Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Со всей своей высокомерной легкостью, на которую она была способна, Мария-Антуанетта продолжала лгать, притворяясь плохо осведомленной теми людьми, которые па самом деле рисковали многим ради того, чтобы что-то посоветовать ей. Молодой адвокат Барнав взял на себя трудную задачу переслать ей основной текст конституции, чтобы показать, какие преимущества могут извлечь из этой новой системы король и она сама. Она, во всяком случае, увидела в этом тексте лишь «набор непонятных и абсурдных фраз, которые трудно применить к реальности». Несмотря на хитрость, которую она использовала, чтобы замедлить принятие конституции, королева знала, что муж был вынужден согласиться с данной конституцией. «У нас нет ни сил, ни средств, и мы можем только выжидать», — в отчаянии признавалась она Мерси. И снова настаивает на вмешательстве иностранных монархов. «Я по-прежнему настаиваю и желаю, чтобы могущественные державы с реальной силой вмешались в политику Франции, однако я думаю, что было бы крайне опасно выказать это желание», — писала она Мерси.

Измученная той ролью, которую она взвалила на себя, неспособная здраво оценить преимущества нового режима, она категорически отказывалась принимать его. По мере того как приближался ужасный для нее момент принятия конституции, у нее начинали сдавать нервы, иногда с ней даже случались истерики. «В конце этой недели королю представят грамоту, — писала она Мерси 21 августа. Это ужасный момент. […] В этой грамоте будет идти речь о продолжении курса реформ, которые будут все дальше и дальше удалять нас от трона. […] Нужно, чтобы император вмешался. Это единственный способ, которым он может оказать мне услугу». «Невозможно больше так жить; речь идет лишь о том, чтобы усыпить нашу бдительность, чтобы завоевать наше доверие, а после этого отыграться за все обиды. Поверье это должно было так случиться, поскольку я это говорила», — добавит она спустя пять лет. «Итак, у нас нет иного источника силы, лишь иностранные державы. Нужно любой ценой добиться их вмешательства, однако возглавить это должен именно император. […] Уверяю Вас, положение вещей на сегодняшний день таково, что было бы лучше быть королем маленькой провинции, чем огромной державы». То же самое она повторила своему брату, напоминая ему, «что это племя тигров поглотит все королевство», и патетически заявляла: «Нам не на кого больше полагаться, только на Вас».

Все угрозы делали планы Людовика еще более трудными для осуществления. В это время Барнав работал над речью, которую Людовик должен был произнести перед депутатами при принятии конституции. Он уговаривал королеву также приготовить речь для Собрания, повторяя ей, что эта речь должна будет сыграть весомую роль в ее будущем. Призвав на помощь всю свою мудрость, королева отказалась от этого предложения. «Пусть королева мужественно воспримет завоевание королевства, — говорил он ей. — Окруженная врагами, которые покушаются на ее власть, тем не менее королева должна быть всегда вместе со своим народом». Однако королева не видела в этих словах никакого реального смысла.

Когда все было улажено между Барнавом, королевой и королем, делегация, состоящая из 60 депутатов, принесла в Тюильри текст конституции 3 сентября к 10 часам вечера. Сохраняя приличие, Людовик XVI хотел выиграть время, чтобы внимательно ознакомиться со всеми статьями. Институт монархии был в этом документе значительно преобразован. Король Франции оставался наследным монархом, отныне он возглавлял нацию, которая наделяла его исполнительной властью. Король отвечал за исполнение законов и за решение законодательного органа. Его власть оставалась доминирующей во внешней политике, война могла быть объявлена только по его решению; он подписывал международные договоры и управлял посольской службой. Власть его становилась весьма условной в законодательной области, однако он сохранял за собой право вето. В своей деятельности король продолжал опираться на министров, которых он назначал и увольнял, однако под любым его решением должна была стоять их подпись. Министры имели право брать слово перед Собранием, однако они не подчинялись ему. Король больше не распоряжался национальным доходом. Наконец, конституция предполагала три случая, когда король мог быть лишенным всех прав. Законодательная власть представлялась Собранием, избиравшимся голосованием, в основе которого был имущественный ценз. Депутаты обладали правом издавать законы и могли объявлять вотум недоверия министрам.

13 сентября Людовик XVI официально подписал конституцию. Тюильри охватило оцепенение. 14 сентября король отправился на торжественное заседание в зал манежа, чтобы дать клятву верности конституции, которую он подписал. Королева присутствовала на этой торжественной церемонии, не имея, однако, в себе сил скрыть свои истинные чувства, закрыла лицо вуалью. Когда королевская чета вернулась в свои покои, король разрыдался как маленький. Все же он должен был играть свою роль до конца. Нужно было создавать впечатление радости, участвуя в празднествах, которые состоялись в воскресенье, 18 сентября, по случаю этого события. Париж ликовал. В 5 часов вечера аэростат поднял в небо эмблему конституции. Вечером король и королева прогуливались по Елисейским полям в открытой карете до площади Этуаль. По воспоминаниям современников, это был грандиозный праздник. Повсюду слышалось: «Да здравствует король!», однако вряд ли эти возгласы были искренними. «Как грустно, — говорила королева, — что вся эта красота оставляет в нашем сердце лишь чувство беспокойства и печали!» Затем монархи отправились в Оперу, где давали балет «Психея». Как обычно, король не произнес ни слова и унесся мыслями куда-то очень далеко. Мария-Антуанетта старательно улыбалась. Мадам де Сталь присутствовала на представлении и рассказывала, что «лица короля и королевы были бледны при мысли о будущем, которое их ожидало». Уверенные в том, что принятие конституции было их роковой ошибкой, король и королева ни минуты не испытывали уважения к основному закону. Они желали, чтобы он оказался недееспособным.

30 сентября конституционное Собрание прекращало свою работу и отныне называлось Законодательным. В большинстве своем оно состояло из новых депутатов, юристов и адвокатов. Фракция правых депутатов насчитывала 264 человека, фракция левых — 136, якобинцы называли себя врагами двора и аристократии. Некоторые из них были представителями Жиронды. Между правыми и левыми находились так называемые независимые, или конституционники, их было 345. Они могли внезапно присоединиться к любой из фракций.

В новом Собрании королева видела лишь неуправляемую «толпу животных», которая «не могла предпринять ничего действенного». Она мечтала о подавлении революционеров, полном уничтожении их идей. Однако, опасаясь будущего, старалась примирить и правых и левых. «Нужно быть очень осторожными с теми, кто располагает властью, нужно стараться понравиться им». Она делала все возможное для осуществления этого.

Тайная роль Барнава вот уже несколько педель была известна не только во Франции, но и за границей. Его обвиняли в пособничестве дворцовым интригам, многие коллеги молодого адвоката стали относиться к нему с недоверием. Его влияние на Марию-Антуанетту было подорвано той ошибкой, которую он допустил в разговорах с эмигрантами, в которых назвал королеву «демократом». «Ходили слухи, что королева спала с Барнавом», — утверждал Ферзен в своем дневнике. Сбитый с толку поступками женщины, которую любил и хорошо знал, он спросил ее откровенно: «Считаете ли Вы, что Вы искренне относитесь к революции, и как, по-вашему, есть ли иной выход? Есть ли у Вас план и каков он?». «Поверьте, я не позволю вести со мной двойную игру. Если вижу, что мои люди довольно часто совершают ошибки, я никогда больше не буду обращаться к ним», — ответила она ему.

В Тюильри обстановка была уже не столь напряженной-. Слежка, которой были подвержены король и королева, ослабла после принятия конституции, но Людовик XVI и Мария-Антуанетта были убеждены, что повсюду их окружают шпионы. Король пребывал в постоянной тревоге. Елизавета, которая переписывалась со своими братьями, резко критиковала политику, которую вела ее золовка. «Наша жизнь — это ад, иных слов нет, чтобы выразить то, что со всеми нами происходит. Моя сестра стала очень раздражительной, она окружена интриганами и шпионами, […] нет никакой возможности поговорить с ней, чтобы не поссориться», — жаловалась королева Ферзену. Принцесса Ламбаль устроила в своих апартаментах светский салон. У нее собиралась вся оставшаяся в Париже знать. Королева тоже иногда становилась гостьей этого салона. Несмотря на советы Барнава, она перестала ходить в театры и общалась лишь с персонами, «решительно настроенными против революции».

75
{"b":"177496","o":1}