Затем начальник геологической группы Георгий Осипович Осипов. Он был на изыскательских работах в Архангельской области.

С электросварщиком Александром Даниловичем Куражихиным меня познакомили накануне.

Некоторые члены технической комиссии высказывали предположение, что несчастье могло произойти из-за плохого качества сварочных работ. На сварочном шве, видимо, образовался разрыв, в который потекла из нефтепровода нефть.

Александр Данилович Куражихин человек молодой, ему нет и тридцати. Жена его чуть моложе. Я их видел на пожаре. Она плакала, он стоял молча, спрятав руки в карманы.

Сварочный шов наиболее уязвимое место в трубопроводе, поэтому Куражихин возможный виновник бедствия. Мне хотелось узнать, что он за человек. Биографическая справка, переданная работниками областного управления, мало что могла сказать.

Родился он в марте 1942 года. Отца не знал, он не вернулся с фронта. Растила его мать, и по всему было видно, не легко ей давалось это. Колхозница, доярка. Кроме него, у нее еще было трое. Те постарше... Он последненький. Деревенская школа, ФЗО, комсомол, путевка в школу сварщиков высшего разряда и работа... Паспорт сварщика давал ему право на рабочее клеймо. Производственные характеристики отличные. О Саше говорили тепло пожилые, умудренные опытом рабочие-коммунисты, товарищи по его профессии. Верхолаз. Доводилось ему сваривать и очень ответственные узлы в условиях нелегких: на ветру, на морозе, на высоте.

Молодой квалифицированный рабочий, представитель нового поколения рабочего класса. Собирается в институт, но ждет, пока жена кончит пединститут.

Жил он на окраине города в новом жилом квартале, который вырос после пуска нефтеперегонного завода.

Кольцевая дорога вела к хилой рощице, остаткам недавних лесов, по взгорью разбежались домики с садовыми участками, а вот и новый квартал нефтяников. Пятиэтажные панельные дома. Обычная планировка, детские площадки, газоны, здание школы, детские ясли.

Однокомнатная квартира на первом этаже.

Вся семья в сборе. Настроение траурное. В такой обстановке появление нового человека вызывает тревогу.

Наталья Ивановна Куражихина открыла дверь и вопросительно заглянула в лицо. Я представился. Хозяйка отступила в комнату, приглашая пройти. Куражихин встал из-за стола мне навстречу и стоял, опустив глаза. Наталья Ивановна притянула к себе девочку лет четырех.

— Александр Данилович! — сказал я Куражихину. — Страшная беда случилась... Мы все вместе должны разобраться...

— Я готов!

Живые карие глаза, без какого-либо следа настороженности или опаски.

— Сушу сухарики! — добавил он. — Работа такая — на краю пропасти. Металл сшивать надо, а рвется он на швах. Кто виноват? Сварщик...

Самая пора задать вопрос.

— Может быть, металл на трубах некачественный? Трубы из ФРГ?

Куражихин покачал головой.

— Да. Из ФРГ. Отличный металл. К тому же каждый сантиметр мы проверяли... Я грешу на сварные швы, хотя варил на совесть. А вот почему они распустились, что там могло получиться под землей? Не знаю. Бродячие токи, может быть? Ума не приложу!

Ответ Куражихина мне понравился.

— Вы хотите меня допрашивать? — спросил он коротко.

— Нет! Я хочу услышать рассказ о том, как работа шла.

— Работа шла неторопливо и ритмично. Пожаловаться не на что...

— Кто сварку проверял?

— У меня паспорт... Мою сварку не проверяют. Я отвечаю целиком!

Вопросы мои, собственно говоря, иссякли.

Присмотрелся я к обстановке в комнате. О заработке его я имел справку. Хороший был у него заработок. Не ленился...

Обставлена квартира удобно и разумно, ничего лишнего. Самодельные книжные стеллажи, много книг. И не было заметно на вещах той зализанной, залакированной показухи, которая обличала, выдавала и выдает с первого взгляда запрятавшегося за вещью мещанина.

Уже уходя, я спросил его:

— Чарустин интересовался, как ведутся сварочные работы?

— Без него ни одна труба не уложена... Василий Михайлович человек аккуратный, вникал во все мелочи. А что, директора завода тоже потянут к ответу?

— А почему же директор должен быть избавлен от ответственности?

Куражихин вздохнул.

— Он каждый метр трассы проверил, на все составлена полная документация. Хороший и деловой он человек.

— В каждом расследовании есть две стороны. Одна сторона — это найти виновного, а другая — установить, что виновного нет!

«Если Чарустин действительно вникал в каждую мелочь, если сварщик работал добросовестно, если все было на должном техническом уровне, то в чем же причина случившегося?» — думал я по дороге в гостиницу.

Три дня работала техническая комиссия. Затем в прокуратуру было представлено заключение, подписанное Баландиным и членами комиссии.

Мы получили копию.

Мне первому предстояло прочитать этот документ. Не без волнения вскрыл я пакет. Куражихин получил полную реабилитацию. Разрыв трубы произошел не на сварочном шве. Баландин, специалист по нефтепроводам, утверждал, что металл на трубах был недоброкачественным и это привело к катастрофе.

К заключению были приложены документы проектного характера, документы геологических изысканий по трассе.

Показание Эккеля и разрыв трубы... Совместилось!

Марченко вопросительно взглянул на меня. Я понял его вопрос. Это был скорее не вопрос, а предложение действовать. Мы могли забрать дело в прокуратуре и начать следствие по своей линии.

Могли и имели на это право...

Настал ли час воспользоваться этим правом? Очень уж все легко и просто совмещалось, очень легко и просто напрашивалось решение. Что-то меня беспокоило в этой простоте. К заключению приложены фотографии разрыва трубы. Это неопровержимый документ. Однако химический анализ металла не дал никаких заметных отклонений от нормы. Откуда же вывод, что разрыв трубы произошел из-за недоброкачественности металла? Из факта, из непреложного факта. Труба разорвана. Но разорвана на странно образовавшемся изгибе. Откуда изгиб в трубе?

На этот вопрос ответа не было. Пришлось нам с Марченко еще раз выехать на место происшествия.

На пожарище смотреть было страшно. Вот гребень, оставшийся после прокладки нефтепровода, вот и «место происшествия», то есть вскрытый ров с нефтепроводом, в том месте, где произошел прорыв.

Глубокий зияющий провал. В стороне техника, подтянутая для ремонтных работ. Мы остановились на краю провала. Черная обгоревшая земля, оплавленная труба.

От бульдозера двинулся к нам человек.

— Еще одна комиссия? — спросил он не без иронии.

— Комиссия... — ответил Марченко.

— Осокин! — представился бульдозерист. — В дырку лазили?

— В какую дырку? — удивился Марченко.

— Под трубами — пропасть... Пещера выгорела. Вот страсть-то. Мой бульдозер чуть не провалился туда... Нефть размыла песок и горела. Подземное озеро или пропасть... Туда на веревках только спускаться.

Мы присмотрелись к зияющему провалу. Черная пасть не очень широкой воронки, в глубине ничего не видно.

— С шахтеркой надо спускаться... — пояснял Осокин. — Загадка природы.

Загадок в расследовании не должно оставаться. Нужно исследовать подземный провал. Но спуститься без приспособлений туда действительно было невозможно. Марченко связался по радиотелефону со штабом Гражданской обороны и вызвал взвод солдат.

От города путь немалый, надо было ждать часа два. решили проехать к берегу речки. День стоял жаркий, можно было искупаться, обговорить все в тишине.

Тальница — неширокая быстрая речушка со светлой ключевой водой бежит по отмытому добела мелкому, рассыпчатому, как сахар, песку. Возьмешь в руки, течет между пальцами.

В светлой воде с берега можно было подсмотреть, как гуляют, распластав плавники, крупные стайки плотвы и голавлей.

Шофер достал из багажника термос с крепким и горячим чаем. Мимо шли по берегу два рыбака. У молодого на плече мокрый бредень, у старика — мешок с рыбой.