– Господин Буров, – начал Дронов. – Прошлый раз вы передали мне довольно много различных проспектов на научные приборы и оборудование американских, фирм. Скажите, если наши организации проявят интерес к этому оборудованию, вы могли бы поставить его?

– Конечно, – не задумываясь ответил Буров.

Он встал из-за стола, вышел в другую комнату и вернулся с папкой в руках.

– Вот здесь цены на все оборудование и приборы, которые я поставляю и представляю на рынках Скандинавии и на которые я имею лицензию.

– Скажите, – перебил его Дронов, – вы могли бы дать предложение вот на эти приборы?

Виктор протянул Бурову список приборов, которые запрашивал Центр. Буров взял список, пробежал его глазами и сказал:

– Да, губа у вашего заказчика не дура, да и заказчик, судя по оборудованию, в погонах, – подмигнул Буров. – Надеюсь, господин Дронов, – продолжал швед, – вам хорошо известна вот эта бумажка?

Буров вынул из папки сложенный вдвое листок и протянул его Дронову. Мельком пробежав глазами текст на английском языке и поняв, что там речь шла об условиях закупки американского эмбаргового оборудования и об ограничениях его поставки в соцстраны, Дронов, возвращая Бурову лист, совершенно искренне сказал:

– Нет, я впервые вижу этот документ.

– Жаль, господин Дронов, – продолжал Буров, как показалось Виктору, с некоторой издевкой, – раз вы занимаетесь закупкой американской техники, да еще эмбарговой, вам надлежало бы знать, что американцы жестко контролируют свой экспорт, особенно в СССР и его сателлиты. Они с этой целью создали специальный комитет за контролем за экспортом эмбаргового товара КОКОМ. Уж о нем-то вы должны были слышать. Так вот, – продолжал назидательно Буров, – они хорошо знают, что русские ведут охоту за их высокими технологиями. А эта бумажка называется форма ИТА-629 Министерства торговли США.

Бурову, по всей видимости, доставляло удовольствие уличать Дронова в незнании таких элементарных вещей в бизнесе и прочитать лекцию о предмете, который он прекрасно знал.

– Так вот, молодой человек, моя фирма уже много лет поставляет американское оборудование, запрашиваемое вашими заказчиками. По характеру заявки мне совершенно ясно, что представляет из себя ваш заказчик и для чего ему требуется это оборудование. В принципе я могу поставить вам это оборудование, но если вы внимательно прочитаете вот эту бумажку, то увидите, что американцы требуют ее заполнить и указать конечного покупателя, где это оборудование будет использоваться. И он, заказчик, должен поставить свою подпись и указать, где и как эта техника будет использоваться. Уверен, что ваш заказчик никогда не поставит свою подпись и не укажет, где и как оно будет применяться. Ибо янки никогда не разрешат его поставку в СССР.

– То сеть, господин Буров, – прервал Дронов монолог шведа, – вы хотите сказать, что нам откажут в приобретении этого оборудования? Я, право, не знал о таких жестких правилах, – признался Дронов, немного слукавив.

Он действительно не знал о таких тонкостях, о которых рассказал Буров. Со шведом сделка проходила по принципу товар-деньги-товар, никто особенно не интересовался, каким образом швед закрыл конечного покупателя, никто, в том числе Центр, не вдавался в детали добывания аэрофотокамеры.

– Нет, почему же, – отвечал Буров. – Я бы не сказал, что для вас все пути закрыты. Вы же коммунисты, для вас нет крепостей, которые вы не можете взять.

– Конечно, если вы поможете их взять, – вставил Дронов.

– Может быть, – снова продолжил Буров. – Выход можно всегда найти. Обратите внимание на последний абзац этого американского документа. Там сказано, что любые заявления, утаивание существенных фактов, либо неспособность представить требуемую информацию может повлечь за собой лишение права участвовать в американском экспорте. Это напрямую касается меня, если я возьмусь за это дело и буду уличен. Обходные пути, конечно, существуют, но за это надо платить втридорога. Вот я вижу в вашем списке стоит анализатор Фурье. Вы знаете, что из себя представляет этот прибор?

– Нет, – ответил Дронов.

Он действительно не знал, что это такое.

– Ну вот, – начал объяснять Буров. – Это очень сложный прибор двойного использования. Его можно использовать для чисто научных и военных целей в атомной промышленности. У меня есть заказ на несколько анализаторов Фурье для университета в Осло. Можно попробовать ваш заказ присоединить к норвежскому. Короче, что-то можно придумать, но это будет стоить больших денег. Надо кое-кому дать, чтобы все прошло гладко. В эмбарговых товарах есть еще одна сложность. Американцы иногда проверяют, где и как используется поставленное ими оборудование. С этой целью могут через своего советника по науке и технике в посольстве проверить поставленное оборудование. Представьте себе такую ситуацию, я закажу вам прибор, назову ложного конечного покупателя, а американцы через пару месяцев после поставки прибора проверят. Что мне тогда делать?

Буров в конце концов взялся поставить образец анализатора Фурье. Через этот канал было добыто много важных образцов техники и после отъезда Дронова в Союз. Несмотря на антисоветизм Бурова, он прекрасно работал. Его прежде всего привлекала большая прибыль: он получал деньги наличными и скрывал свои барыши от уплаты налогов.

Работа с Буровым по образцам эмбарговой техники была хорошей школой для Дронова.

Последний год загранкомандировки пролетел как одно мгновение.

В июне 1962-го Виктор провел последние встречи с Адамсом, прибывшим в Стокгольм читать лекции. От него получили несколько документов в соответствии с перечнем. Договорились, что Адамс через конспиративный адрес сообщит место и время своего очередного прибытия в Европу в следующем году.

15 сентября 1962 года Дронов стоял на верхней палубе теплохода «Михаил Калинин» и махал рукой провожающим его товарищам. Он прощался со страной, которую успел полюбить и которой никакого вреда не причинил. На душе было радостно и тревожно. Радостно от предстоящей встречи с Родиной, от недавней шифровки из Центра, в которой сообщалось, что Указом Президиума Верховного Совета СССР за успешное выполнение заданий командования его наградили орденом «Красной Звезды», тревожно оттого, что его ожидало в будущем.

Дронов шагал по коридору одиннадцатого этажа ГРУ и вспоминал, с каким трепетным волнением шел здесь впервые четыре года тому назад, получив назначение после окончания академии. Ему казалось тогда, что он попал в какой-то совершенно другой таинственный мир, где за каждой дверью витал дух великого Рихарда Зорге.

В коридоре было безлюдно и загадочно тихо. Тусклые лампочки на потолке слабо освещали помещение без окон. Тишину иногда нарушал стрекот пишущей машинки за дверью какого-нибудь кабинета.

Точно в назначенное ему время будущий разведчик робко постучал в дверь указанного в пропуске кабинета. Мужчина в штатском, выше среднего роста, с большими залысинами на высоком лбу, по-спортивному стройный и подтянутый, в сером в клетку костюме, с узким интеллигентным лицом на приветствие Дронова сухо протянул руку и, назвав себя Александром Дмитриевичем, указал на единственный свободный в комнате стул. Кабинет представлял из себя маленькую комнату с одним окном без штор, двумя канцелярскими столами и большим металлическим сейфом в углу у окна.

Александр Дмитриевич не спеша вынул из сейфа тонкую картонную папку и положил ее перед собой на стол.

– Значит, вы к нам пожаловали из академии, – растягивая тонкие губы в чуть заметную насмешливую улыбку, начал направленец[9]. – Закончили с золотой медалью, – заглядывая в папку, продолжал Александр Дмитриевич, – похвально. Английский, немецкий, совсем неплохо для маленькой Швеции. Ну, хорошо, Виктор Никифорович, давайте представим себе на минутку, что вы прибыли с семьей в Стокгольм и стоите со всем своим скарбом на перроне, растерянно смотрите по сторонам в надежде увидеть встречающих вас сограждан. Но никто к вам не спешит. Ваш взгляд останавливается на мужчине в белом фартуке с огромной металлической бляхой на груди и незнакомыми словами. Вы догадываетесь, что это носильщик. Вот, давайте попробуем эту ситуацию проиграть, – неожиданно перешел Александр Дмитриевич на хороший немецкий.