плечами. Занавеска упала и заслонила труп.

— Я не очень хорошо это представляю. Ферраро был из Нью-Йорка, и ответ тамошнего полицейского управления дал не много. Предварительная проверка показала, что за ним есть кое-что. В списке задержаний последнее — в 1958 году: вооруженное нападение. С тех пор больше ничего, но он наверняка вернулся в свой круг.

Лейтенант позволил медикам пройти в кабинку и заняться подготовкой трупа к выносу.

— А как вы думаете, что произошло с девушкой?

— Трудно сказать, — ответил лейтенант. — Сначала я подумал, что она, возможно, увидела или услышала что-то и пошла к кабинке. Но не исключено, что за ней охотились специально. В нее выстрелили четыре раза. Пистолет наверняка был с глушителем, потому что никто не слышал выстрелов, а ведь это многолюдный отель!

Все это не имеет значения. Брэйер абсолютно прав. Возможно, они застрелили девушку, потому что она видела их лица. Наверное, их было двое. Им был нужен Ферраро. Но почему это произошло на нижнем этаже «Гранд-отеля», в сувенирном магазинчике? Она посмотрела сквозь витрину на протекавшую мимо толпу. Легко представить, как они это сделали: проскользнули в магазин и выполнили свою работу. Может, один из них остался у двери, чтобы опустить штору и развернуть табличку с надписью «Закрыто». А через несколько минут они просто вышли и растворились в людском потоке. Наверное, прошло немало времени, пока кто-нибудь не поинтересовался, почему это магазин сувениров в половине одиннадцатого утра в среду закрыт.