Во всяком случае, у больных не было другого выбора, кроме как прибегнуть к Асклепию, когда врачи ничего не могли для них сделать. Именно это произошло с оратором Эсхином. Вот написанная по обету эпиграмма, которую он оставил в Эпидавре в память о своем исцелении: «Будучи безнадежным случаем для искусства смертных, я обратил свою надежду на бога; оставив в Афинах детей, я пришел, о, Асклепий, в твою священную рощу, где за три месяца был исцелен от язвы на голове, которая у меня была уже год».

Другой пример — это женщина из Трезены, у которой были глисты. Стела ограничивается сообщением о ее прибытии в Эпидавр, не уточняя обстоятельств. Но Элиен, который сообщает эту историю, начинает так: «У женщины были глисты, и те из врачей, которые считались умелыми, отказались ее лечить; и вот она отправилась в Эпидавр и попросила бога вылечить ее от зла, которое в ней обитало». Трудно выразиться более определенно: религиозная медицина была последним прибежищем людей, покинутых врачами.

Поскольку божественный врач казался таким могущественным, разве не выгодно было жрецам храма Асклепия советовать обращаться прямо к богу, а не к смертным врачам?

«Эратокл из Трезены. Эмпиема. Когда он был в Трезене, бог явился ему во сие: стоя над ним, он приказал ему не позволять делать прижигания, а прийти спать в храм Эпидавра. И когда пришел срок, назначенный богом, гной прорвался и больной ушел исцеленным».

В случае, когда врачи готовились произвести операцию, которая даже при удачном исходе болезненна и оставляет ужасные шрамы, — во сне появляется бог, вмешивается и приглашает больного прийти лечиться в храм. Он ставит правильный диагноз и добивается выздоровления без боли и послеоперационных последствий. Все это дает понять, что прогноз бога безошибочен, а лечение безболезненно и намного эффективнее, чем лечение человеческое. Здесь, вероятно, мы видим следы соперничества между медициной храмов и мирской медициной.

Изучая мирскую медицину, мы очень удивимся, не найдя в произведениях, сохранившихся под именем Гиппократа, никаких следов конфликта с религиозной медициной больших храмов. Однако в чудотворной медицине Эпидавра все кажется противоречащим рациональной медицине гиппократиков. Возьмем случай эпилепсии, которую автор «Священной болезни» отказывался объяснить личным вмешательством бога и предлагал лечить естественными средствами. Вот как бог из Эпидавра лечил жителя Аргоса: «Житель Аргоса. Эпилептик. Он, уснув в инкубационном портике, увидел сон. Ему снилось, что бог, стоя над ним, своим кольцом надавливал на его рот, ноздри и уши, и он исцелился».

Исцеление происходит с помощью кольца, которому народная вера приписывала профилактические и даже целительные свойства. Гиппократик никак не мог разделять это верование и одобрять такое лечение. Он также не мог верить в целый ряд исцелений, одно другого удивительнее, которые отобрали жрецы храма для пропаганды религии.

Врач-гиппократик упоминает об удивительных случаях выздоровления. Некоторые можно сравнить с чудотворными исцелениями в Эпидавре. Вот, например, внезапно выздоровление парализованного после ушиба:

«У Эвмела из Лариссы были парализованы руки, ноги и челюсти, и он не мог ни вытянуть, ни согнуть конечности… ни открыть рот… на двадцатый день из сидячего положения он упал навзничь и ударился головой о камень так сильно, что его охватил мрак. Но вскоре он встал: он выздоровел и мог всем двигать».

Здесь врач ограничивается фактом, не высказывая своего мнения. В другом месте он подчеркивает необычайный характер выздоровления:

«Человек, который был ранен стрелой в пах и которого мы видели, был спасен неожиданным образом: наконечник стрелы не был извлечен — он проник очень глубоко; не произошло никакого достойного упоминания кровотечения; раненый не стал хромым. Когда мы семь лет спустя покинули эти места, наконечник все еще оставался в нем».

Аналогичный случай сохранился на стеле в Эпидавре. Эвгипп пришел в храм Эпидавра, имея в челюсти в течение шести лет острие копья… которое бог, естественно, без труда и без боли извлек во время инкубации больного.

Сопоставления делают различия еще очевиднее. Врач-гиппократик констатирует исключительный характер исцелений, но не относит их за счет божественного вмешательства. В религиозной же медицине исключительное становится правилом, обычным проявлением божественного всемогущества. Немыслимо, что рациональная медицина гиппократиков вышла из храмов Асклепия.

И все же врачи-гиппократики не испытывают необходимости критиковать деятельность жрецов. Единственное упоминание о медицине храмов, которое можно найти у Гиппократа, не является скептическим. В своей полемике против шарлатанов автор «Священной болезни» упрекает их в очищении больных кровью, как будто речь идет о преступниках, и добавляет:

«Они должны были бы делать обратное: приносить жертвы, молиться и относить больных в храмы, чтобы умолять богов».

Этот призыв относить больных в храмы является намеком на храмовую медицину, а возможно, и на инкубацию в храмах Асклепия. Конечно, намек очень двусмысленный. Автор-гиппократик безоговорочно не рекомендует относить больных в храмы. Фактически его предложение соотносится с религиозной концепцией болезни, которую он не разделяет. Он не знает болезней, вызванных личным вмешательством бога, но признает, что для тех, кто в это верит, единственным терапевтическим решением является религиозная медицина больших храмов.

Эта сдержанность врачей-гиппократиков в отношении религиозной медицины частично объясняется тем, что Асклепиады считали себя потомками Асклепия. Не существует несоответствия между рациональной медициной Асклепиадов и культом их славного предка. В ряду богов, упомянутых в качестве гарантов в «Клятве» Гиппократа, Асклепий идет вторым после Аполлона. Нужно думать, что врачи из семьи Асклепиадов, связанные с богом не только искусством, но и по крови, соблюдали семейный культ. Мы имеем пример одного врача, Нисия Милетского, друга поэта Феокрита, который воздавал культ богу, тогда как был связан с Асклепием искусством, а не по крови. Таким образом, Асклепий был связующим звеном между медициной Асклепиадов и медициной жрецов. Более того, отношения Гиппократа и его семьи с храмом Аполлона в Дельфах свидетельствует о том, что религиозные обряды не были несовместимы с занятием медициной. К тому же религиозные привилегии, которыми пользовались врачи из аристократической семьи Асклепиадов, только укрепляли их социальный престиж и были полезны в медицинской карьере.

Итак, обрушиваясь на предсказателей и шарлатанов, гип-пократики никогда не выступали против традиционной религии храмов. Их рационализм мог совмещать две концепции божественного, одна из которых основала медицинскую науку, а другая усовершенствовала религию.

Несмотря на гибкость в отношении к божественному, рациональные объяснения, предлагаемые врачами, часто противоречат верованиям, популярным в то время. Но так как врачи не испытывали потребности выступать против общественного мнения, только сравнение с литературными источниками, а именно с трагедией, может показать истинное отношение Гиппократовой философии к традиционному мышлению.

Для примера возьмем болезнь, обрушившуюся на целое общество. Греки называли ее loimos, а мы обычно называем «чумой». Историки медицины предпочитают называть ее мором, так как собственно чума, которая вызывается палочкой Йерсена, была еще неизвестна в Греции архаической и классической эпох.

Мор неоднократно упоминается в греческой трагедии. Эсхил упоминает его как одну из причин опустошения городов. Софокл уделяет ему большое место в начале трагедии «Эдип-царь», где Фивы стали жертвой бедствия. Вот как жрец Зевса описывает ситуацию царю Эдипу:

«Город, как ты сам видишь, сломлен. У него больше нет силы сопротивляться вне пучин смертоносной зыби. Он приходит в упадок в ростках, где образуются плоды земли. Он приходит в упадок в стадах быков и безуспешных родах женщин. Здесь насылающее лихорадку божество, внезапно обрушившийся отвратительный Мор, неотступно преследует наш город. Из-за него пустеет дом Кадма, а черный Гадес обогащается стонами и рыданиями».