Жезл начал светиться красным огнем. Часовщик встряхнул его, и на стеклянную столешницу легла полоса алого сияния, а молния немного умерила блеск и стала чуть короче.

По тому столбику, рядом с которым находился альв, побежали искры, раздался мокрый хруст.

– Балансируй! – взвизгнул Нар-Тин. – Балансируй, или потеряем!

Танцор вцепился в столбик обеими руками, маскировочный кокон вокруг него запульсировал, одну за другой поглощая искры.

– Хрень аморфная… – прошептал кто-то из сидевших в зале магов. – Лучше бы меня взяли…

Но альв справился, и Нар-Тин тем же образом выложил на стол оранжевую, желтую, зеленую и голубую полосы спектра. Молния потеряла яркость более чем наполовину, стала напоминать саму себя в тот момент, когда впервые появилась над трупом.

– Давай шустрее… – прохрипел Милинович, по лицу которого тек пот, а острые уши подергивались.

Помощникам было непросто – они держали сложное, сотканное из полудюжины энергетических полей разной плотности «тело» заклинания. Оно же в свою очередь опиралось на созданную Часовщиками конструкцию, и малейший дисбаланс в работе всей этой сложной системы отражался на них. Олег не знал, как именно, но мог с легкостью предположить – сбоями в работе сердца, судорогами, головокружением, болью в желудке и даже временным отключением органов чувств.

– Сейчас… – ответил Нар-Тин, но тут молния над столом вздрогнула и начала извиваться.

Она саданула одним из концов, точно змея – хвостом, и по стеклу побежали трещины. Из того столбика, что находился в ведении Меланфа, ударил в потолок столб огня, и сатра с громогласным воплем отскочил. Выложенные на стол спектральные линии погасли одна за другой, и он рассыпался – зазвенело так, словно опрокинулся грузовик с фарфоровой посудой.

Брякнул об пол расколовшийся амулет-фиксатор, и Олег не выдержал, вскочил на ноги.

– Проклятье! – рявкнул Антон Григорьевич, но его голос потонул в возмущенных возгласах.

Даже маг из «Алой звезды», только что равнодушно пялившийся в стенку, и тот прыгал и размахивал руками, словно футбольный фанат, остальные и вовсе, похоже, слегка лишились рассудка.

– Нет… – прошептал Нар-Тин, и Олег не услышал, а прочитал по губам Часовщика это слово.

В огромных глазах «желтого» полыхнула неистовая ярость, какой можно ожидать от впавшего в безумие оборотня, но никак не от тихого мага ростом едва в полтора метра.

И скорее всего, ее вызвало то, что в негодность пришел большой, сложный, наверняка дорогой и почти на сто процентов уникальный магический прибор. Насколько понимал ситуацию Олег, вряд ли еще один такой «чертежный стол» из стекла можно отыскать в Нижнем Новгороде, да и в пределах России – тоже.

– Зато одно мы знаем совершенно точно, – холодно и вроде бы даже равнодушно сказал Иван, когда гам немного стих. – Тот, кто ставил это заклинание, намного более умелый маг, чем любой из нас.

Конечная остановка в микрорайоне Верхние Печеры, расположенная неподалеку от рынка, – место очень людное. Сюда сходится множество автобусных маршрутов со всех концов города, плюс с недавнего времени стал ходить новый, первый троллейбус, соединивший Печеры с центром Нижнего.

Ничего удивительного, что толпа тут была всегда.

Петр Семенович Мальцев, серьезный и основательный мужчина сорока трех лет, работавший сменным инженером службы главного механика на «Гидромаше», ездил в контору в разное время, в зависимости от смены, в которую ему предстояло выйти.

Двадцать восьмого августа он должен был заступить на пост в полдень, а закончить смену в девять вечера, так что Петр Семенович вышел из дома в районе десяти тридцати. По дороге выкурил сигарету, да еще задержался у киоска купить газету.

– Эх, народищу-то, – буркнул он, завидев павильон остановки, вокруг которого стояло человек тридцать.

Были тут пенсионеры, собравшиеся в город по каким-то своим загадочным делам, имелись студенты, удравшие из шестого корпуса Политеха после первой пары. Наблюдались также сомнительные опухшие личности, чья жизнь, судя по всему, никак не вязалась со словом «работа».

Петр Семенович не спеша перешел дорогу и с недовольством обнаружил, что стоять будет «не скучно». В скоплении народа обнаружился Николаич, сосед по лестничной клетке, завзятый болтун и любитель котов, коих у него в квартире проживало то ли пять, то ли восемь штук.

Они обменялись рукопожатиями, и Николаич принялся рассказывать нечто очень, по его мнению, занимательное.

– Да-да, – время от времени вставлял Петр Семенович, и большего от него и не требовалось.

– Ох ты, вот и мой! – воскликнул сосед, прервав рассказ на полуслове и, не попрощавшись, умчался к подъехавшему к остановке шестьдесят первому автобусу.

Петр Семенович облегченно вздохнул, но передышка для его ушей оказалась на удивление короткой. Завибрировал спрятанный в кармане джинсовой жилетки мобильник, и выяснилось, что звонит жена.

– Ты еще не на работе? – затараторила она. – Не забудь, завтра мы с тобой вечером идем к Любочке, ты должен отпроситься. И обязательно позвони Денису – что он решил насчет следующего воскресенья…

В этом случае не имелось необходимости даже в поддакивании.

На пятой минуте «разговора» Петр Семенович горестно вздохнул и тут обнаружил, что так отвлекся, что упустил собственную маршрутку.

– Вот чертова баба! – в сердцах произнес он, почти цитируя Гоголя.

– Ты что-то сказал? – спросила жена, на секунду прервав монолог. – А в субботу мы должны сходить в гараж, давно пора разобраться там и выкинуть все ненужное…

Петр Семенович мог ругаться матом, петь «Интернационал», признаваться в любви к Алле Пугачевой или жене Николаича – увлеченная собственной болтовней супруга все равно не обратила бы на это внимания.

Зная, что следующая маршрутка придет не ранее чем минут через пятнадцать, он зашел за павильон остановки и полез в карман за сигаретами. Но тут произошло нечто такое, отчего Петр Семенович впервые за много лет прервал на середине почти священный ритуал прикуривания.

Прямо у стены расположенного неподалеку дома, обычной серой девятиэтажки, вырос светящийся столб размером с поставленную на попа железнодорожную цистерну.

– Матка боска, пся крев… – сказал Петр Семенович, неожиданно вспомнив, как ругался дед, носивший фамилию Ксешинский и по пьяной лавочке любивший вспомнить о «шляхетском гоноре».

На мгновение Петру Семеновичу показалось, что вверху, в небе, мелькнула крылатая фигура, но он отнес это на счет разыгравшегося воображения. А столб загорелся, точно лампочка в миллиарды ватт, и совершенно бесшумно, без малейшего шороха, взорвался.

Тяжелое и горячее ударило Петра Семеновича в грудь и отбросило назад.

Самое странное, что вспышка ничуть не повредила его глазам, и он все видел так же хорошо, как и ранее. И только везением можно было объяснить тот факт, что Петр Семенович врезался в крайне тучную женщину, сбил ее с ног, но сам практически не пострадал.

Некоторое количество ушибов – не в счет.

Главный удар взрывной волны пришелся на павильон, и стальные столбы погнуло, точно они были из мягкого пластика, а заднюю стенку выгнуло, будто парус. Крышу сорвало, и она врубилась в проезжавшую мимо маршрутку – звон стекла смешался с испуганными воплями пассажиров.

Киоск с сигаретами опрокинуло, будто игрушечный, стоявшему перед ним парню придавило руку, и та переломилась, как спичка. Вопли боли и страха, мат и визг тормозов, грохот и лязг – все это на несколько мгновений образовало настоящий звуковой вал, и Петр Семенович ощутил, что прижат к асфальту этим валом.

Страха он не чувствовал, только безмерное удивление – как такое могло произойти с ним?

– Спасите! Спасите! – взвизгнула какая-то женщина, и ее пронзительный голос разбил звуковой вал на осколки, разделил на многие сотни фрагментов: потрескивание пламени, стоны, детский плач.

Петр Семенович тряхнул головой и слез со сбитой им женщины, не забыв пробормотать «извините», как надлежит всякому джентльмену в такой ситуации. Убедившись, что руки и ноги у него целы и что отсутствие боли не является последствием шока, он осторожно встал.