Отряд моряков 1–го Балтийского экипажа занял Ораниенбаумский вокзал, а к десяти часам утра контролировал всю железную дорогу от Ораниенбаума до Петрограда.

Пока все шло по заранее разработанному Центральным Комитетом партии плану, хотя и с некоторыми непредвиденными задержками. Долго не было сведений с телефонной станции. Потом позвонили и оттуда: юнкерский караул никак не хотел сдаваться, пришлось его вышибать.

Из Центрального Комитета партии, расположившегося в первом этаже» почти каждый час кто- нибудь приходил и запрашивал обстановку. Несколько раз спускался туда председатель Военнореволюционного комитета Николай Ильич Подвойский. Видимо, в ЦК были обеспокоены задержкой со взятием штаба и Зимнего. Но еще не прибыли корабли и сводный отряд моряков из Гельсингфорса, которых так ждали.

Военно — революционный комитет заседал почти непрерывно. То и дело кому‑то из членов комитета приходилось выезжать на место для уточнения обстановки и руководства частями, стягивающими кольцо окружения вокруг Зимнего. Только вернулся с «Авроры» Антонов — Овсеенко, как Чуд- новский поехал в Преображенский полк. Казармы этого полка расположены возле самого Зимнего, а полковой комитет вдруг объявил о нейтралитете.

— Выясните, не снюхались ли они там с юнкерами, — напутствовали Чудновского.

Люди приходили и уходили, в кдмнате стояла толчея. В этой толчее Ребров не заметил, как вошел Ленин. Михайло узнал его только по голосу.

— В чем дело, почему затягивается осада Зимнего? — резко спросил Ленин.

— Еще не прибыли корабли из Гельсингфорса, — доложил Подвойский.

— А без них у нас не хватит сил?

— Моряки просили без них не начинать. А сил у нас более чем достаточно. — Подвойский развернул на столе план Петрограда. — На нашей стороне весь гарнизон, все рабочие. Вокзалы, телефоны, телеграф тоже у нас. На их же стороне — юнкера и школы прапорщиков, да и то не все. Еще батальон ударниц. Артиллерии у них всего четыре орудия Михайловского училища. Нейтральны: первый, четвертый, четырнадцатый казачьи полки, Инженерное и Павловское училища, Семеновский полк, измайловцы, самокатный батальон. Ну еще мелкие команды, они не в счет. Да пока и Преображенский полк, но туда поехал Чуднов- ский.

— Каков план захвата Зимнего и штаба? — спросил Ленин, склоняясь над планом города.

— Мы предлагаем так: оцепить весь район от Невы, Троицкого моста, Марсова поля, затем по Мойке до Мариинского дворца и окружить его. Таким образом, у нас будут два пункта для удара: Мариинский и Дворцовая площадь.

— А не лучше ли всю операцию разделить на две части? Сначала покончить с предпарламентом в Мариинском, а затем уже со всех сторон наступать на Зимний, зажать его в кулак.

— Да, пожалуй, так лучше, — согласился Подвойский.

— Какие для этого нужны силы?

— Тут, Владимир Ильич, вопрос сложный. Есть заявления полков, которые хотят выступить первыми. Красная гвардия тоже рвется в первую очередь. Моряки настаивают, чтобы они были первыми. Все хотят участвовать.

— Имеет ли смысл вводить все части? — спросил Ленин, продолжая что‑то подсчитывать.

— Не имеет. Может, организовать сводный отряд?

— Нет, не годится. Все перемешаются, трудно будет управлять. И нужны резервы.

— Да, резервы необходимы. Есть сообщение, что офицеры стягиваются в «Асторию».

— Тем лучше, будут в одной куче. — Ленин энергично рубанул ребром ладони, как бы сразу покончив с этой кучей.

Наконец решили бросить ка штурм Зимнего только наиболее стойкие части.

— В первую очередь моряков, — сказал Ленин. — Флот всегда был самой надежной опорой революции.

С левого фланга решили направить 2–й Балтийский экипаж, кронштадцев, гельсингфорсцев и Кексгольмский полк. В центре должен был наступать Петроградский полк, а с правого фланга — красногвардейцы и Павловский полк. Остальные части — в резерве. Орудия кораблей и Петропавловской крепости должны быть приведены в готовность на случай их применения.

Уточнив направления штурма Зимнего, начали распределять обязанности.

— Не нужно распылять силы, хватит и по одному, — сказал Подвойский. — Чудновский пусть едет к морякам, Еремеев — в Павловский полк, там у нас и комиссар надежный — Дзенис… Петропавловка тоже обеспечена, туда послан поручик Благонравов, человек и в военном отношении грамотный. Мы с Антоновым останемся здесь для связи с Центральным Комитетом и руководства штурмом. При необходимости любой из нас может выехать на место. Вот, пожалуй, и все… — Подвойский вопросительно посмотрел на Ленина.

Тот молча кивнул.

Стали уже расходиться, когда Подвойский сказал:

— Да, возьмите автомобили и по нескольку бланков с печатью комитета, могут понадобиться…

— И не медлите со взятием Зимнего, — напомнил Ленин. — Начинается съезд Советов. Этот съезд должен стать перед свершившимся фактом взятия рабочим классом власти и сразу же закрепить его законодательно.

— Объявление о переходе власти к Петроградскому Совету уже отпечатано.

— Надо немедленно распространить его, — распорядился Ленин.

Вот эта способность мгновенно оценивать обстановку и принимать решения всегда поражала в Ленине. И сейчас, наблюдая за ним, Михайло почти физически ощущал рождение каждой ленинской мысли, ее напор. Теперь уже всем было ясно, как точно Ленин предугадал высшую точку предреволюционного накала, определил момент начала восстания. Может быть, именно поэтому события развивались так успешно и почти бескровно. Вот только немного затягивается штурм Зимнего.

Когда наконец сообщили, что пришли корабли из Гельсингфорса, Подвойский поручил Реброву ехать на миноносцы.

— Если увидите Чудновского, сообщите ему, что прибыли и гельсингфорсцы, Чудновского Михайло так и не увидел: тот ушел с ультиматумом в Зимний. Срок ультима тума уже истек, а Временное правительство не хотело сдаваться. Значит, до начала штурма оставались считанные минуты.

Отряд наступал между гвардейским экипажем моряков и Кексгольмским полком. Сначала продвигались беспрепятственно, но вот откуда‑то сверху полоснула пулеметная очередь. Строй мгновенно рассыпался, матросы прижались к стенам домов, начали беспорядочно отстреливаться. На мостовой остался лежать только один матрос — не то убитый, не то раненый. Из подъезда ближайшего дома выбежала девушка и склонилась над ним. В ту же минуту сверху опять застрочил пулемет, но девушка даже не подняла головы, расстегивая на матросе бушлат.

— Назад! — крикнул Гордей. — Убьют же!

Но девушка не обратила внимания и на его крик. Пулемет тоже молчал. Однако едва Шумов и еще трое или четверо матросов бросились на помощь, как опять раздалась короткая очередь и одна из пуль пропела возле самого уха Гордея. Все же он успел оттащить девушку, двое подхватили раненого матроса Дроздова — только теперь Гордей узнал его — и затащили под арку дома.

— Ты что, с ума сошла?! — кричал Гордей на девушку, вталкивая ее в подъезд. Девушка была худенькой, на вид ей не больше шестнадцати. Она смотрела на Гордея большими испуганными глазами.

— Зачем вы выбежали? — смягчаясь, спросил он.

— Я в этом доме живу.

— Ну и что?

— Я увидела, как он упал, и выбежала. Хотела помочь.

— А если бы и тебя? Ведь они продолжали стрелять. Неужели не боялась?

— Боялась, — призналась девушка. — Но ведь ему надо было помочь.

В это время подбежал студент, схватил Гордея за рукав:

— Вон они где засели, видишь? К ним можно подобраться с тыла, я знаю ход. Пошли!

— Посмотри за раненым! — уже на бегу крикнул Гордей девушке.

Они прошли два двора, поднялись по лестнице до чердака, но на его двери висел большой замок. У студента и Гордея были только револьверы, сбить замок было нечем, и сколько Гордей не пытался, выдернуть запор не мог — пробой был сделан прочно, на болтах. Пришлось спуститься на этаж, постучаться в ближайшую квартиру. Им долго не отвечали, потом дверь чуть приоткрылась. Из‑за цепочки спросилиз