Он не успел договорить, к столу подошел Антонов — Овсеенко:

— Именем Военно — революционного комитета объявляю вас арестованными.

Кажется, никого из членов Временного правительства это заявление не удивило, похоже, иного исхода они и не ожидали. Тот же Коновалов довольно спокойно, даже с достоинством ответил:

— Ну что ж, члены Временного правительства вынуждены подчиняться насилию и сдаться, чтобы избежать кровопролития.

За спиной Гордея засмеялись, и кто‑то из набившихся в зал матросов и солдат ехидно заметил:

— Ишь ты, кровопролития избегает, а сколько сами‑то крови пролили?

— Хватит, попили нашей кровушки, паразиты! — подхватил Демин.

— А сколько нашего брата побили из ружей да пулеметов!

— Это неправда! — визгливо закричал один из министров. — Вы сами напали на Зимний дворец и начали стрелять, а наша охрана только отстреливалась, защищая представителей народной власти.

— Это вы‑то народная власть? — спросил его Шумов.

Но ему мешал другой министр, он совал Гордею какие‑то документы и обиженно говорил!

— Какую же я кровушку пил, когда я сам простой рабочий. Вот видите билет? Читайте: член Совета рабочих и солдатских депутатов…

— Ладно, потом разберемся, кто рабочий, а кто нет, — сказал Антонов — Овсеенко, забирая у министра билет. — А пока надо составить протокол. Товарищ Чудновский, садитесь, пишите протокол.

Чудновскому освободили место за столом, кто- то услужливо подал бумагу.

— Но прежде чем начнем писать, предлагаю всем сдать оружие, — сказал Антонов.

Адмирал Вердеревский, военный министр генерал — лейтенант Маниковский, министр внутренних дел Никитин и еще какой‑то генерал положили на стол наганы, и Гордей собрал их. Остальные члены правительства заявили, что оружия у них нет.

— Обыскать надо, обыскать! — потребовал маленький солдат в разорванной папахе.

— Товарищи, прошу соблюдать тншину! Обыскивать не надо, — сказал Антонов и, обращаясь к членам правительства, добавил: — Я вам верю на слово. Прошу всех назвать себя.

Первым представился бородатый, хотя уже называл себя:

— Коновалов Александр Иванович, заместитель министра — председателя.

Второй назвал только фамилию:

— Салазкин, министр народного просвещения.

Опять не удержался Демин, спросил:

— Чем это вы просвещали народ российский, господин министр?

Его остановил Чудновский:

— Товарищи, прошу не мешать составлять протокол. Следующий!

— Гвоздев, министр труда. Из рабочих, вот мой билет у товарища…

— Вам же сказали, разберемся.

— Генерал — лейтенант Маниковский, как вам, должно быть, известно, военный министр.

— Уж известно! — усмехнулся Антонов.

— А со мной вы кажется, встречались в Гельсингфорсе, — сказал адмирал Вердеревский и даже слегка поклонился. Однако должность все же назвал: — Морской министр.

— Да, эта встреча для меня приятнее, чем в Гельсингфорсе. — Антонов тоже слегка поклонился, — Следующий!

— Малянтович, министр юстиции.

Опять кто‑то выкрикнулз

— Сколько наших засудил?

Антонов поднял руку:

— Тише, товарищи, не мешайте.

Но его не слушали, кто‑то по — прежнему настойчиво допытывался:

— А который тут Керенский?

— В самом деле, где Керенский? *— спросил Антонов у Коновалова, и в зале сразу воцарилась тишина.

— Он еще вчера уехал. (

— Куда?

— В Лугу, насколько мне известно. — Коновалов усмехнулся, не то с сомнением, не то довольный тем, что Керенского большевики упустили.

— Сбежал, сволочь! — горячился матрос Де — мин. — И эти убегут. Чего тут протокол писать, прикончить их— и протокола не надо!

— Верно! — поддержали Демина матросы и солдаты. — Какой еще протокол, они нас без протокола стреляли. Переколоть их всех тут, сукиных детей!

Кое‑кто уже взял винтовку наперевес, но Антонов встал и закричал:

— Товарищи! Приказываю соблюдать порядок и вести себя спокойно. Все члены Временного правительства арестованы и будут до суда заключены в Петропавловскую крепость. Никакого беззакония и насилия над ними я учинить не позволю.

Матросы опустили винтовки, но тут к Антонову подскочил солдатик в рваной папахе:

— Чего ты все разоряешься — «я» да «я»? Какое ты тут есть начальство?

— Я представитель Военно — революционного ко-.митета и прошу соблюдать порядок.

— Верно, ты помолчи, солдат. Он — выборный, мы его знаем.

Однако солдат все наседал:

— Оне вон тоже выборные, а кто их выбирал? Можа, и тебя не выбирали. Нет уж, таперя моя власть, и ты мне свои порядки тут не устанавливай.

Наверное, солдатик еще долго шумел бы, но Гордей подошел к нему, взял его под мышки, легко приподнял и отнес к противоположной стене зала. Солдат смешно болтал ногами, одна обмотка у него развязалась, он запутался в ней и сел «на пол заматывать.

Это развеселило остальных, они успокоились, и дальнейшее составление протокола прошло без задержек. Когда протокол был составлен, Чуднов- ский подал его Антонову, и тот огласил список арестованных. Кроме министров в нем оказались генерал по особым поручениям при верховном главнокомандующем Борисов, адъютант Керенского прапорщик Чистяков и помощник Коновалова по военным делам Рутенберг.

Почти обо всех этих людях Гордей слышал и сейчас с любопытством разглядывал их. Кто‑то из них держался высокомерно и независимо, кто‑то пугливо, кто‑то настороженно, но все вместе они выглядели растерянно и жалко. Гордей не испытывал к ним ни ненависти, ни сочувствия, был даже несколько разочарован тем, что правительство оказалось таким неопасным и несолидным. «И эти вот правили Россией?!» — с презрением подумал он.

— Все? — спросил Антонов.

— Меня забыли, — К столу едва просунулся толстый господин. Пока составляли протокол, он сидел на диване и бесперестанно курил.

— Кто такой?

— Терещенко, министр иностранных дел.

— Благодарю вас. Запишу последним — девятнадцатым. Теперь все?

— Кажется, все.

— Прошу одеваться.

Министры начали одеваться: одни — суетливо, другие — не торопясь. Их не подгоняли, матросы расступились, освобождая проход.

— Как же мы их доставим в крепость? — спросил Антонов у Чудновского. — Надо бы поискать их автомобили.

— Где их теперь найдешь?

Матросы зашумели:

— Чего там автомобили! Пускай пешком прогуляются, по ветерку.

— Покатались — хватит!

— Ну хорошо, хорошо, — согласился Антонов. — Так и быть, доставим их пешим порядком. Товарищ Шумов, составьте конвой, только понадежнее.

Гордей начал выстраивать вдоль прохода конвой. Отобрал только матросов своего отряда, остальные запротестовали — им тоже хотелось сопровождать в крепость Временное правительство. Особенно настаивал все тот же солдатик в рваной папахе.

— Возьми ты меня, ради христа, уж у меня оне не сбегут, я хоть и мал, да удал.

— Ну, коли удал, становись в строй, — уступил Гордей не столько потому, что поверил в уда- лость солдата, сколько стараясь загладить вину перед ним.

Строй получился длинный, даже не уместился в зале: впереди матрос, за ним арестованный, сбоку еще двое матросов, сзади опять матрос, за ним еще арестованный… Замыкал строй повеселевший от доверия солдатик.

Пока Гордей расставлял по местам арестованных и конвоиров, Антонов наказывал Чуднов- скому:

— Назначаю вас комендантом Зимнего дворца. Этот зал сейчас же опечатайте, потом здесь произведем обыск. И выставьте везде караулы, чтобы тут никто не озорничал и не растаскивал ничего. А в первую очередь пошлите нарочного в Смольный, к Ленину, с донесением, что Зимний взят. Лучше пошлите двоих.

— Есть, отправлю немедленно.

— Товарищ Шумов, у вас все готово?

— Готово.

— Тогда пошли.

Процессия двинулась к выходу.

Шли по тем же залам и комнатам, по которым добирались сюда. Но теперь можно было не спеша оглядеться, и Гордея поразило их великолепие. «Сколько же на все это денег угрохано было? — по — крестьянски хозяйственно прикинул он. — Поди, вон за одну ту золотую побрякушку заплачено столько, что город поставить можно. Неужто теперь все это наше? — И тут же одобрительно подумал о распоряжении Антонова поставить караулы: — Верно, как бы не растащили…» И пока шли к выходу внимательно следил за тем, чтобы никто из конвойных ничего не взял или не повредил. Но никто ничего не трогал, должно быть, каждый понимал, что все это теперь принадлежит им — матросам и солдатам, рабочим и крестьянам, — принадлежит не каждому в отдельности, а всем сразу, что все это их, общее. Они еще не знали, как будут им пользоваться, но уже относились к нему по — хозяйски, бережно.