Литмир - Электронная Библиотека

Только Моника и я - две столетние старухи - не принимали участия в общем выбросе энергии.

- На помощь! - сказал Жан.

- Защищайся! - сказала Моника и, так как он не реагировал, она схватила кувшин с водой и выплеснула его на дерущихся.

Это положило конец игре. Бойцы, задыхаясь, расползались по кухонному полу. Мы смотрели на них со сложным чувством, в котором, должно быть, было много зависти.

- Мы здорово повеселились, - сказал доктор, из собачьей корзинки.

- Клево побалдели! - заявил Поль и снял штаны.

Я спросила:

- Почему ты вылезаешь из штанов?

- Это штаны слезают с меня, они треснули, - ответил он, и кузины потом все лето уважали его за находчивость.

Они устали. Кухня была полна пара, будто после стирки.

- Грустно расходиться, - вздохнула Лорет.

- Мы должы бы всегда быть вместе! - воскликнула Патриция.

- Только в Фонкоде можно так повеселиться, - сказал Оливье.

- Ах, Фонкод… - начал доктор, все еще сидя в собачьей корзинке. (Он сделал красноречивый жест рукой) Фонкод!.. к тебе возвращаешься с радостью, тебя покидаешь с болью…

- Прекрасно, - заявил Жан, - это очень просто, вы все останетесь здесь на ночь!

Я подумала, что ослышалась.

Но нет!

Пьеро тут же вскочил, совершенно счастливый.

- Хорошая идея! - сказал он, а дети прыгали от радости.

- Это совершенно невозможно! - сказала Моника.

- Вот, пожалуйста! - сказал ее муж, - посмотрите, кто мешает нам веселиться!

- Ты думаешь, Людовика нуждается в дополнительной работе?

- Да не надо никакой работы, - пропел он, беря меня за талию. - Нам же так хорошо вместе! Попросту! Дети приготовят постели…

- Мы будем спать на сеновале!

Каком сеновале?

- На войне, как на войне! Конечно, я не жду, что Фирмин принесет мне шоколад в постель завтра утром на серебряном подносе!

- Да оставайтесь, конечно, я очень рада, - говорю я с усилием, потому что меня научили говорить то, что вежливо, а не то, что есть на самом деле.

- Видишь! - торжествует доктор.

- Нет! - отвечает Моника.

В этот момент гаснет свет - молния ударила совсем близко.

- Вы прекрасно видите, что не можете уехать, - слышится в темноте голос Жана.

Электричество вернулось очень быстро, к большому разочарованию детей. Хорошо. Мне надо было найти семь одеял. Вот спасибо Жану за эту идею! …И все-таки дом полный смеха и стука шагов - это великолепно… Dirty Corpses обрушивали на нас электрические гитары и крики, в которых не было ничего человеческого. Я беспокоилась, не глухая ли у меня внучка, если спит в этом грохоте.

- Мама, ты видела, что за одеяла ты нам дала? Там в дырки пальцы пролезают!

- Дырявые или нет, вам еще повезло, что вы будете спать под одеялами, - говорит Моника. - Я бы вас уложила под газетную бумагу!

- О! да! под Play-Boy! - закричал Альбин.

- Play-Boy! Play-Boy! Play-Boy !

- Завернуться в пушистеньких девочек!

Ну и что изволите на это отвечать? Мы смеемся вместе с ними. Мы смотрим, как они проскальзывают в ванную, шумно умываются, говорят друг другу «доброй ночи», входят в свои комнаты, ложатся, снова встают, бегают по коридорам, устраивают себе гнездышки, шутят, щекочут друг друга… мы говорим себе, что тоже были юными и очень жаль, что это прошло.

Мы с Моникой так устали, что когда последняя дверь наконец закрылась за детьми, мы сели там где стояли на ступеньку лестницы.

- Моего мужа убить мало, а? - сказала мне Моника.

- Да я счастлива, что вы остались!

- Врушка! Со мной не надо играть в вежливость! Я повторяю, моего мужа убить мало. Кстати, твоего тоже. А теперь они сидят в гостиной с “Одноглазкой”. Это круто!

Поль вышел из своей комнаты и прошел перед нами.

- Сегодня в доме спит ровно двадцать человекообразных и один собакообразный. Я посчитал, - сообщил он серьезно.

Как можно лишать их радости?

Взрослые поднимались из гостиной. Мне показалось, что Фанни идет неуверенно…

- Фанни немного устала, - важно обьяснил доктор. - Думаю, ее надо осмотреть…

- Чепуха, - отрезала Фанни. - Я слишком много выпила, вот и все. (Она прыснула и уцепилась за Жана) Вы не хотите проводить меня в мою комнату, учитель? Я не слишком помню дорогу.

- Это здесь, - ответил Жан, крепко взяв ее за запястье.

Пьеро страдал, что не может пойти с ними:

- Я бы все-таки предпочел ее осмотреть…

- Не беспокойся, - она выживет, процедила Моника.

- Ох! Прошу тебя! Это не смешно! - взорвался он.

- Зато ты смешон!

- Вот! Пожалуйста! В мой единственный вечер отдыха! Ты могла бы, как минимум, улыбнуться! Но нет! Тебе надо поскандалить! Как дома! Прошу прощения, дорогая Людовика, за постыдное зрелище, которое мы собой представляем! Я все-таки думаю, может, стоит пойти осмотреть эту малышку? Жан не возвращается и…

Но Жан вернулся с улыбкой на устах и бросил нам:

- Я думаю, что ее не понадобится укачивать!

- Еще счастье! - сказала Моника, и Пьеро снова взорвался:

- Вот, Пожалуйста! В этом вся Моника! Вы видите, я ничего не выдумываю! Клянусь, чтобы с тобой жить нужно ТЕРПЕНИЕ!

Ужасный раскат грома помог сменить тему, мы обнялись на лестничной площадке, и Жан объявил, что воистину, в такую погоду хозяин кузена на улицу не выставит.

Я без сил уселась на кровать.

- Они доставляют мне столько радости, - говорил Жан. - Они все время орут! Ах! Какой хороший вечер! А, дорогая?

- Семь пар одеял… - произнесла я безнадежно.

Жан был в отчаяньи. Он не подумал об одеялах. Он подумал, что я уложу их на сеновале.

Да что это за сеновал, о чем они все говорят? Я лично никогда не видела здесь сеновала!

- Я думал, что есть сеновал… - сказал он огорченно.

- Сеновал… Во времена Римлян, не иначе! - и неожиданно я разразилась слезами.

- Да что с тобой произошло? Какой ужас! Да не плачь же! - бормотал перепуганный Жан, прижимая меня к себе. - Я клянусь тебе, что как только Консепсьон вернется, даже нет, как только тетушка Кармен приедет, я возьму и удеру с тобой!

- Никогда! Никогда! - всхлипывала я. - Консепсьон никогда не вернется! А тетушка Кармен… (я задыхалась) Никогда! Мы никогда не будем одни! Мы никогда не уедем!

Вспышка осветила эту мрачную сцену. Я с трудом обрела дыхание и сказала:

- А потом, с чего это мы отправимся в свадебное путешествие? Мы старые!

Боже мой, в тот момент я в это верила!

Я открыла глаза без помощи Игнасио и закричала: почти 10 часов!

Я поспешила на кухню, где нашла Монику, уже одетую, свежую, хорошо причесанную, режущую лук посреди строгого порядка.

Она подняла на меня полные слез глаза и улыбнулась:

- Какой он жгучий!

- А в котором часу ты встала?

- У меня был контракт с Игнасио, - сказала она. - Он обещал мне не будить тебя. А потом я дала первую бутылочку, вот и все!

Вот и все! Огромная слеза стекла по ее носу. Я взяла нож и сменила ее над луком. Она сделала мне роскошный подарок: четыре часа сна! Я сопела - лук был злой.

- Я сделала тебе рататуй… я все убрала…я подмела кухню…

Я утерла первую слезу. Какая ошибка! Мне показалось, что я ослепла! Моника перехватила нож, у нее был озабоченный вид.

- Ты еще знаешь, как будет “лук” по-гречески?

Нет, я не знала.

- Произошло недоразумение, Людовика, - продолжила она. - Ты можешь мне сказать, зачем нас учили греческому? Чтобы резать лук и даже уже не помнить, как он называется? Ты помнишь, когда мы рассказывали отрывок, где Носикаа порсит у своего отца разрешения пойти на берег моря? Ты сможешь рассказать оттуда стих? Всего один?

- Я произнесла первые слова…. Но дальше не пошла.

- Ты видишь, сказала она. Так вот я лично не помнила даже самое начало. А ведь как я это любила! Ну зачем нас учили Греческому?! - воскликнула она с отчаяньем. - Какая гадость!

Лук? Как сказать “лук” по-гречески? Этот провал в памяти неожиданно вызвал у меня безмерную печаль.

13
{"b":"177523","o":1}