В течение июля граф Сен-Жермен уехал из Саксонии и приехал в Берлин.[362] Это произошло после 9 июля, поскольку 2 июля король Фридрих написал письмо своему брату, принцу Генриху, сообщая ему, что приезжает Сен-Жермен, и еще одно письмо, 9 июля, о том, что Сен-Жермен пока еще не приехал. Просматривая список изобретений и технологий, присланный Сен-Жерменом, он увидел, что изготовление золота в него не входило. Очевидно, Сен-Жермен предложил возможность его получения только через развитие земледелия и торговли. Он не считал, что такими путями они достигнут богатства Креза или Монтесумы, однако мир в душе стоит всех сокровищ Перу. Фридрих послал список Сен-Жермена своему брату. Принц Генрих был самым известным среди братьев короля Фридриха. Некоторые считали его более способным, чем был Фридрих. Говорили, что Фридриха раздражали очевидные достоинства Генриха: но в этом обмене письмами они общаются довольно дружественно. Хотя письмо короля было полушутливым, возможно, он хотел получить совет своего брата, и он его получил: принц Генрих ответил[363] из Райнсберга 15 июля 1777 года, сообщая, что Сен-Жермен многое обещает, но и многое знает. Он проводил далеко идущие исследования, получившие очень высокую оценку. Он мог на самом деле обладать секретом улучшения материалов. Испытание двух-трех его изделий не будет стоить дорого и может принести значительную выгоду. Тем временем продолжалась и масонская переписка. Бишофвердер написал герцогу Фридриху-Августу:[364] «Эльстерверда, 19 июля 1777 г. Граф Уэлдон определенно не является одним из наших. Если он владеет настоящими секретами, то я обладаю большим. Против всех законов вероятности: 1) что все это существует; 2) что я должен быть выбран депозитарием[365] такого множества чудных Тайн; 3) что я должен буду принять их без малейших условий. Однако я отложу решение на срок 15 дней, до тех пор пока никаких сомнений в данном деле более не останется. Только Вашему Высочеству я делаю это признание, и только Вам я хочу сказать, что я об этом думаю. Возможно, это будет испытание нового вида? Мне кажется шокирующим с точки зрения морали и приличий [дословно «щекотливым»], что нечто столь драгоценное будет передано мне непосвященным, атеистом». Бишофвердер употребляет слово «непосвященный» («profane» — профан), в буквальном смысле «pro fanum», «перед алтарем», — термин, используемый в старинных религиозных мистериях, чтобы отличать паству от священнослужителей, имеющих право во время церковной службы входить в священное место за алтарем — «святая святых». Этим термином называют тех, кто не посвящен в божественные мистерии. Бишофвердер должен был считать Сен-Жермена непосвященным, так как тот не сообщил условного знака, показывавшего, что он был посвящен в франкмасонство. А чтобы понять, был ли Сен-Жермен атеистом, лучше всего перечитать его сонет «Тайна». По-видимому, Сен-Жермен сам никогда не публиковал стихов, но у современников мы найдем упоминание о нем как о поэте, наводящую на мысль, что он показывал свои стихи в частном порядке. Небольшая книга, озаглавленная «Философские стихи о человеке», опубликованная в 1795 году Мерсье в Париже, состоит из трех стихотворений, одно из которых, как утверждается, принадлежит «знаменитому графу Сен-Жермену». Это сонет, написанный классическим александрийским стихом: Curieux scrutateur de la nature entiere, J'ai connu du grand tout le principe et la fin. J'ai vu l'or en puissance au fond sa miniere, J'ai saisi sa matiere et surpris son levain. J'expliquai par quel art l'ame aux flancs d'une mere, Fait sa maison, l'emporte, et comment un рёрin Mis contre un grain de ble, sous l'humide poussiere; L'un plante et l'autre cep, sont le pain et le vin. [366]Rien n'etait, Dieu voulut, rien devient quelque chose, J'en doutais, je cherchai sur quoi l'univers pose, Rien gardait l'equilibre et servait de soutien. Enfin, avec le poids de l'loge et du blame, Je pesai l'etemel, il apella mon äme, Je mourns, j'adorai, je ne savais plus rien. (Je redeviens Dieu mёmе et je m’en doutais bien). [367] В примечании даны три различных варианта последних строк, что говорит о печатании с авторской рукописи, не являвшейся окончательным, чистовым экземпляром. Варианты окончания следующие:
Je pésais dieu lui-meme, il appela mon âme, Le cadavre tomba, j’adora, tout en bien. Le рésais l’etemel, il appela mоn âme, Le cadavre tomba, je ne savais plus rien. Je redeviens dieu meme et je m’en doutais bien. Можно заметить, что перед поэтом стояла трудная задача. То, что он хотел сказать, было важно, сложно и заманчиво для выражения, а он был ограничен жесткой схемой ритма сонета. Не выходя за законные четырнадцать строк, он должен был включить в последние три рифму для конечного слова «soutien». Все версии несут различные дополнительные оттенки мысли, которые, возможно, помогут нам лучше понять его, и переводе французского оригинала на английский язык Джин Овертон Фуллер попыталась сжать и объединить их, а также дать заголовок.[368] Здесь мы приведем подстрочный перевод из книги Изабель Купер-Оукли: Пытливый исследователь Великой Природы, Я познал начало и конец великого Всего. Я видел потенциальное золото в недрах гор. Мне открылась суть, я поразился чуду его зарождения. Я старался понять, каким образом душа во чреве матери Обретает свой дом и покидает его, и как семечко, Брошенное во влажную землю, как пшеничное зерно, Становится лозой и злаком, а затем — вином и хлебом. Бог созидает все из Небытия. Я сомневался в этом. Я принялся исследовать то, на чем покоится Вселенная. Все было шатко, ни в чем не видел я опоры. Но, наконец, с помощью весов восхваления и проклятия Я взвесил Предвечного. Предвечный воззвал к моей душе. Я умер, я обожал и больше ничего не знал. (Я снова стал Богом и догадался об этом.) и вольный перевод Леонида Володарского: ТАЙНА Исследователь, сватайся к природе. Я тоже в ней невесту увидал. В ее сложнейшем разобрался ходе, Где к золоту стремится всяк металл. Она утробы материнской вроде: Вчера зерно, а нынче колос встал. И что цвело лозою на свободе, Уже вином вливается в бокал. Жило ничто. А Бог вот сделал нечто. И это нечто пребывает вечно. И эту вечность я сумел понять. Я взвесил вечность. И она сумела Мне показать, как умирает тело, Когда я Богом становлюсь опять. вернуться Как пишет Шакорнак, нашлись историки, которые утверждали, будто генерал-лейтенант Клод-Луи Сен-Жермен «сыграл на руку Пруссии при Росбахе». Неудивительно, что нашлись другие, готовые сказать, что граф Сен-Жермен послужил Пруссии в ущерб Франции. Так, например, для Ленотра он является шпионом прусского короля. См.: Пруссаки вчера и всегда. Париж: Перрэн, 1917. С. 133–157. Для Жанны Мура и Поля Лувэ он посланник оккультной власти, защищающей Пруссию, см.: Сен-Жермен, бессмертный Розенкрейцер. Париж: изд-во Галлимар, 1934. С. 169–221 (русский перевод Г. М. Голубенковой. Москва: Международный центр Рерихов, Благотворительный фонд имени Е. И. Рерих, 1999). вернуться Оно должно находиться в Центральном архиве Мерсебурга, однако найти его там не смогли (все собрание недавно было перевезено из Берлина, что могло привести к некоторому непорядку в местонахождении документов), и я взяла его текст из Der Graf von Saint-Germain, G.B.Volz (Dresden, 1923). C. 321–322. вернуться Wolfenbbttel, Herzog August Bibliothek, Cod. Guelf., 456, 1 Nov., f. 122r—122v. вернуться Имеется в виду оккультная эмбриология. вернуться Пытливый исследователь Великой Природы, Я познал начало и конец великого Всего. Я видел потенциальное золото в недрах гор. Мне открылась суть, я поразился чуду его зарождения. Я старался понять, каким образом душа во чреве матери Обретает свой дом и покидает его и, как семечко, Брошенное во влажную землю, как пшеничное зерно, Становится лозой и злаком, а затем — вином и хлебом. Бог созидает все из Небытия. Я сомневался в этом. Я принялся исследовать то, на чем покоится Вселенная. Все было шатко, ни в чем не видел я опоры. Но, наконец, с помощью весов восхваления и проклятия Я взвесил Предвечного. Предвечный воззвал к моей душе. Я умер, я обожал и больше ничего не знал. (Я снова стал Богом и догадался об этом.). — франц. вернуться Обычно я считаю дословные переводы поэзии несправедливыми по отношению к поэту, потому что, если отнять то, что вносилось стихотворной формой и ничем его не заменить, то текст станет плоским. Тем не менее, учитывая, как интересно прочесть слова Сен-Жермена возможно более точно, я привожу дословный перевод. — Примеч. авт. (Ниже следует подстрочник, сделанный, в свою очередь, с английского сводного стихотворного перевода самой Дж. О. Фуллер. Другой вариант подстрочника, сделанного непосредственно с оригинала на французском, который мы публиковали в «Приложении» к тому 1 настоящей серии под заголовком «Философский сонет», приведен выше в сноске 2. — Ред.): «Любопытный исследователь всей природы, я узнал принцип и цель великого всего. Я увидел золото в его могуществе в глубине рудника. Я понял его суть и ухватил закваску. Я объясню, каким искусством душа в чреве матери делает себе дом, доводит его до конца, и как косточка, положенная рядом с зерном пшеницы, под влажную землю, одно — растение, а другое — лоза, есть хлеб и вино. Ничего не было, Бог захотел, ничто стало чем-то. Я усомнился в этом, я искал, на чем стоит Вселенная. Ничто не держало равновесия и не служило опорой. Наконец, с хвалой и порицаньем я взвесил вечность, и она призвала мою душу. Я умер, я боготворил, я больше ничего не знал». Варианты последних строк: «Я взвесил самого Бога, он (или оно) призвал мою душу. Мой труп упал; я обожал безгранично. Я взвесил вечность, она призвала мою душу. Мой труп упал, я больше ничего не понимал. Я снова стал Богом и полностью усомнился сам в себе». |
