Я нагнулся под стол и поднял наверх сумку. Сумка из мягкой дорогой кожи распласталась под тяжестью денег, заполнив почти все пространство между нами. Между мной и Николь.

– Здесь девятьсот девяносто тысяч евро, – криво улыбаясь, показал я. – Я тоже зафиксировал прибыль, прости, что по-пацански, наличными. Еще десять тысяч евро я поменял на рубли – они мне понадобятся на дорогу домой и на все прочее.

Николь потянулась через салфетки, разбросанные по столу, и уверенным хозяйским движением, придержав край сумки, расстегнула молнию.

– Ого! Неплохо выглядит, – дружелюбно улыбнулась она, наклонившись ко мне поближе, и я невольно дрогнул, почувствовав рядом знакомый, тревожно-сладкий запах. – А я свою долю на счетах в банке оставила. Ну, дефолтов ведь впереди больше не ожидается. Партия обещает впереди лишь стабильность и процветание, понимаешь?

Ее глаза горели предупредительным желто-зеленым огнем, и просто для того, чтобы они не зажглись красным, я рефлекторно кивнул:

– Понимаю.

Я поспешно пододвинул сумку к ней, когда увидел, что она собирается встать.

– Это твое, Николь. Бери. Это твое. Бери.

И без того острые черты лица Николь ожесточились. Она недоверчиво качнула белыми кудряшками, но быстро положила правую руку на мою сумку:

– Ну, предположим, я возьму. И что ты за это хочешь?

У меня отлегло от сердца – она не ушла сразу к своему Беридзе, просто хлопнув меня по плечу. Она согласилась поторговаться.

Я внутренне подобрался, формулируя деловое предложение и одновременно следя за ее лицом, чтобы подкорректировать какие-нибудь детали, если она вдруг возразит.

– Я отдаю тебе девятьсот девяносто тысяч евро. Это будут твои деньги. Делай с ними, что хочешь. Но один раз в год, до самой смерти, ты проводишь со мной ночь в постели. Без презерватива. И когда я этого захочу. Ты согласна?

Николь так округлила глаза, что я понял – я идиот. Ведь можно было требовать и две, и три, и даже четыре ночи в год!

Она быстро, пока я не передумал, схватила сумку обеими руками, с натугой подняла ее и встала со стула.

– Я согласна. Звони только заранее, кобелино. Ну, хотя бы за сутки. Целую!

Но на самом деле она не стала меня целовать, а просто повернулась и пошла на выход, с видимым трудом удерживая тяжелую сумку в тонких девичьих руках.

Напряжение, державшее меня все эти дни, вдруг отпустило, и я счастливо засмеялся.

Я подумал, что мне еще только двадцать три года. А впереди будет Николь. Причем столько раз, что даже дух захватывает.

Я опять засмеялся, и на мой смех из подсобки вынырнул официант с тревожным выражением на бледном унылом лице.

Я заплатил ему по счету и дал еще столько же на чай, но он выказал довольную физиономию, только когда я сказал ему:

– Представляешь, я сейчас купил себе любовь. Почти за миллион евро. Наличными. Вон видишь, с сумкой пошла? А говорят, любовь не продается. Смешно, да?

Вот тогда он и улыбнулся, проводив Николь цепким оценивающим взглядом, и потом уверенно заявил мне:

– Простите, что вмешиваюсь не в свое дело, но вы явно переплатили, сударь. В Москве это стоит намного дешевле.

Бывают же на свете идиоты!..