– Правильно, – угрюмо буркнул в ответ Лобков.

– Тогда я вам предлагаю вот что, – продолжал Людерсдорф. – Обмозгуйте все как следует, не спешите, перед отъездом в Москву обязательно встретьтесь с итальянцем, у него кое-что есть очень интересное для вас, в Центре пройдет на «ура». Приедете из отпуска, оставьте записку под дверью, напишите только дату и время, больше ничего. Я буду вас ждать здесь. Тогда спокойно все и обсудим, выработаем надежные условия связи. Вы человек умный и рассудительный, уверен, все будет о’кей! – Кирилл поднял свою рюмку, протянул ее Роману, они чокнулись и выпили. – Возьмите деньги и не жалейте их, – сказал Людерсдорф, отпуская Лобкова. – Черкните вот здесь для бухгалтерии, – пододвинул он небольшой листок, на котором было напечатано несколько строчек.

Лобков мельком пробежал глазами текст и расписался.

– Ну, а теперь, – пряча в карман расписку, продолжал американец, – желаю вам хорошо отдохнуть. Кланяйтесь от меня России-матушке и до встречи в сентябре.

Они молча пожали руки, и Лобков быстро вышел из квартиры.

Проводив гостя, Людерсдорф налил себе еще водки, выпил и тяжело опустился в кресло. Он почувствовал какое-то внутреннее опустошение вместо радости от очередной одержанной победы. У человека так бывает: после достижения поставленной цели вместо радости вдруг наступает депрессия и апатия. Кирилл вышел на улицу, остановил такси, сел на заднее сиденье, коротко бросив шоферу: «Шератон». Приняв душ в гостинице, Людерсдорф позвонил в Вашингтон и условной фразой в разговоре сообщил:

– Доложите директору, операция проведена успешно.

Телефонный звонок застал Лобковых в постели. Было уже десять утра, но супруги еще спали, потому что вчера поздно прилетели самолетом из санатория и добрались до дома за полночь. Как всегда, отправка из сухумского аэропорта превратилась в настоящий штурм самолета, который пассажиры брали на абордаж. Долго дожидались рейса на Москву, который постоянно откладывался по непонятным причинам. Наконец с опозданием на несколько часов объявили посадку. Измученные от ожидания и жары, пассажиры, не соблюдая никакие правила, ринулись толпой к трапу с сумками и баулами с фруктами. Был сезон сбора мандаринов, и шустрые торгаши стремились в Москву на рынки. Уговоры администрации соблюдать порядок не действовали, южный темпераментный народ лез по трапу в самолет, рискуя сломать себе шею. Трап качался под тяжестью и мог в любое мгновение рухнуть, но это людей не останавливало. Лобовым, отвыкшим за границей от таких диких порядков, удалось каким-то образом оказаться на борту самолета. Они даже не поняли, как это случилось, их просто туда внесли. Когда машина поднялась в воздух, оказалось, что еще были свободные места.

Во Внуково действовали свои московские порядки. Около двух часов пришлось ожидать багаж, поймать такси было невозможно, рейсовые автобусы почему-то не ходили. Лобкову удалось с трудом найти частника, шофер обрадовался и сразу согласился, когда Виктор дал ему какую-то иностранную безделушку. За несколько пачек сигарет «Мальборо» довез до дома и/ как показалось Роману, был страшно рад, благодарил и помог донести багаж до подъезда дома.

По долетавшим до слуха Романа из прихожей отдельным словам Лобков понял, что жена разговаривала по телефону с кем-то из категории VIP[16], как он имел обыкновение выражаться. Сонный, недовольный вначале голос супруги мгновенно переменил свой тон и зазвучал радостным колокольчиком. То и дело в ее речи повторялись слова: большое спасибо, с удовольствием, конечно, обязательно.

Через несколько минут жена с шумом ворвалась в спальню с довольной улыбкой и объявила:

– Вставай, соня, Мария Ивановна в субботу приглашает нас на юбилей в Апрелевку. Давай думать, что подарим. На таких людей нельзя скупиться.

«Надо же, – мелькнуло в голове у Лобкова, – толстяк-то как в воду глядел».

Сон уже как рукой сняло, и он, загадочно улыбаясь, проговорил:

– Знаешь, дорогая, я предвидел, что мы будем среди приглашенных, и припас кое-что загодя перед отъездом в отпуск.

– Ты шутишь или серьезно? Ты меня удивляешь, никак не ожидала от тебя такой прыти, что переплюнешь меня в бабьих делах, – удивленно, с недоверием, широко открывая свои миндалевидные черные глаза проговорила Раиса. – Давай показывай, если не шутишь, что ты там припас?

Роман не спеша, поддразнивая жену, сгоравшую от нетерпения и любопытства, сел на кровать, пошарил голыми волосатыми ногами по полу, отыскивая шлепанцы, встал и вышел из спальни. В гостиной он взял свой модный дипломат фирмы «Самсонайт», набрал шифр и, открыв его, вынул небольшую коробочку, завернутую в золотистую бумагу, перевязанную красной ленточкой с бантиком. Войдя в спальню, Лобков протянул коробочку жене и сказал:

– На, открывай, только осторожно, чтобы упаковку не нарушить, и оцени наш с тобой подарок Марии Ивановне.

Раиса Михайловна недоверчиво, косясь на мужа, явно не ожидавшая такого поступка, взяла коробочку, потянула осторожно за конец шелковой ленточки, развернула золотистую шуршащую бумагу и отложила ее аккуратно в сторону на кровать. На ладони лежала небольшая плоская белая коробочка из твердого картона. Рая двумя пальцами потянула вверх тугую крышку. На синем бархате лежала золотая брошь, похожая на музыкальный скрипичный ключ, с семью маленькими бриллиантами.

Кто-кто, но Раиса Михайловна знала толк в драгоценностях. От неожиданности, чуть не выронив коробку из рук, она опустилась на кровать, потом медленно подняла свои красивые глаза на мужа, с трудом отрывая их от броши, и проговорила:

– Откуда она у тебя, на какие шиши ты ее приобрел? Ведь ей цены нет.

Действительно, Раиса Михайловна знала цену таким вещам. У ней был богатый опыт хождения по ювелирным магазинам. Этому занятию она посвящала много времени, находясь за границей.

– Вижу, эта брошь из дорогого магазина, – продолжала допрос жена. – Просто у меня в голове не укладывается, как ты сумел с твоим вкусом купить эту брошь? Посмотри, случайно у тебя получилось или ты это специально подобрал? Ведь брошь удивительно напоминает музыкальный скрипичный ключ. Представляешь, что будет значить это для Марии Ивановны, профессионального музыканта?

Роман слушал, улыбаясь, эмоциональное выступление жены и медлил с ответом. Потом сказал, не отвечая прямо на поставленный вопрос:

– Ну, я вижу, тебе понравился подарок, ты по достоинству его оценила и правильно рассуждаешь, что на таких людей, как Мария Ивановна, скупиться не стоит. Ведь от нее во многом зависит моя карьера, наша с тобой жизнь после возвращения из командировки. Давай договоримся, после юбилея я тебе все расскажу. Идет?

– Идет, – с неохотой ответила Раиса.

В глазах жены мелькнула какая-то тень, словно в них погас свет. Роману показалось, что она ошарашена таким подарком Марии Ивановне и в то же время огорчена, потому что ей в глубине души было жалко дарить такую дорогую вещь чужому человеку. Почувствовав эту неловкость, Лобков подошел к жене, нежно обнял ее за плечи и сказал:

– Не сожалей и не грусти, моя дорогая, я ведь не забыл и о тебе.

С этими словами Роман Ефимович снова взял свой кейс и извлек из него другую коробочку, но уже без подарочной обертки.

– Это тебе, радость моя, – протягивая жене, улыбаясь, проговорил Роман.

Глаза жены вновь вспыхнули огнем, радостным ожиданием, она быстро схватила коробочку и открыла ее. На мгновение зажмурилась как от яркого света и бросилась в объятия к мужу, обхватив его крепко руками за шею. В коробке было золотое кольцо с бриллиантом, именно то самое кольцо, которое она несколько раз показывала мужу во время их вечерних прогулок на витрине дорогого ювелирного магазина. Некоторое время Раиса Михайловна сидела молча, оцепенев, потом надела кольцо на палец, повертела ладонью, примеряясь, и, словно проснувшись, спросила:

– Но откуда у тебя такие шикарные штучки? Ведь они стоят безумные деньги.