На ней не было вывески, но все на базаре знали, что она принадлежит муаджиру Ахмеду Кули-заде, когда-то имевшему в России большое торговое дело. Сам хозяин, низенький, костлявый, в потрепанном аба, примостившийся, несмотря на теплую погоду, у чадившего мангала[6], совсем не был похож на большого купца. Тщедушный, с болезненным лицом, он вызывал жалость. Закрашенные хной седины не делали его моложе.

— Ну, как, Мурсал-Киши, выполнит Расулов поручение, свяжется с Гейдар-агой? — спросил он старика, похожего на боксера, когда тот прикрыл дверь.

— Думаю, что да. За несколько встреч успел присмотреться к нему. Аллах не лишил его разума. Он ловок и хитер. Русским не поздоровится. Всевышний услышал мои молитвы. Пусть наши враги кусают друг друга как можно больнее.

— Эх, Мурсал-Киши, Мурсал-Киши, сколько раз говорил тебе, нельзя русских и англичан сваливать в одну кучу. Теперь это не те русские, которые были при царизме, которые никак не могли поделить с англичанами наше отечество.

— Во имя аллаха, Ахмед, не мути мою душу. Ты и так лишил меня покоя. Знаю, что скажешь. Теперешние русские против захвата чужих земель и угнетения народов. Они отказались от царских претензий к Ирану и даже возвратили нам, что захватило царское правительство. Ты правду говоришь, но сделали это русские из-за слабости, их раздирала война внутри страны.

— Нет, Мурсал-Киши, как бы они не были слабы, с нами справились бы. Поверь мне, их поступки подсказаны идеями, которым они служат.

— Хорошие идеи — опоганить религию, запретить торговлю. Ты же сам уехал из России — не мог там торговать.

— Правильно. Большевики безбожники и запрещают людям торговать в свою пользу, но это их внутреннее дело, зато к другим народам они справедливы. Англичане, наоборот, не мешают верить в аллаха и поощряют торговлю, а вот нашу страну грабят. И если бы не большевики, которые им мешают, давно сожрали бы нас.

Мурсал-Киши сел на ковер около мангала и, протянув к нему руки, задумался.

— Совсем ты меня запутал, Ахмед. Много я думал о твоих словах, — наконец заговорил он. — Выходит, нам надо поддерживать большевиков, раз они против англичан?

— В какой-то мере да, Мурсал-Киши.

— Зачем же ты помог мне с Расуловым?

— Не хотел отказать в твоей просьбе, Мурсал-Киши, чтобы не потерять тебя как друга. Откровенно говоря, надеялся еще открыть тебе глаза. Знаю, связался ты с англичанами не из-за денег. Ты патриот и в конце концов поймешь, что я прав.

— Ты внес в мою душу большие сомнения. Порой мне хочется послать всех англичан к их предкам. Я давно почувствовал, что пользы от того, что помогаю им причинять неприятности большевикам, для нас нет.

— От этого выигрывают только англичане, Мурсал-Киши. Мы невольно помогаем им душить себя же.

— Нет, это уж слишком!

Мурсал-Киши отдернул руки от мангала, вскочил и зашагал по крохотной лавчонке.

Кули-заде с усмешкой поглядывал на него.

— Знаешь, Мурсал-Киши, мне пришлось столкнуться с большевиками. Из-за них бросил хорошо наложенное дело в России и выехал сюда. Много потерял на этом. Но так как аллах повелевает быть справедливым, должен сказать тебе, что часто встречал среди них приличных людей. Мне понравилось, как они верят в свои идеи и борются за них. А самое главное — к нашей стране относятся хорошо. Ты же сам знаешь, что в Азербайджане, а в особенности в Баку, на нефтяных промыслах работают десятки тысяч иранцев, которые не сумели найти заработка у себя на родине. Нам с тобой не раз рассказывали возвращающиеся оттуда, как хорошо там относятся к иранцам. Разве тоже можно сказать об англичанах?

— Надо все хорошо обдумать, — сказал Мурсал-Киши, усаживаясь к мангалу. — Порвать с Коллинзом, но как тогда бороться с нашими угнетателями? Брать в руки винтовку?

— Зачем же, винтовка не поможет. Сейчас не время браться за нее. Лучше продолжать работать с Коллинзом, но о его черных замыслах сообщить русским. Это ударит по англичанам лучше любой винтовки.

— Помогать сознательно большевикам?

— Что же, раз это совпадает с нашими интересами.

Мурсал-Киши снова вскочил и зашагал по лавке. Кули-заде молчал.

Анатолий Максимович Волков был опытным оперативным работником. Но если бы не приказ Гордеева, он, наверное, не собрался в Акстафу. Между тем именно в этом городке отрывочные, разрозненные ниточки, которыми располагали до сих пор сотрудники АзГПУ, завязались в первый, но весьма ощутимый узелок.

Муса Джебраилов оказался близким родственником — двоюродным братом — самого Гейдар-аги. Кулацкий главарь в свое время устраивал его на работу, да и побег из-под стражи, дерзкий, среди бела дня, тоже, судя по всему, был организован опытной рукой.

Но три года назад трудно было предполагать, что скромный товаровед винодельческого совхоза Гейдаров вскоре станет одним из бандитских главарей. Джебраилов был арестован за мелкую растрату и приговорен к незначительному сроку. Достаточно серьезно и глубоко его побег не расследовался. Хотя теперь это уже не имело значения.

Достаточно определенным стало самое главное — зачем и почему Джебраилов-Наджафов вновь оказался в Азербайджане. Это был связник, и скорее всего ему было поручено вступить в контакт с Гейдар-агой.

Отчаянно кляня себя за нерасторопность — все эти сведения можно было получить значительно раньше, — Анатолий Максимович заторопился в Баку.

А тем временем в столице Азербайджана происходили немаловажные события.

...Рабочий день в бакинском адресном бюро подходил к концу. Посетителей стало меньше, телефонные звонки реже. И вот тогда-то в полутемный учрежденский коридор неуверенной походкой вошла сгорбленная старуха с большой базарной кошелкой.

Из кошелки торчали ножки курицы, перья зеленого лука, горлышко бутылки, заткнутое обломком кукурузного початка. Ханум, видно, обсуждала какие-то новости с встретившейся приятельницей — в этот час на базар не ходили даже самые откровенные лентяйки.

В общем, бабушка была ничем не примечательна. Мехтиев, который зашел за Светой Горчаковой, чтобы пригласить ее в кино, не обратил бы на старуху никакого внимания, если бы не вопрос, который она задала Свете по-азербайджански:

— Скажи, доченька, где здесь справки про адреса выдают? Племянник мой в Баку, говорят, переехал, а как его найти — совсем не знаю.

Юсуф перевел Свете вопрос старухи и тут же спросил:

— Как племянника зовут? А где родился, когда, знаете? Без этого очень трудно адрес найти.

— Наджафов Ашраф, — охотно откликнулась старуха. — Немолодой он, старше тебя. А родился где-то под Агдамом, села не помню.

«Наджафов Ашраф» — это поняла и Горчакова, не знавшая азербайджанского языка. За последние полтора месяца Света уже пять раз выдавала справки о Наджафове и только что жаловалась Юсуфу, что задание, которое она выполняет, оказалось совсем не похожим на настоящую оперативную работу.

Минуту спустя, приставив к старушке в качестве переводчицы какую-то девушку, уже получившую нужную ей справку, Мехтиев звонил в управление.

Пока Горчакова очень старательно, круглым ученическим почерком заполняла бланк запроса, от управления уже отъехала машина с двумя сотрудниками. Лена Шубина и Николай Киреев заняли место на скамейке в скверике, расположенном прямо перед входом в адресное бюро.

Девушке, которую Юсуф попросил помочь старушке, удалось с трудом выяснить возраст племянника. Оказалось, что родился он вскоре после холеры в Карабахе и лет за десять до русско-японской войны. Столь относительная точность лишь усложняла работу Горчаковой. Исчерпывающих сведений по таким данным Света найти не могла. Тогда бабушка попросила дать ей справку на всех Наджафовых Ашрафов.

— Хорошо, — сказала Горчакова и ушла в соседнюю комнату к картотекам.

Старуха поправила сбившуюся чадру, вытащила из бездонной своей кошелки клубок, спицы, уселась на скамейку и принялась за вязанье. А переводчица, обрадованная тем, что ей наконец-то представилась возможность уйти, выскользнула за дверь.