– Эй, орлы! Хозяйка велела отвезти вас в центр. Садитесь давайте, не дурите.

Не сговариваясь, мы с Гансом развернулись и побежали сквозь кусты на другую сторону улицы, а потом и дальше, через какие-то забитые дорогими машинами дворы, пустынные детские площадки и, напротив, оживленные бульвары, полные праздного полупьяного народа.

Пока мы бежали, я успел подумать, что никогда в своей жизни столько не бегал, сколько за последние дни. Ровно об этом же мне сообщил Ганс, когда мы встали отдышаться возле входа в какой-то огромный супермаркет.

Вечерняя духота уже обволакивала город, и мне пришлось прижаться лбом к витрине, чтобы хоть как-то остыть после пробежки.

Сквозь витринное стекло я вдруг увидел армейскую фуражку.

– У тебя деньги остались? – спросил меня Ганс, тыча своим пальцем-сарделькой в витрину. Он увидел то же, что и я, – армейскую форму в отделе Военторга.

Я порылся в карманах – нашлась одна сильно мятая купюра в тысячу рублей и рация. Рацию я убрал в карман, а купюру расправил и показал Гансу, но тот в ответ только расстроенно покачал головой:

– Этого хватит только на пару труселей и бутылку.

Но потом я вспомнил про карту, которую вручила мне Николь еще перед посещением «Дятла». Карта лежала во внутреннем кармане пиджака, и там же, рядышком, лежал мятый конверт с пин-кодом.

Шеренга банкоматов призывно моргала экранами в первом же зале супермаркета. На карте оказалось двести с лишним тысяч рублей, и, когда я сказал об этом Гансу, он радостно выдохнул:

– Бухать будем до осени! Теперь можно и на дембель не спешить, братишка!

Я попробовал снять все деньги сразу, но первый банкомат заартачился, сообщив, что имеет лимит в тридцать тысяч. Я снял эти деньги, распихал их по карманам и принялся пытать соседний аппарат, который согласился выдать еще меньше – двадцать тысяч. В третьем банкомате денег не оказалось вовсе, а когда я направился к четвертому, в зал вошли двое короткостриженых мужчин в черной униформе и сразу направились к нам.

Ганс одними губами прошептал:

– Бежим? – но я отмахнулся от него. Еще на один забег у меня уже просто не было сил.

К счастью, бдительным охранникам для успокоения хватило моих автомобильных прав, сличенных с карточкой. После этой процедуры детективы долго и искренне извинялись за беспокойство, а затем предложили сопровождать нас по магазину. «Во избежание недоразумений, господин Прохоров», – туманно пояснили они хором, поедая меня глазами.

Ганс легко вернулся в роль охранника олигарха, хлопнув одного из детективов по упругому плечу:

– Нам с хозяином надо бы под фигуры армейскую форму подобрать. Для прикола. Покажи, где тут у вас что имеется.

Нас проводили в отдел Военторга, где успели зачистить весь довольно большой зал от посторонних. Охранники встали на входе, а целый выводок девушек помогал нам подбирать комплекты летней формы. Я успел полностью экипироваться и даже переоделся в кабинке, под изумленными взглядами персонала, а Ганс мучительно долго подбирал себе сапоги. Когда он, под каким-то вздорным предлогом, отверг очередную пару и снова погнал восторженно улыбающуюся девушку на склад, я услышал странные множественные щелчки вокруг.

За заградительными барьерами зала оказалось не меньше десятка репортеров. Они отключили вспышки и снимали нас исподтишка, яростно толкаясь локтями за выгодные позиции, но не произносили при этом ни звука, чтобы не спугнуть добычу.

У меня что-то щелкнуло в голове, и я вышел к прессе, улыбаясь, как президент на инаугурации.

– Господа! – начал я, похлопав себя по хрустящим от новизны галифе. – Я бы хотел попросить вас об одолжении.

Репортеры вокруг на секунду замерли от осознания важности момента, а затем защелкали затворами с утроенной скоростью. Наиболее наглые типы включили фотовспышки, и на таких нахалов начали гавкать охранники.

– Господа! Это будет нашей с вами эксклюзивной тайной, хорошо?

Ответом мне была серия фотовспышек общей длиной с пару минут, не меньше.

Я прикрыл ладонью слезящиеся от яркого света глаза, но упрямо продолжил, глядя в нервно мятущиеся тени за барьерчиком зала:

– «Северсталь», ОАО «МаркСусал» и «Дженерал электрик». Вот три локомотива, вот та самая «русская тройка», которая вытащит нашу с вами экономику из временных проблем, созданных глобальным мировым кризисом. Я покупаю и то, и другое, и третье. Я так решил, господа. Это мое окончательное решение, считайте это заявление публичной офертой.

Репортеры потеряли всякий стыд. Они притиснулись ко мне вплотную, жужжа фото и видеокамерами прямо у меня под носом, а наиболее оголтелые представители этой гнусной профессии выудили из потаенных закромов огромные волосатые микрофоны на штангах и начали тыкать в меня этими штуками, иногда промахиваясь в поднявшейся толчее и противно щекоча меня в районе шеи и подбородка.

– Михаил Дмитриевич, вы действительно готовы оплатить долги «Дженерал электрик»? Все девяносто миллиардов долларов?! – заполошно закричала на меня невесть откуда взявшаяся баба, которую я как-то видел на «НТВ» в порнографическом шоу про судьбы России.

– Да, я заплачу за все, – лаконично, но веско ответил я.

– Что такое ОАО «МаркСусал»? – простонал неопрятного вида мужик в розовой рубашке с грязным воротником и засаленными манжетами, с любительской камерой в руках. Но я снизошел и до него.

– ОАО «МаркСусал» – это компания, которая наиболее рентабельно производит в России алюминий, – твердо заявил я и улыбнулся всем бесноватым репортерам вокруг изо всех оставшихся у меня сил.

– А что вам сказал на это Потанин? – отчаянно вскрикнула мощная женщина с большим бюстом, одновременно проталкивая мускулистой рукой своего оператора с камерой на плече в эпицентр событий, поближе ко мне.

– Владимир Олегович Потанин плачет, – скорбно сообщил ей я, разведя руками.

– Почему?! – вскричали все вокруг.

– Потому что он уже не сможет купить «Северсталь», ОАО «МаркСусал» и «Дженерал электрик», – объяснил я и для убедительности вывернул из своих галифе карманы. Оттуда посыпались крупные купюры, которые тут же принялись подбирать улыбающиеся девушки и возвращать мне. Последующая серия фотовспышек едва не испепелила меня.

Ганс наконец выбрал себе подходящие сапоги, и мы пошли к кассе расплачиваться.

Девушка на кассе успела не только сделать вечерний макияж, но и приспустить юбку едва не до колен. Мне это зрелище показалось вульгарным, зато Ганс одобрил, перегнувшись через стойку и похлопав девушку по голой попе. Девушка радостно зарделась, но потом, как ни в чем ни бывало, спросила:

– Дорогие клиенты, расплачиваться будете по карте или наличными?

Ганс замялся, явно думая о чем-то более важном, чем процедура расплаты, и я немедля ответил за него:

– Наличными.

Девушка назвала какую-то смехотворную сумму вроде пятнадцати тысяч рублей, я тут же отсчитал деньги, и снова серия фотовспышек ослепила меня.

Потом еще минут пятнадцать служащие магазина упаковывали в пакеты наши гражданские костюмы и туфли, а потом мы пошли к выходу, и я очень вовремя понял, что нам некуда идти – перспектива остаться на улице наедине со сворой репортеров означала похоронить всю эту аферу в зародыше. Олигархи бывают экстравагантными, но чтобы спуститься в московское метро, они должны быть ненормальными.

Охранники супермаркета держались рядом, и я, понизив голос, обратился к ближайшему:

– Приятель, как бы нам уехать без этого надсадного сопровождения? Честно говоря, щелкоперы утомили.

– Пойдемте за мной, – с готовностью пригласил он, как будто держал уже такой вариант в голове.

Мы свернули за дверь с надписью «служебное помещение», оставив там на страже второго охранника, прошли по длинному пустому коридору и вышли к грузовому сектору.

– Такси? – спросил охранник, и я согласился.

Мы постояли на улице не больше пяти минут, когда к эстакаде подрулил черный представительский «мерседес» без каких-либо опознавательных знаков вроде «шашечек» или желтого фонаря.