Замечательно, однако ж, что братья Бековича, с узденями, были отпущены на родину… Почему такая милость? Ради их мусульманства или предательства? Основываясь на неточных сведениях, сообщенных Нефесом, можно бы принять, что все число погибших и попавших в плен из отряда Бековича простиралось до 3000, а так как из Гурьева он выступил с 3646 чел., то недостающие 646 чел. могут быть отнесены на убыль в походе. Убыль в 1/4 наличного числа людей можно считать ничтожною ввиду неизбежного изнурения от громадности трудов и лишений; усиленные переходы в самую знойную пору оказались вовсе не так губительны, как можно было ожидать.
Приведя мнения лиц, писавших ранее о походе Бековича, что причинами гибели 3 1/2 -тысячного русского отряда были коварство хивинцев, измена Аюки-Хана калмыцкого и неразумная доверчивость Бековича, происходившая от нравственного его расстройства вследствие семейного горя, Макшеев говорит, что «немаловажною причиною… было также странное и двусмысленное положение Бековича, как мирного посланника с одной стороны и предводителя военного отряда, следовательно, неприятеля, — с другой». Макшеев разделяет это мнение, считает его справедливым, и потому можно бы подумать, что и он с Веселовским на месте Бековича также переселился бы в хивинский лагерь в качестве мирного посла и оттуда рассылал бы войскам глупые приказания в качестве военачальника!
Виноватым оказывается один Петр Великий, соединивший в одном лице две несовместимых обязанности! Но если мы обратим внимание на то, что Бекович вместо одной крепости на Каспии, как было поведено Петром I, построил еще две ненужных и негодных, куда и засадил всю свою пехоту «на пробу», если припомним, что у фон Вендена в азовском и астраханском полках из 2473 чел. на Красных Водах погибло за зиму 2173 чел., а на Тюп-Карагане у Хрущева, в Казанском полку, из 1254 чел. пострадали, по свидетельству Кожина, почти все[9] без всякой пользы для похода в Хиву; если, наконец, укажем, что в четвертую свою экспедицию он простоял у Гурьева, без всякой надобности, лишний месяц и тронулся в поход только с наступлением жаров, а затем, одержав победу над хивинцами, отдал свои войска в распоряжение хана для размещения будто бы по квартирам, то объяснять все это нравственным расстройством будет трудновато. К тому же о зимних квартирах в августе, при хивинском климате, и думать рановато. Надо было захватить любой город и основаться в нем.
Весь урон, причиненный безумными распоряжениями православного татарина, превысил 6000 чел. и 6 орудий.
Весть о плачевной участи экспедиции князя Черкасского прежде всего дошла в новые укрепления при Тюп-Карагане и Красных Водах; креп. Св. Петра еще не была окончена, а между тем, с получением печальной вести, начались нападения туркмен. На военном совете решено было прекратить постройку крепости в предположенных размерах и, ограничившись готовыми уже постройками, замкнуть занятое ими пространство забором и обнести валом. Недостаток дров, которых нельзя было найти ближе Астрахани, вынудил командирование туда части гарнизона, достигшей благополучно цели назначения, но не возвратившейся назад, так как море уже замерзло.
В Красноводской крепости известие получено еще в августе от туркмен, которые напали на команду, посланную за дровами, и захватили 26 человек в плен. Подступив затем к крепости, они объявили высланному для переговоров переводчику, что отряд князя Черкасского истреблен и что они намерены овладеть крепостью. 10 сентября они и действительно напали на крепость с сухого пути и с моря, ворвались в нее, но были выбиты. Устроив на косе, соединявшей крепость с материком, ложемент из мучных кулей, гарнизон отбил еще несколько нападений туркменов, но уже было очевидно, что, по крайнему неравенству сил, долго держаться было невозможно. Собранный военный совет решил оставить укрепление и возвратиться в Астрахань на судах, омелевших при крепости. 3 октября весь отряд сел на суда и отплыл в море, но буря разнесла суда, из которых некоторые потерпели крушение, а другие были прибиты к устьям Куры, где и прозимовали, и только весною 1718 г. возвратились в Астрахань. Погибло в море до 400 человек.
Еще в сентябре 1717 г. сенату было донесено из Астрахани о печальном исходе хивинской экспедиции; Петр Великий прислал приказание казанскому губернатору усилить гарнизоны на Тюп-Карагане и Красных Водах, но это приказание опоздало, так как гарнизоны уже оставили укрепления и воротились в Астрахань.
Так окончилась знаменитая по преодоленным трудностям и первая русская экспедиция в степи Средней Азии, подававшая вначале столь блестящие надежды.
Напрасно сваливать вину на калмыцкого хана Аюку, на проводников и прочих. Отряд дошел и победил — значит, разные предшествовавшие обманы влияния на исход дела не имели.
Вся вина падает на фон Франкенберга и Пальчикова, не сумевших отличать законных приказаний от незаконных и повиновавшихся начальнику, который, во-первых, был полусумасшедшим, а во-вторых — в плену. Приказание, о котором идет речь, мог отдать либо изменник, либо полоумный. Ничтожному отряду в 3000 чел. нельзя расходиться среди враждебного населения и сдаваться на его милость и добродушие.
В цельной массе такой отряд, с лучшим вооружением, чем у врага, представлял уже силу, для которой вопрос о сдаче на милость врага даже не должен был существовать. Если приказание разойтись отдаст изменник, передавшийся неприятелю, то приказание незаконно и Франкенберг с Пальчиковым не имели права исполнять его. Если Бекович не был изменником, а только душевно-больным, то приказания его являются нулевыми, как бред, ни для кого не обязательный, и исполнять их преступно. Если он, перейдя в лагерь хивинцев, боялся их и передавал своим лишь приказы хана, то опять его приказы незаконны, ибо это приказы врага.
Неудачи нисколько, однако ж, не отклонили Петра от его видов на Среднюю Азию. Возвратясь из-за границы, 10 октября 1717 г. государь в торжественной аудиенции принял бухарского посла, который, став на колени, поклонился царю от лица хана. Затем посол поздравил царя с победою над шведами и просил от имени эмира прислать в Бухару девять шведок и отправить послом «разумного человека». Петр воспользовался случаем и назначил послом в Бухару весьма образованного итальянца, служившего секретарем ориентальной экспедиции посольского приказа, по имени Флорио Беневени. Ему поручено было утвердить русское влияние в Бухаре и «буде возможно заключить с нею оборонительный алианц», а хану предложить гвардию из русских. Кроме того Беневени должен был собрать сведения о торговле и особенно разведать о реках золотоносных.
В сентябре 1718 г. наш посол выехал из Москвы и, нагнав в Астрахани возвращавшееся бухарское посольство, условился с последним относительно дальнейшего направления пути. Решено было ехать на Шемаху, через Персию (Шемаха тогда принадлежала Персии). В июле следующего года оба посла прибыли в Шемаху, но здесь, по случаю враждебных отношений Персии к Бухаре, посланники были задержаны в продолжение целого года. Беневени приписывал это раздражению персиян против русских вследствие самоуправия и буйства переводчика посольской канцелярии Димитраки Петричиса, посланного курьером в Персию. Этот грек наказал плетьми одного из посланных Аюки-хана к персидскому шаху за то, что тот не явился к нему по первому зову, и затем запер его в своей квартире, освободив только после угроз шемахинского хана.
Когда наконец Беневени вздумал выехать из города назад в Россию, то посольский дом был окружен войсками и 16 человек русских встречены были выстрелами. Завязалась перестрелка, в которой с нашей стороны убито было трое, у неприятеля же пятеро. Русские заперлись и согласились на мир только под условием немедленного отправления к шаху. Не дожидаясь, однако же, разрешения, посольство выехало из города 11 августа 1719 г., за несколько часов до нападения лезгин, разграбивших город.
