Через несколько минут Мактавиш и сидящий в коляске Леггит быстро ехали на одолженном ими мотоцикле в сторону Келлтрона. От езды по тряской сельской дороге Леггит беспрестанно вздыхал, так как был особенно щепетилен в выборе способа передвижения.

– Послушайте, – прокричал он, пытаясь ухватить зубами жвачку. – Послушайте, Мактавиш, вы – храбрый парень. Я всем об этом расскажу!

Когда Мактавиш и Леггит въехали на единственную улицу, из которой состоял Келлтрон, они увидели, что сельский констебль сдержал свое слово, и спортивная машина стояла припаркованной у левой обочины рядом с его домом. Поодаль от нее, споря, стояли три человека, хотя тема их разговора с констеблем, казалось, их мало интересовала.

Мактавиш остановил мотоцикл и, как было договорено, Сайрус Леггит с важным видом направился по улице к поджидавшей их группе и через пару минут ввязался в горячий спор с констеблем и теми тремя. Он так успешно сыграл свою роль, что Алонзо смог дать знак девушке, которая, мельком взглянув на спорящих, медленно пошла по дороге к Алонзо. Он приподнял кепку и показал ей черную мантилью, лежавшую у него в кармане.

– Мне кажется, это – ваша вещь, – сказал он. – В ней я нашел клочок бумаги. Это вы написали?

Девушка посмотрела ему прямо в глаза.

– Да, я, – тихо произнесла она, а от улыбки на щеках показались две ямочки. – Вы быстро ответили на мой призыв, – произнесла она, бросив быстрый взгляд на группу спорящих на деревенской улице людей.

– Приключения всегда приятны, – улыбнулся Алонзо. – Что случилось?

Девушка нахмурилась, согнав с лица улыбку.

– Дело в том, что через месяц я должна унаследовать имение Крэнфорд. Меня зовут Марион Крэнфорд. Мистер Стин – мой опекун – тот тучный человек, – она указала на группу у автомашины, – боюсь, очень небрежно управлял имением и я думаю, что у него возникли трудности с отчетом, который он должен представить мне в следующем месяце, когда я стану совершеннолетней. Два дня назад он сообщил мне, что необходимо продать картину кисти Вела-скеса, которая хранится в нашей семье в течение многих лет. Он сказал мне, что договорился о продаже, и картина уже практически продана. Двое других, которые стоят рядом с ним, – это торговцы живописью, которые приехали, чтобы посмотреть картину. Они – американцы и ужасно мне не нравятся. Я попыталась убежать из поместья, чтобы связаться с адвокатами и попробовать приостановить сделку, но боюсь, что время упущено, и к тому же я не хочу, чтобы дело получило огласку. Кроме того, я в настоящее время практически являюсь узницей в поместье. Я просто не знала, что делать, и когда увидела вас, идущих по дороге, вы показались мне человеком, который мог бы мне помочь.

Алонзо благодарно улыбнулся. Вот как! Несколько человек, помимо его самого и Сайруса К.Леггита, интересовались в данный момент картиной Веласкеса из поместья Крэнфорд. Он посмотрел в сторону машины. Казалось, Леггит усиленно перед всеми извинялся, и Алонзо понял, что его интервью с девушкой должно закончиться.

– Вам нужно вернуться к вашему стражу, мисс Крэнфорд, – посоветовал он. – В противном случае он может что-то заподозрить. Пожалуйста, не волнуйтесь о Веласкесе. Я довольно-таки уверен, что смогу приглядеть за вашей картиной. Видите ли, я и мой друг, так случилось, являемся коллекционерами картин. И мы естественно заинтересованы в безопасности Веласкеса.

Он протянул руку.

– Я чувствую, мы встретимся вновь, мисс Крэнфорд, – улыбаясь, произнес он.

Они пожали друг другу руки.

– Я так рада, что выбросила записку вам, – сказала она, улыбаясь. – Теперь-то я чувствую себя в большей безопасности. До свидания.

Алонзо смотрел, как она перешла улицу и присоединилась к группе людей, стоявших у машины. Сайрус К. Леггит, держа шляпу в руках, проводил взглядом отъехавший автомобиль и подошел к Алонзо, улыбаясь довольно-таки уныло.

– Ну и работенка, – сказал он, когда они направлялись к месту, где стоял их мотоцикл. – Во всяком случае, мне удалось убедить их в том, что я ошибся и что их машина по модели и окраске похожа на мою.

Он машинально жевал резинку.

– Послушайте, Мак, – продолжал он, – вы знаете, кто были эти два парня – высокий, худой и коротышка, который стоял рядом? Вы не знаете? Я считаю, что это – два самых крупных перекупщика краденых картин, которые сейчас находятся на свободе. Что они делают здесь в этом районе Вселенной, я не знаю, но могу сделать парочку предположений, что это связано с картиной Веласкеса, которая хранится в Крэнфорде. Этих обезьян зовут Ларри Сингл и Диппи Суэрман. Практически каждая картина, украденная в Америке, поступает к ним для реализации. Думаю, у Ларри Сингла сейчас каникулы до тех пор, пока не утихнет это маленькое дельце, связанное с Рембрандтом, который исчез из Нью-Йоркского музея. На мгновение мне показалось, что они узнали меня, но они не узнали. Чертовски смешно – мир такой маленький, не правда ли?

Алонзо не ответил. Он глубоко задумался и, пока они на мотоцикле возвращались к перекрестку дорог, мысленно прокручивал происшедшее.

Вручив мотоцикл законному владельцу и щедро вознаградив его, они отправились в длинный обратный путь в гостиницу Крэнфорда. Мистер Леггит, посмотрев на аккуратно подстриженные брови Алонзо, пришел к заключению, что молчание – это достоинство, и молча продолжал жевать резинку.

Все изменилось только после ужина, когда Алонзо разразился громким хохотом. Леггит, любовавшийся мерцающим в окне простым лунным светом, в изумлении обернулся.

– Послушайте, – усмехнулся он, – я думал, что вы онемели. Что вас осенило?

– Леггит, – ответил Алонзо, – у меня есть идея, как провернуть это дело с Веласкесом. Хоть раз нужно же быть на стороне закона и порядка. Скажите, что вы по этому поводу думаете?

Он объяснил свой план и через несколько минут два крестьянина, проходивших мимо гостиницы, с удивлением уставились на извивающегося от хохота, стоявшего у окна Леггита.

– Ну, Мак, – с восхищением выдохнул он, вытирая бегущие по щекам слезы. – Я всегда думал, что у вас есть мозги. Но у вас их очень много! Вам не повезло только в одном. Вам следовало бы быть американцем!

Два дня спустя в полночь темная тень пересекла лужайку с тыльной стороны поместья Крэнфорд и, подойдя к боковому входу в дом, начала возиться с замком. Затем осторожно оглянувшись по сторонам, тень (а это был мистер Алонзо Мактавиш) тихо вошла в дом и закрыла за собой дверь.

Войдя внутрь, Алонзо тихо поднялся на второй этаж. Увидев полоску света из-под одной из дверей, он прислушался и узнал голос Стина, который что-то говорил приглушенным голосом. Затем в беседу вступили другие голоса, которые, как предположил Алонзо, принадлежали Синглу и Суэрману.

Затем он беззвучно прошел по коридору и свернул в узкий проход, который вел в картинную галерею. Он вошел в правое крыло галереи и, найдя стул, тихо уселся на нем в темноте.

И только тогда, когда часы пробили двенадцать тридцать, Алонзо стал делать так, чтобы его услышали. Сначала он тихо подвигал стул по полу, затем – чуть громче и, наконец, с грохотом уронил его на пол.

Через мгновение в галерее вспыхнул свет и Алонзо, изображая удивление, обернулся и увидел Стина, Сингла и Суэрмана. У Сингла в руке был направленный на Алонзо револьвер. Когда он узнал Мактавиша, то даже присвистнул.

– Так вот в чем заключается игра, – прорычал он. Он обернулся к своим компаньонам. – Этот приятель был с тем парнем, который задержал на днях нашу машину, – сказал он. – Вы что, не видите, что они затеяли? Они охотятся за Веласкесом! Послушай, ты попал не в ту часть галереи, поганец, – ухмыльнулся он, – а завтра ты попадешь не в ту часть тюремной камеры.

– Неужто? – с приятной улыбкой поинтересовался Алонзо. – Не вы ли отправите меня туда, Ларри Сингл, или ваш приятель Суэрман, или даже наш уважаемый хозяин Стин!

При упоминании своего имени Синл уставился на Алонзо.

– Послушай, ты что затеял? – спросил он.