Однако те, кто так думал, заблуждались. Из обширной переписки, которую Канарис в то время вел по вопросам, связанным прямо или косвенно со строительством флота, сохранилась лишь небольшая часть, но этого достаточно, чтобы показать, насколько интенсивным было это «побочное занятие». Оно дает возможность снова и снова говорить о духовном богатстве Канариса, о его необыкновенно глубоком знании людей и дела, умении обращаться с людьми. В затяжных переговорах с испанскими представителями, которые были заинтересованы в обмене опытом по вопросам, касающимся кораблестроения, именно Канарис, с одной стороны, умел тактичными замечаниями хотя бы частично преодолеть врожденную склонность южан к промедлению и затягиванию, а с другой стороны, внушить своим немецким товарищам и представителям германских экономических кругов, вовлеченным в эти связи, необходимость понимания своеобразия их партнеров по переговорам. Лучшим свидетельством этого умения является то, что он всегда сохранял дружбу испанцев, участвовавших в переговорах, и приобрел во влиятельных кругах испанского правительства, вооруженных сил и экономики огромное доверие к своей личности, что впоследствии сыграло важную роль как в ходе гражданской войны в Испании, так и во время Второй мировой войны.
Достопримечательным в обширной переписке, которую Канарис вел в эти годы, будучи первым офицером «Силезии», является то, что вопросы внутренней политики никогда не затрагивались в ней даже вскользь. Все разговоры велись только вокруг морского флота. Его профессия морского офицера все еще находится в центре его мыслей и деятельности. Начало службы в Вильгельмсхафене и на «Силезии» приходится на короткое время видимого расцвета германской экономики, которая развивалась на базе иностранных кредитов, поступающих в Германию после принятия плана Дауэса. Но уже в 1929 г. начал намечаться новый экономический кризис, что было видно по росту числа безработных, — кризис, который все более четко проявлялся как явление мирового масштаба. Одновременно обострилась внутриполитическая борьба в Германии. Национал-социалистическая рабочая партия Германии имела большой успех, особенно среди молодежи. Сентябрьские выборы 1930 г. привели национал-социалистов, вторую по силе партию, в рейхстаг. Во флоте также становилось все более заметным проникновение национал-социалистических идей, особенно среди молодых офицеров и рядового состава. Один из ровесников Канариса, который в то время служил с ним в подразделениях флота, находившихся в Вильгельмсхафене, оглядываясь назад, обобщает свое мнение о ситуации в начале тридцатых годов в одной сжатой фразе: «Все люди были тогда нацистами». Но он добавляет, что в среде старших офицеров вначале не слишком много об этом размышляли, потому что отношение команды к своему делу от этого не страдало. Не следует также забывать, что в офицерском корпусе отрицательное отношение к марксистским партиям вследствие событий 1917–1918 годов, естественно, было очень сильным, и в национал-социалистах видели тогда оплот против попыток коммунистов снова проникнуть во флот. Национал-социалисты тогда, перед захватом власти, еще выдавали себя за патриотическое движение, стоящее на почве христианства, которое ставило перед собой цель ликвидировать классовую борьбу. Именно среди тех, кто в те годы вступил в партию или симпатизировал ей, процент честных идеалистов был очень велик, особенно в кругах, которые начали интересоваться внутренней политикой лишь под влиянием экономических забот и не имели возможности заглянуть за кулисы политической сцены.
Ко времени, когда Канарис был первым офицером на «Силезии», относится эпизод, который свидетельствует об эволюции его характера. С конца ноября до начала декабря 1929 г. Канарис провел с супругой две недели отпуска у греческих друзей на Корфу. Это следует отметить, поскольку Канарис не увлекался отдыхом. Позднее, особенно во время войны, его подчиненные постоянно жаловались на то, что их шеф не имеет никакого понятия о необходимости отдохнуть и расслабиться, будь то он сам или работники его ведомства. Даже воскресенье, свободное от работы, казалось ему излишним, и по крайней мере его начальники отделов должны были и по воскресеньям приходить в учреждение для обсуждения положения. Сам Канарис настолько отдавался работе, что воспринимал отпуск как помеху. Если в годы, когда на него еще не было возложено руководство контрразведкой, он действительно брал временами отпуск на пару недель и ехал со своей семьей куда-нибудь на курорт на Балтийское или Северное море, то теперь он не знал, что ему делать с отпуском. Он продолжал свою переписку, которая всегда велась вокруг вопросов, связанных, главным образом, со службой и флотом, с повышенной интенсивностью, чтобы таким образом компенсировать пробел в нормальной повседневной работе. Однако пребывание на Корфу явилось исключением. Здесь, в чудесном районе Средиземного моря, окруженном ореолом античности, мы находим совершенно другого, расслабленного и одновременно веселого и созерцательного Канариса. Веселая и жизнерадостная сторона натуры, которая в другое время была спрятана под чрезмерным напряжением и серьезностью, ярко проявляется в этой чудесной стране. Его богатая фантазия переносит его из современности в сияющее прошлое. Ему кажется, что прошел всего лишь один день и ночное дежурство с тех пор, как Одиссей, с которым его так роднит жажда деятельности, мудрость и хитрость, приплыл к этому берегу.
Погода была все время прекрасной. Несмотря на то, что подходил уже конец лета, дни были жаркие, небо синее, однако ночи уже прохладные. Вечером было приятно посидеть перед камином, в котором потрескивали поленья оливкового дерева, наполняя комнату ароматом, почти фимиамом. Тогда они беседовали с хозяином дома, графом Теотокисом, бывшим прежде гофмаршалом короля Константина, об истории острова и всей Греции, о мифологии Гомера, о геологическом строении Корфу, о политике на Балканах и в Средиземном море, о литературе. Любознательному Канарису не приходилось скучать ни минуты. Он страстно интересовался природой, языком, обычаями жителей Корфу, их песнями и танцами, живописной народной одеждой и народным поэтическим творчеством.
То были беззаботные дни, проведенные как в раю. Каждый раз, когда они садились обедать, это был истинный праздник с чудесной и необычной едой, к которой Канарис, умевший при случае сам готовить для близких друзей, проявлял живой интерес. Что это были за аппетитные блюда: лангусты, особенно вкусные потому, что их варили в морской воде; разнообразные виды мелкой рыбы, например, сардины; куры и индейки, приготовленные по рецептам Корфу, и фирменное блюдо страны — ягнята, зажаренные на вертеле. И все это проперченное, с душистыми травами, аромат которых наполняет под осенним солнцем всю местность, и пропитанное местным благоухающим красным и белым вином.
Канариса любили все. Также и те, с которыми он не мог объясняться в беседе, потому что он не владел греческим языком, чувствовали, что перед ними был друг, который и без слов понимал их душу. С детьми в доме он быстро установил дружеские отношения, и на праздник Св. Николая он сделал им сюрприз, явившись в образе святого, которого дети одновременно и любили, и боялись.
Эти дни отпуска были такими безмятежными и счастливыми, что они прошли, — как в опьянении. Канариса настолько захватила красота пейзажа и гармония окружающего мира со всей его неповторимостью, что ему на мгновение пришла в голову мысль оставить морское дело и карьеру, купить здесь маленькое имение и вести дальше идиллическое существование. Это была мечта-мгновение. Отпуск подошел к концу, и Канарис вернулся из залитого солнцем Корфу в зимний Вильгельмсхафен на борт «Силезии».
Вскоре ему довелось снова увидеть Дукадес. В следующее лето «Силезия» совершала крейсерскую поездку по Средиземному морю. Была предусмотрена короткая остановка на Корфу. Гостеприимные хозяева прошлой осени использовали возможность, чтобы дать большой бал для офицеров германского корабля и для дам и господ местного общества. Это был праздник, о котором жители долго еще потом говорили.
