Выглянул в коридор, обнаружил, что тот короткий, метров в пять, в правой стене один дверной проем, в левой – две закрытых двери, а прямо по ходу расположена, судя по всему, прихожая.

– Не прячься, мохнатый! Я все равно тебя достану! – злой голос Ежи долетел одновременно снаружи и спереди, так что Олег покрепче сжал молоток и двинулся по коридору.

Главное, чтобы ничего не скрипнуло под ногами.

За проемом в правой стене располагалась жилая комната – застеленная койка, шкаф с книгами, второй – для одежды. Черным и массивным был сейф, такой громадный, что упирался в потолок, а шириной мог вполне поспорить с кабиной самосвала.

Олег тратить время на подробный осмотр не стал, глянул только мельком.

Добравшись до прихожей, на несколько мгновений замер, пытаясь на слух определить, где именно находится враг. Но ничего не услышал и скользнул к приоткрытой двери, приник глазом к щели, через которую проникал рассеянный свет.

Ежи находился в двух шагах, виднелась его спина, обтянутая синим комбинезоном, затылок, покрытый короткими черными волосами. Из-за плеча торчала двустволка, творец големов поводил ей из стороны в сторону, явно не очень хорошо представляя, где находится цель.

Милинович, похоже, укрывался где-то в окружающих дом зарослях.

Олег глубоко вздохнул, поднял молоток над головой и решительно распахнул дверь. Ежи повернулся с необычайной быстротой и инстинктивно вскинул ружье, прикрывая голову.

Удар пришелся по стволам, и они с негромким «крак» согнулись.

Олег замахнулся вновь, одновременно попытался отвлечь противника тычком кулака в челюсть. Но сам получил сильнейший пинок в живот и согнулся от боли, едва не выронив трофейное «оружие».

Распрямившись, обнаружил перед носом два дула.

– Я бы на твоем месте не стал стрелять… – проговорил он. – Кто знает, что случится с двустволкой?

– А я и не буду, – сказал Ежи и замахнулся, чтобы ударить Олега стволами по лицу.

Турнов понимал, что нужно отклониться, избежать контакта, но на это удивительным образом не было сил. Он мог лишь следить, как двигается приклад, как уходят в сторону две металлические трубки, как бледный творец големов переступает с ноги на ногу, чтобы усилить атаку…

В лицо Олегу повеяло холодом, Ежи вскрикнул и перестал двигаться, лицо его побледнело. На бровях появился иней, губы побелели, и только расширившиеся глаза остались живыми, но и это ненадолго.

Творец големов мягко упал вбок, двустволка вывалилась из его пальцев.

– Вовремя я, – сказал подходивший к крыльцу Милинович. – Удар «заморозкой» в спину – это, конечно, подловато, но наши меня не осудят, если узнают все обстоятельства…

Выглядел оборотень, честно говоря, отвратительно – весь покрытый кровью, в подживающих ожогах и ранах, с волочащейся правой ногой и гримасой боли на грязной физиономии. Но смотрел при этом бодро, а белые зубы скалил так, словно находился не посреди аномальной зоны, а в театре оперетты.

– Не осудят, – Олег распрямился, поежился от резкой боли в пояснице.

– А как этот гад твое заклинание сбросил? – маах’керу присел на корточки рядом с Ежи, приподнял ружье и с брезгливой гримасой отбросил его в сторону. – Да и от пут избавился ловко, нечего сказать.

– Не знаю. Я считал, что снять его самостоятельно невозможно… но…

– Не рассчитывал, что мы нарвемся на такого шустрого гаденыша? – Милинович понимающе кивнул. – Я бы на твоем месте тоже не рассчитывал. Кажется мне, что лучше держать его без сознания. «Живой сон» наложить, что ли? Хотя нет, не выйдет… Ты не знаешь какого-то похожего заклинания, но чтобы и на магов действовало? – он с надеждой посмотрел на Олега.

Тот покачал головой:

– Нет.

«Живой сон» позволял создать иллюзию бодрствования для спящего на самом деле человека или уроженца гостевой сферы, но обязательно лишенного магических способностей. Тот, на кого его накладывали, думал, что не спит, и был способен в какой-то степени реагировать на внешние раздражители, но мысль о бегстве или сражении не могла прийти ему в голову.

Наверняка имелось нечто подобное и против чародеев.

– Тогда я попробую вспомнить, – маах’керу закряхтел, как старый дед. – Ты там у него в жилище сигарет не видел? А то страсть как курить хочется, аж копчик колет и хвост чешется…

– У тебя сейчас нет хвоста.

– А, да? – Милинович, выпучив глаза, уставился себе между ног. – Ну, значит, это не хвост… Только густо краснеть я, уж извините, не буду… Так, посмотрим, где тут пахнет жареным…

Ежи понемногу оттаивал, иней на его коже и волосах исчезал, глубокая, мертвенная белизна кожи сменялась обычной бледностью. Приглядевшись, можно было увидеть вокруг него все расширяющееся облако пара.

– Никогда не видел, как накладывают «живой сон» или нечто подобное, – сказал Олег.

– Сейчас увидишь…

Но Милинович ничего не успел сделать.

Ежи открыл глаза, улыбнулся и бестрепетно вонзил большие пальцы рук в собственную грудь. Обычные на вид когти легко прорезали кожу, первые фаланги скрылись целиком, раздался неприятный, слизистый хруст, и потекла темная, как у верог, кровь.

– Что за… – начал Олег, но довести фразу до конца не смог, Милинович схватил его за руку и прыгнул в сторону.

В локте вспыхнула боль, эхом откликнулись и так саднившие раны, к ним добавились ушибы, возникшие на коленях при совсем не мягком приземлении. Захотелось матюкнуться на слишком уж резкого оборотня, но делать этого Олег не стал, просто вырвал руку и развернулся.

Бледный творец големов лежал неподвижно, а кровь, вытекающая из ран в груди, дымилась.

– Оп-па… – только и сказал Милинович, когда дым сменился огнем.

Белое, очень яркое и жаркое пламя охватило Ежи, и тот задергался, истошно завопил. Но крик быстро стих, и остался лишь треск обугливавшейся плоти, вонь горелого мяса и хруст костей.

Тело сгорело с неимоверной быстротой, словно было не просто высушено, а еще и как следует пропитано смолой, полито бензином или иной горючей жидкостью. Огонь погас, и там, где он только что пылал, осталось черное выжженное пятно в форме овала и продолговатый валик пепла.

– Зажигательно, – оценил маах’керу. – Интересно, как он это сумел?

– Вживленный в тело амулет, настроенный на саморазрушение? – предположил Олег. – Активируешь его, раз-два, и даже самый лучший некромант не в силах допросить твои останки… Хотя меня намного больше другое волнует – кто теперь поверит нашему рассказу?

– Кому надо – поверит, – отрезал Милинович. – Кто знает, что мы отыщем в этой домухе? Может быть, чистосердечное признание с подписью и списком «кротов» в нижегородских орденах и кланах. И, в крайнем случае, всегда есть «открытие памяти».

– Да, наверное, – мысль о том, что придется самому пройти через столь мерзостную процедуру, энтузиазма у Олега не вызывала. – Дети Тесея, надо же, никогда бы не подумал…

– Хватит болтать! – решительно заявил маах’керу. – Некогда трепаться. У нас уйма дел! Надо обыскать жилище этого самосожженца! – он махнул рукой на черное пятно. – На предмет жратвы, выпивки, сигарет, а также всяческих улик. Затем забрать тела Николая и Нар-Тина, вынести их из аномальной зоны, не погибнув при этом. Добраться до места, где будет ловить сотовый, и дать сигнал, чтобы нам выслали подмогу, охрану, медгруппу и гулящих девок…

Милинович, похоже, от усталости слегка утратил контроль над языком.

«Да уж, отдыхать в ближайшие часы не придется, – подумал Олег. – И еще при первой же возможности нужно позвонить Лене. Я целый день на связь не выходил, она там, наверное, с ума сходит…»

Почти под любым крупным городом есть подземелья, и чем мегаполис древнее, тем их обычно больше. Под Москвой тоннелей, рукотворных пещер, бункеров, тайных веток метро и просто глубоких подвалов столько, что вряд ли есть диггер, обладающий полной картой второй, «нижней», российской столицы.

Тут имеется свое население, не такое многочисленное, как наверху, но не менее разнообразное. Бродят романтики подземелий, любители прогулок по сырым и опасным тоннелям, простукивают стены алчные искатели сокровищ, верящие в то, что тут скрыто золото партии, царской семьи, а то и «Либерия», таинственная библиотека Ивана Грозного…