— Верно, тебя и за версту увидишь. А вы с ним как‑никак еще и дружками были. Помнишь, он тебе рубль подарил?

— Как не помнить? Вот я и хотел ему вер нуть. Только не серебром, а свинцом. Да вот не удалось, так должником и останусь.

Толпа возле Думы уже рассосалась, однако, если судить по тому, как она отнеслась ко всему, надо держать ухо востро. И Гордей предупредил:

— Оружие всем зарядить и поставить на предохранитель. И не растягиваться.

В это время с той стороны проспекта, из дома, расположенного наискосок от Думы, послышались выстрелы. Стреляли по ним, только пули прожужжали выше, сверху посыпалась штукатурка.

— Обходи дом! Мы слева, красногвардейцы справа! — крикнул Гордей.

Людей с этой стороны проспекта как ветром сдуло. Из дома больше не стреляли. Перебежав на ту сторону проспекта, Гордей бросился к воротам. Он успел заметить, что стреляли со второго этажа из третьего от угла окна.

Когда поднялись на второй этаж, выяснилось, что окно выходит на лестницу. Стекла были целые, значит, стреляли в форточку, она все еще была открыта.

На лестницу выходило три двери. Обыскали все три квартиры, ничего подозрительного не заметили. Перепуганные жильцы тоже ничего толком объяснить не могли.

— Выстрелы слышали, а поглядеть, кто стреляет, побоялись. Мало ли теперь стреляют.

Уже стали спускаться вниз, когда кто‑то дернул Гордея за рукав. Гордей обернулся. В двери последней квартиры стоял мальчик лет двенадцати. Он молча ткнул пальцем в потолок и тут же захлопнул дверь.

— Стойте‑ка, ребята, наверху‑то мы и не посмотрели. А ну, все наверх!

Он сразу же постучал в квартиру, которая была расположена над той, где жил мальчишка. Им открыли тотчас же. Высокая пожилая женщина холодно спросила:

— Что вам угодно?

— Угодно осмотреть квартиру, — сказал Гордей, протискиваясь в дверь.

— Вы не имеете права…

— Имеем, когда в нас стреляют. Кто кроме вас дома?

— У меня гости.

— Вот с них и начнем. Ведите.

— Хорошо, но вы за это ответите.

Женщина ввела их в гостиную, очень похожую на ту, что видел Гордей в квартире профессора Глазова. Только вместо рояля в углу стоял ломберный столик, за ним трое мужчин играли в карты. Они с недоумением посмотрели на Гордея и встали.

— Прошу положить на стол документы и оружие.

— Позвольте…

— Не позволю. Ну‑ка, ребята, обыщите их.

Но те уже полегли за бумажниками.

Маленький толстый господин в пенсне оказался по документам адвокатом.

— А я вот вчера вашего министра Малянто- вича арестовал, — сказал ему Гордей, возвращая документы.

Второй, с плоским лицом и оттопыренными ушами, был приезжий — из Воронежа, заведовал там земельным банком.

Третий, высокий, подтянутый с гладко зачесанными набок волосами, прикрывающими лысину, документов не предъявил, а только представился:

— Полковник Поликарпов. Прошу предъявить ордер на производство обыска.

Как вы сказали? Поликарпов? Это ваша квартира?

— Нет, это квартира моего брата. А это его жена. — Он указал взглядом на женщину, открывшую дверь.

— У вас есть сын? — спросил ее Гордей.

— Да, он служит во флоте.

Гордей посмотрел на Клямина.

— Убери всех с площадки, пусть дежурят в коридоре, у двери. На цепочку дверь не закрывайте.

Клямин вышел. Он скоро вернулся и доложил:

— Все в порядке.

— Прошу всех сесть и сидеть тихо, в противном случае буду стрелять, — предупредил Шумов и тоже сел, положив револьвер на стол. — Клямин, Берендеев, обыщите квартиру. Только тихо.

ЧЕСлямин и Берендеев вышли.

— Я прошу предъявить ордер, — настаивал полковник.

— Предъявим, не волнуйтесь.

— По закону полагается сначала предъявить ордер, — начал было пояснять адвокат, но Дав- лятчин назидательно сказал:

— Насяльник слушать надо!

Вошел Клямин, протянул винтовку:

— Вот, под периной нашел. Как раз четырех патронов в обойме не хватает.

— Кто из вас стрелял? — спросил Шумов.

— Я! — сказал полковник. — И буду стрелять! До тех пор, пока всех вас, собак, не перестреляю!

В это время вбежал Берендеев:

— Там у них в печке ящик с гранатами!

— Поищи еще, может, и пулемет, а то и пушку отыщешь.

Не успел Берендеев выйти, как в прихожей хлопнула дверь, послышалась возня, кто‑то вскрикнул. Клямин выскочил из гостиной.

Вскоре, поддерживаемый с двух сторон за руки, на пороге появился лейтенант Поликарпов.

— Ну вот и еще один гость! — сказал Гордей. — Узнаете, ваше высокоблагородие?

Керенский с конным корпусом генерала Краснова наступал на Петроград. Уже сдана Гатчина, казаки подходили к Царскому Селу.

Воодушевленная этим наступлением, подняла голову контрреволюция в Петрограде. 29 октября восстали юнкерские училища.

Отряду Шумова, усиленному командами с «Самсона» и «Амура», поставили задачу взять Владимирское и Павловское училища, расположенные на Петроградской стороне. По пути к отряду присоединились присланная из Смольного сотня красногвардейской Путиловской дружины с орудиями и санитарный отряд. Со стороны Спасской улицы к Владимирскому училищу подошел отряд красногвардейцев Петроградской стороны.

Первая попытка взять училище с ходу успеха не принесла. Юнкера поливали из пулеметов цепи наступавших не только из самого училища, но и с чердаков прилегающих к нему домов. Двое красногвардейцев были убиты, человек семь или восемь ранены.

Сотник Путиловской дружины предложил:

— Надо разбиться на группы и продвигаться вперед короткими перебежками. Пока одна группа бежит, другие прикрывают ее огнем.

— Почему ваши пушки молчат? — спросил его Гордей.

— Дом‑то больно хороший, жалко его разрушать. Все это ведь теперь наше.

— Дом ему жалко! А людей?

— Попробуем еще, не получится — тогда уж и орудия пустим в дело.

Однако и мелкими группами*не удалось подойти близко к училищу. Потеряли еще человек десять. Троих не успели вынести, они так и остались лежать на тротуаре.

— Давай пушки на прямую наводку! — потребовал у сотника Шумов.

Пока красногвардейцы и помогавшие им матросы на себе выкатывали пушки на прямую наводку, Шумов, сотник и командир Петроградского отряда договорились о плане действий. Атаку решили начать по второму выстрелу орудия и вести с трех сторон: от Спасской улицы, с Малого проспекта и с тыла.

У орудия уже копошились красногвардейцы, но Гордей видел, что обращаются они с ним неумело.

— Эх вы, вояки! Ну‑ка, отойдите. Клямин, Давлятчин, идите сюда.

Матросы быстро развернули и зарядили орудие. Шумов склонился над прицелом. Он целился прямо в нависшую над входом в училище террасу, именно оттуда юнкера стреляли из пулемета.

— Готово? — спросил он у Клямина.

— Готово.

— Давай.

Грохнул выстрел, орудие далеко откатилось назад: красногвардейцы плохо закрепили сошни ки. Снаряд разорвался прямо на террасе, она обрушилась.

— Ловко! — сказал стоявший рядом сотник и крикнул: — Приготовиться к атаке!

Клямин, Давлятчин и еще двое красногвардейцев укрепляли сошники. Гордей стал снова наводить орудие, когда увидел, что из окна юнкера вывесили белый флаг.

— Стой, ребята, они сдаются!

— Надо послать парламентеров, — сказал сотник.

Решили, что старшим пойдет Шумов, с ним Клямин и трое красногвардейцев. На штык одной из винтовок повесили белый платок и двинулись.

Едва они прошли метров двадцать, как со стороны училища полоснула пулеметная очередь, и красногвардеец с флагом повалился набок. Его подхватили двое других красногвардейцев, а Шумов вырвал винтовку с флагом, поднял над головой и закричал:

— Что же вы, сволочи, не видите?

И как бы в ответ прострочила еще одна короткая очередь.

— Беги, робя! — прохрипел слева Клямин. Гордей повернулся к нему и увидел, что Клямин, держась обеими руками за живот, медленно оседает на мостовую. Подхватив Клямина под мышки, Гордей оттащил его в ближайший подъезд. Туда же двое красногвардейцев волокли третьего. А на улице уже шла перестрелка.