Маркозов хвалился, и все были уверены, что он придет раньше всех, — значит, рассчитывать на чужой каравай было нечего. В Измукшире никто ему запасов не приготовит, — значит, и на дальнейшее движение он должен был иметь свои собственные запасы. А между тем он берет сухарей только на 2 ¹/₂ месяца, а крупы только на 2 месяца!

138 вьюков сухарей или двухнедельный запас был брошен первыми эшелонами тотчас по выступлении из Чекишляра, и отряд имел уже всего довольствия поровну: как раз на два месяца!

Но в два месяца дойдешь только до Измукшира и то с одним первым эшелоном, остальным с пересылкою сосудов пришлось бы сосредоточиться у этого колодца разве через месяц. Чем же кормить людей?

Отряд выступил из Чекишляра 19 марта, 21 апреля был на Бала-Ишеме; если бы 23-го он продолжал движение, то 26-го был бы на Орта-кую; здесь дневка. 30-го на Даудуре, и здесь надобно дождаться всех эшелонов, чтобы отобрать у них бочонки. Последний эшелон мог бы прийти только через 6 дней (ему ведь начинать от Игды), значит, 6 мая мог бы тронуться первый эшелон и 19-го прийти к Измукширу. Как раз в этот день съедается последний сухарь!

Что же дальше?

Кажется, ясно: голодная смерть!

Оренбургский отряд в этот день выходил из Ходжейли к тому месту, где значится по картам никогда не существовавшая крепость Бенд. Туркестанский отряд только что начал переправу через Аму-Дарью у Шейх-арыка. Ни тот ни другой отряды, очевидно, ничем бы помочь не могли: один был в трехстах, а другой в четырехстах верстах!

Если нижние чины не знали, насколько они обеспечены, то начальники частей, конечно, не могли этого не знать, а сам Маркозов должен был знать еще в Чекишляре, что до Измукшира он не дойдет.

Не следует ли из этого, что все рассуждения вслух о легкости предстоящей расправы с Хивою были простою комедией? Маркозову разрешалось выступить только в том случае, когда он может по числу наличных верблюдов взять 10–12 рот, он и берет их 12; позволялось выступить не иначе, как с запасом довольствия на 2 ¹/₂ месяца, — он и берет такой запас. Если войска кинули тотчас же на дороге полумесячную пропорцию, он не виноват!

Кто же виноват, что с таким числом и таких верблюдов, которых едва хватило бы на отряд в 4 роты, двинуто было двенадцать рот?

Четыре роты с артиллерией и кавалерией легко пройдут там, где завязнет полк. А с Хивой могли бы управиться и эти четыре роты.

Итак, хлеба в отряде не хватало на дальнейший поход. Оставалось возвратиться в Красноводск, куда все-таки пришлось бы добраться разве к 14 мая, то есть только что в пору.

Тут и рассуждать нечего: дело было ясно, как день. Маркозов, однако, собирался идти дальше с частью отряда и велел уже Левису отобрать доброконных казаков, назначил с собою 5 рот и дивизион горной артиллерии, но против этого заговорили все главные начальники его эшелона… (Гродеков, с. 117).

Маркозов, однако же, хотел соблюсти весь декорум. Собран был военный совет из наличных начальников частей первого эшелона и чинов отрядного штаба — набралось 10 человек: подполковники князь Чавчавадзе и Левиз-оф-Менар, майор Козловский, капитан Мерковский, флигель-адъютант Милютин, капитан Ореус и штабс-ротмистр Корсаков (оба адъютанты главнокомандующего), врач Биейко и капитан Семенов.

Что можно было предложить при тех обстоятельствах, в каких находился отряд?

1) Идти к Орта-кую или Даудуру и послать оттуда нарочных к оренбургскому или туркестанскому отрядам с просьбою выслать воды и хлеба.

2) Сосредоточившись у Даудура, выслать в Измукшир только две роты при двух орудиях, передав им все бочонки отряда и возложив на них заботу, как выручить остальной отряд.

3) Оставаясь на месте, дать знать в Красноводск, чтобы оттуда подвезли продовольствие.

4) Возвратясь на Игды, повернуть на колодцы Динар и отойти к Кизил-Арвату, где снова приняться за реквизицию, добывая на этот раз продовольственные припасы.

5) Возвратиться без дальних околичностей в Красноводск.

Но об оренбургском и туркестанском отрядах не было никакого слуха,[49] и если бы их что-нибудь задержало (как это и случилось), то красноводцам пришлось бы плохо на Даудуре, а ротам, посланным в Измукшир, трудно было бы и отступить. Хлеба уже не было бы ни крошки.

В Красноводске невозможно было бы достать верблюдов для перевозки провианта — значит, и третье предположение не годилось.

На дороге к Кизил-Арвату приходилось одолеть стоверстный безводный переход от Игды до Динара, по бугристым пескам. С людьми, сильно пострадавшими на переходе к Орта-кую, рисковать еще на сто верст при такой жаре казалось безрассудно. Опасались потерять множество «верблюдов, остальных лошадей и самих орудий, которые пришлось бы бросить на дороге». Кроме того, самая надежда на добычу в окрестностях Кизил-Арвата не имела никаких серьезных оснований, да и с пешими казаками за туркменскими аулами не угонишься.

Оставалось одно: возвратиться в Красноводск. Вопрос так и был поставлен ребром: идти ли вперед? Да или нет? Все, кроме Мерковского, объявили нет.

Обратное выступление первого эшелона к Игды было назначено на 22 апреля в 4 часа вечера. По сборе отряда оказалось, что около 100 чел. казаков и более 100 пехотинцев, вследствие потери сил и солнечных ударов, не могли уже двигаться… Их пришлось уложить в носилки и навьючить на верблюдов, а то и просто привязывать ко вьюкам без носилок.

Итак, опыт степного перехода без запаса воды не удался. Потеря отряда, не говоря о верблюдах и офицерских лошадях, состояла: из 126 павших строевых лошадей и до 200 выбывших из строя людей.

Из числа этих больных умерло в пути только трое. Интересно бы знать, как отозвалась апоплексия на оставшихся в живых? Нельзя, конечно, отрицать, что их здоровье тронуто. Некоторый свет на это дело мерцает у Гродекова: в Красноводске в 3 месяца из 3-х рот умерло 29 человек, о тех же, которые были отправлены на Кавказ в свои штаб-квартиры, сведений нет.

Движение до кол. Игды несколько замедлялось сильнейшим встречным ветром, поднимавшим целые тучи песку, которыми совершенно затмевалось солнце. Но это обстоятельство спасало людей от непосредственного действия палящих лучей, а движение воздуха было все-таки лучше неподвижной духоты предшествовавших дней. Поэтому люди шли несколько бодрее и не в такой степени томились жаждою. Зато верблюды и лошади падали в значительном числе; последних брошено было еще 40 штук.

По дороге валялось множество баранов и верблюдов — след проходивших тут ширванского, дагестанского и самурского эшелонов.

Усиленному падежу скота немало способствовало то обстоятельство, что показавшийся было в изобилии подножный корм весь выгорел в последние дни. Много пало еще скота на трудных переходах от Игды до Джамала. Затем остальную часть пути отряд, несмотря на зной и утомление, совершил уже довольно благополучно.

14 мая в Красноводск вступил последний эшелон. Поход был кончен.

Из 3614 верблюдов едва дотащились до конца 800 штук; у Гродекова показано, однако, 1414; какая цифра вернее? Из 457 лошадей пало 143, да в Красноводске до июня еще 34.

Все части войск, по приказанию его высочества, были перевезены на Кавказ и распущены по штаб-квартирам. В Красноводске оставлен лишь небольшой гарнизон, около 3-х рот. Оставшееся излишним от прежней заготовки довольствие и пришедших с отрядом верблюдов приказано было перевезти на судах в Киндерли для доставки мангышлакскому отряду. В это время мангышлакский отряд уже не нуждался.

Спрашивается теперь: для чего ходил Маркозов?

Если он думал дойти до Измыкшира, то ему надобно было взять меньше войск. Если думал сделать демонстрацию, — незачем было так далеко заводить отряд. Каждый гимназист без труда разочтет, что со средствами, какими располагал отряд, невозможно было идти далее кол. Игды обыкновенным порядком, а далее Даудура — и никаким порядком, за неимением хлеба, а также достаточного количества бочонков и верблюдов. Ничем разумным мы объяснить себе не можем этого крайне опрометчивого и рискованного предприятия. Разве предположить, что Маркозов надеялся вызвать на себя какую-нибудь хивинскую партию, расчесать ее и вернуться не с пустыми руками? Но ведь отступление даже и после удачи наши азиатские деятели не уважают.