Литмир - Электронная Библиотека

— Их слишком много, — выдохнул Лонго.

— И убежать мы не сможем, мы ранены, — добавил Уильям.

— Сюда. — София ввела их в узенький проулок, где и двоим было не разминуться.

Они прошли десяток футов и свернули в проулок еще более узкий. Сзади затопотали, янычары гнались за добычей.

— Где мы? — прошептал Уильям. — Порт уже близко?

— Не уверена, — ответила царевна. — Но это старые кварталы, все улицы соединяются. Если будем двигаться на север, попадем к порту… конечно, если не упремся в тупик.

Проулок вывел их к следующему, они свернули по нему направо. Топот янычар звучал совсем близко, прямо за спинами. Беглецы поспешили налево, вскоре резко свернули направо — и уперлись в стену. За спиной раздавались радостные вопли турок.

— Обратного пути нет, — констатировал Лонго.

— Сюда! — София указала на дверь в стене слева.

Толкнула — дверь не поддалась. Уильям ударил ногой, и та распахнулась. Все трое заскочили внутрь, в крохотную комнатушку с очагом и столом. Последним забаррикадировали вход; София, хромая, прошла в другую комнату, отворила дверь наружу — и за нею расстилалась пустая площадь, огражденная стеной с воротами в ней.

София выдохнула:

— Мы дошли. Нам туда.

Они стремительно миновали площадь, спустились к гавани. Большинство кораблей уже отплыло; на причалах толпились люди, желавшие перебраться на другую сторону Золотого Рога. Некоторые бросались вплавь. Немногие оставшиеся лодки нагрузились так, что едва выглядывали из воды; их гребцы изо всех сил старались отплыть подальше. Лонго остановился, высматривая свой корабль.

— Вот она! — крикнул Уильям, указывая на «Ла Фортуну», пришвартованную к причалу ярдах в двухстах. — Слава богу, она еще здесь!

На ее мачтах уже суетились моряки, готовясь к отплытию.

Беглецы поспешили к судну, и тут в воротах показались турки, с ходу набросившиеся на толпу. Мужчин убивали, женщин тащили прочь.

— Быстрее! — закричал Лонго и побежал, но измученное тело уже не слушалось.

Ноги подкосились, в глазах потемнело. Уильям взвалил его на плечи и потрусил, шатаясь под тяжестью, к «Ла Фортуне». София захромала следом.

Приблизившись, они увидели, что почти вся команда сгрудилась у борта, отпихивая горожан. Уильям, отягощенный командиром, протолкнулся сквозь толпу, царевна не отставала. Они взбежали по сходням, и Никколо отступил, пропуская их.

— Слава богу, вы здесь!

— Никколо, отличная работа, — прошептал Лонго, усаженный под фальшборт, и сполз на палубу.

Царевна бросилась к нему.

— Поднимайте паруса… и возьмите всех, кто еще поместится.

Моряки отступили, и люди хлынули на борт. Турки же наседали, и не успели последние горожане перебраться на корабль, как морякам уже пришлось отбивать неприятеля.

— Отчаливай! — завопил с квартердека Уильям, вставший за штурвал.

Когда отошли, скомандовал:

— Поднять паруса!

Полотнища расправились, их тут же наполнил ветер и понес «Ла Фортуну» к Пере.

Лонго сидел у фальшборта, его голову поддерживала София. Они смотрели на город. В сотне ярдов справа турки маршировали по плавучему мосту, ступали на берег, мешаясь с беснующейся ордой, уже заполонившей гавань. Оставшиеся там христиане были безжалостно истреблены. Из-за морских стен, от дворца, поднимались в ясное весеннее небо клубы черного дыма. Не считая его, Константинополь выглядел почти мирно, спокойно. Колокола замолчали.

София долго взирала на родной город, затем отвернулась. На ее глазах блестели слезы.

— Не могу поверить, что город пал. Наверное, я никогда больше его не увижу…

— Но ты спаслась, — ответил ей Лонго. — Сейчас это главное. Ты проживешь долгую, счастливую, спокойную жизнь.

— Мы все проживем, — ответила царевна и приложила ладонь возлюбленного к своему животу.

Несмотря на раздиравшую тело боль, Лонго улыбнулся.

— Я представлял себе этот день только в худших кошмарах. И подумать не мог, что сумею чему-то радоваться.

София склонилась над любимым, поцеловала в губы.

— И я не могла подумать, — прошептала она чуть слышно.

Отвернулась, посмотрела на город сквозь слезы.

— Не могла и представить.

ГЛАВА 25

Весна 1453 г. — зима 1454 г.

После падения Константинополя

Мехмед ехал к поверженному городу по равнине, усеянной множеством трупов, уже ставших добычей стервятников и бродячих псов. Ров выглядел еще отвратительнее — его, безводный и глубокий, заполняли тысячи мертвых тел, и трупный смрад дурманил голову. Султан поспешил миновать ров и въехать за внешнюю стену сквозь широкий пролом. Пространство между стенами заполняли трупы христиан и янычар, у ворот еще дымились обломки мантелетов. Мехмед проехал через кучи трупов к воротам, где его ждал в седле Исхак-паша. Доспех того был заляпан кровью, через лоб тянулся уродливый шрам, но держался паша уверенно и гордо.

— Ваше величество, поздравляю — город ваш.

— А император?

— Тело исчезло. Многие говорят, что видели его гибель, но найти тело среди всего этого, — паша указал на груды трупов, — будет трудно.

— А семья? Кто-нибудь остался в живых?

— Немногие. Сына у императора не было, мы собрали всех членов его рода, каких смогли отыскать.

— Казнить их, — велел султан. — Я не желаю, чтобы откуда-нибудь выплыл наследник и ударил в спину.

— Да, ваше величество.

— А где Улу?

Исхак-паша указал на тело павшего гиганта. Оно лежало неподалеку.

— Улу был первым из янычар, кто прорвался за внешнюю стену и достиг ворот.

Мехмед спешился, подошел к мертвому и молча встал рядом, погруженный в мысли. Константинополь пал, но победа унесла всех, кто был близок Мехмеду. Сам султан принесен сыном в жертву, предала Гульбехар, предала Ситт-хатун, и даже Халиль оказался изменником. Теперь же был мертв и Улу.

— Прощай, друг, — прошептал Мехмед, затем добавил уже громче: — Похороните его прямо здесь. Отныне эти ворота носят имя Улу, в знак его доблести и верности.

Затем он снова уселся на коня, направился к воротам. Когда султан въехал, бродившие за ними турецкие воины восторженно закричали. Они бросали награбленное, где стояли, и подбегали к проезду с воплями: «Мехмед Фатих! Мехмед Завоеватель!»

Султан подумал: теперь он и в самом деле завоеватель. Он лишился многого, но мог смириться с потерями. Слава обходится и дороже, а это была настоящая слава. Мехмед гордо выпрямился в седле, пришпорил коня, тот пошел рысью. Все больше воинов выстраивались вдоль улицы, скандируя имя султана-победителя. Мехмед же ехал по городу — одинокий и торжествующий.

* * *

Геннадий стоял на коленях в церкви Спасителя в Хоре, молясь вместе с перепуганными людьми, набившимися в церковь и запершими дверь. Снаружи доносились вопли убиваемых, грубые крики турок. Затем раздался грохот, двери церкви сотряслись. Какая-то женщина пронзительно вскрикнула, люди устремились к алтарю, подальше от двери. Загрохотало снова, кованые петли покривились, полетела щепа. Молитва превратилась в истерический визг и причитания. Геннадий встал и тихо удалился в укромную нишу за алтарем. Громыхнуло еще раз, и двери распахнулись.

Турки ворвались в церковь с мечами наголо. В тесноте никому было не увернуться; враги рубили беззащитных стариков; детей и женщин волокли наружу, сцепляли кандалами, выстраивая длинной шеренгой — хоть сейчас на невольничий базар. Геннадий стоял в нише, трепеща, и пытался себя успокоить. Турок подошел к алтарю и принялся сдирать кинжалом золотую фольгу. Оглянулся и заметил монаха. Ухмыльнулся, вытянул меч из ножен.

— Стой! — возопил Геннадий. — Султан обещал мне защиту! Он дал слово! Остановись! Подожди!

Но турок не остановился. Он подступил, занес меч.

— Я будущий патриарх! — кричал монах в ужасе. — Я Геннадий! Геннадий!

Он присел на четвереньки, зажмурился, но удара не последовало. Вместо этого Геннадий услышал несколько резких коротких команд, отданных по-турецки, осмелился приоткрыть глаза и увидел пожилого турка с волосами цвета серой стали.

84
{"b":"177777","o":1}