Я пожал плечами.

– Хорошо.

Ганс нахмурился, хотел было что-то сказать, но под нашими общими взглядами быстро передумал разговаривать и снова повернулся к окну.

Николь ушла в ванную, но тут же вернулась с одежной щеткой в руках.

– Приведите себя в порядок и побыстрее – мы и так уже опаздываем.

Мы с Гансом, не сговариваясь, ответили ей «есть!» и строевым шагом отправились мимо нее в ванную.

– Клоуны дешевые, – услышали мы вслед, и стало ясно, что она почти не сердится.

Впрочем, щетку в ванну она кинула прицельно – мне досталось точно по затылку. Не больно, конечно, но обидно.

Деловой завтрак в Федеральном союзе промышленников и аграриев показался мне пустой тратой времени, одна радость – туда мне не понадобилось цеплять парик. Зато Гансу пришлось надеть темные очки, чтобы утаить от общественности следы воспитательной беседы с Акулой.

Федеральный союз располагался в огромном сталинском здании, похожем на тюрьму и театр одновременно. Сначала мы увидели, как несколько сотен напыщенных мужчин и женщин бесцельно толпились в холле этого странного здания, а потом эти же сотни холеных лиц бессмысленно таращились на сцену, почти полностью загороженную от зрителей несколькими рядами профессиональных телекамер на штативах.

Телевизионный люд так демонстративно игнорировал публику в зале, выставляя свои штативы, осветительные лампы и обтянутые черной кожей задницы навстречу недоуменным взглядам, что проснулся даже Ганс, поначалу уютно расположившийся подремать в кресле слева от меня.

– Ни хрена мы здесь не увидим, пидорасы без мест впереди набежали, – забеспокоился вдруг мой немец, привстав и оглядываясь по сторонам в поисках лучшей доли.

– Сиди ровно, дебил, – сквозь зубы рявкнула на него Николь.

Чтобы сказать это, она наклонилась к нему со своего места справа от меня, и снова, в который уже раз, меня ударило завораживающим, чувственным ароматом ее тела, ударило прямо по моим оголенным нервам.

Я задержал дыхание, чтобы меньше кружилась голова. Это было какое-то наваждение, совершенно не объяснимое ни с материалистических, ни с религиозных позиций. Я хотел было даже зажмуриться, но потом не стал этого делать, чтобы не злить ее понапрасну.

Впрочем, она, конечно, все заметила и небрежно, будто роняя мелкую монету, бросила мне:

– Хватит мне тут страсть изображать, кабальеро хренов. Тоже сядь ровно и не дыши.

Я послушно выпрямился в кресле, но посмотрел на нее с огорчением. Неужели она думает, что я всерьез буду строить тут влюбленного придурка ради ее призрачного одобрения?

Она как-то до обидного легко и равнодушно отвернулась от меня, озабоченно разглядывая публику вокруг.

– Ну этот, ладно. О, этот тоже явился… Еще Виктор Васильевич с супругой пожаловали, хорошо, пусть «Росбалт» про нас потом расскажет. И даже Болотный Хмырь с секретаршей. Ну, еще Чича, пусть, этот придурок везде отметится. А вот это кто такие? – бормотала она то ли себе, то ли мне под нос, одновременно хмурясь неопознанным объектам и тут же щедро улыбаясь знакомым.

Мы сидели в первом ряду – это было удобно, потому что можно было вытянуть ноги, но зато перед нами суетились десятки людей, раздражающих самим фактом своей мелкой суеты. Особенно старались женщины – многие из них выходили на площадку перед сценой и принимали такие вычурные, такие неестественные позы, что хотелось встать и тут же отвесить им пендель в качестве приза за самую скверную роль.

Николь вдруг вскочила и утряслась куда-то за пределы видимости. Я тут же почувствовал себя несчастной сиротой в окружении враждебного мира.

Ганс, похоже, ощутил то же самое, потому что толкнул меня локтем в левый бок и сказал тревожным шепотом:

– Видал публику? Прям Новый год какой-то. Киркорова с Собчачкой, конечно, очень не хватает, зато армия на месте.

Я недоуменно посмотрел на Ганса, и он, строго подобрав губы, кивнул куда-то в сторону:

– Вон, смотри, генерал Грымов, как живой. Ты что, картинки из наглядной агитации на плацу забыл? Московский военный округ, командующий Егор Васильевич Грымов. Может, попросим у него дембеля напрямую, на хрен нам теперь комбат сдался?

Тут вдруг Ганс замер, глядя куда-то мимо меня, потом раздраженно смахнул в широкую ладонь очки и неожиданно легко поднял свою тушу с кресла навстречу невысокому полноватому мужчине в гражданском костюме, вышагивающему мимо нашего ряда вместе с такой же полноватой женщиной под ручку.

– Здравия желаю, товарищ министр обороны! – гаркнул Ганс во всю свою глотку, и министр отчетливо вздрогнул, зато его супруга, напротив, оживилась, сначала с интересом оглядывая мощную фигуру Ганса, а потом сосредоточившись на деталях вроде налитых красно-фиолетовым фингалов под белесыми глазками.

Тут же материализовались из подпространства охранники, сомкнув кольцо вокруг замешкавшегося чиновника, а затем Ганса мягко, но уверенно, одним точным движением усадил в кресло мужик с фигурой Ван Дамма и улыбкой Чикатило.

– Дембель, дембель подпишите, товарищ министр обороны! – истошно, как-то совершенно по-бабьему взвизгнул Ганс, впрочем, уже плотно сидя в кресле и даже не пытаясь вставать со своего места.

Чикатило чуть тронул меня за плечо и, проникновенно глядя мне в глаза, сказал:

– Михаил Дмитриевич, успокойте уже своего человека. Нехорошо получается, нам же придется сейчас меры принимать, – объяснил он почти виновато.

Я кивнул, неловко отвернулся от него и ухватил Ганса левой рукой за складки его жирной шеи:

– Заткни свою пасть, дурень.

Потом я все же повернул лицо к этому наглому крепышу из министерской охраны и повторил свою фразу:

– Заткни свою пасть, дурень.

Крепыш нехорошо ухмыльнулся, расправил плечи, как аккордеон, и пошел следом за министром, едва заметно пританцовывая, как это делают боксеры на ринге.

Пижон дешевый, подумал я про него и посмотрел на Ганса.

– Пижон дешевый, – громко и отчетливо сказал мне Ганс. – Хочешь, завалю его прямо здесь одной левой?

Я промолчал, хотя, конечно, подраться вдруг захотелось необычайно сильно. Я только представил, как бью с ноги в рыхлую челюсть министра, а потом добавляю ему головой, точь-в-точь как Зидан тому мерзкому итальяшке, и у меня все заныло в груди от радостного нетерпения перед веселой заварухой.

Это была бы замечательная драка, и еще не факт, что нас бы вынесли из этого театра вперед ногами – министерские прихвостни, конечно, смотрелись убедительно, но я-то знаю, как теряются бойцы без должной практики перед настоящим напором и искренней яростью. В драке вообще побеждает тот, кто готов идти дальше, а уж мы с Гансом готовы идти хоть до Тбилиси. Да мы до Вашингтона дойдем, если настроение будет!

– Хрен с ними, пусть пока живут, – тем не менее рассудительно отозвался наконец я, провожая взглядом министерскую свиту, и Ганс шумно выпустил воздух через нос, как бы соглашаясь со мной в главном: когда будет надо, мы отметелим кого угодно.

Просто пока нам не надо.

Вернулась Николь с пачкой глянцевых буклетов в руках и заострившимся от нервного напряжения лицом. Она села на свое место, ткнула пальцем Гансу в очки, торчавшие из нагрудного кармана, – дескать, надень, не позорься, и тут же начала читать мне лекцию, уже не отвлекаясь на окружающую публику:

– В число главных докладчиков тебя не включили – раньше надо было подсуетиться, тут мы опоздали. Но зато тебя снимут четыре телеканала, в кулуарах. Ты должен выдать несколько общих фраз о необходимости переориентации российской экономики с сырьевой иглы на машиностроительное производство и внедрение нанотехнологий, а потом обмолвиться парой фраз о расширении своего бизнеса. Скажешь, что мировой кризис уничтожил целые отрасли европейской промышленности и теперь тебе нужны металлургические заводы за Уралом, чтобы сэкономить на логистике. Запомнил, нет?

Я посмотрел ей прямо в глаза и честно сказал: