И потому-то так искренно, так крепко пожала она руку Светлову, когда он уходил, и потому-то таким особенно мягким, небывало задушевным приветом звучали ее слова, когда она сказала ему на прощанье:

— Мы всегда вас рады видеть у себя, Александр Васильич…

Светлов подходил уже к калитке ворот квартиры Прозоровых, как вдруг его остановил Гриша, закричавший ему с крыльца:

— Подождите меня, Александр Васильич: мне хочется проводить вас… Можно?

— Пойдемте; только вы поскорее, — сказал Светлов, делая обратно несколько шагов к крыльцу.

Гриша убежал в комнаты, оделся и мигом вернулся.

— Что это вам вздумалось проводить меня? — спросил у него Александр Васильич, отворяя калитку.

— Да так, хочется пройтись с вами; я еще сегодня не гулял, — ответил мальчик уклончиво.

— А я, признаюсь, люблю ходить вдвоем: незаметнее дойдешь, — промолвил Светлов.

Они пошли, дружески разговаривая.

По местным расстояниям до дому Александра Васильича было не близко, наговориться можно было вдоволь. Гриша находился в каком-то особенно приятном настроении. Он говорил без умолку, то и дело с любопытством поглядывая на учителя. По правде сказать, хотя дома, сперва за уроком, а потом за обедом, он и почувствовал к нему большое расположение, но все еще не вполне доверял ему. «Дома, при муське, учитель, может быть, хитрил: нарочно вел себя с ними так, чтобы понравиться ей, и потому не корчил из себя заправского учителя, не напускал наставнической важности; а вот посмотрим, что теперь будет, как теперь он поведет себя», — благоразумно рассуждал сметливый мальчик, отправляясь с Светловым.

Однако ж они идут уже довольно долго вместе, а между тем Александр Васильич остается все тем же милым, приветливым, внимательным к его вопросам собеседником. Гриша смекает это очень хорошо. Он убеждается на каждом шагу, что спутник ведет себя с ним, как равный с равным, ни разу не давая ему почувствовать присутствие учителя; мало того, Светлов даже как будто старается теперь скрыть от ученика свое умственное превосходство. Оттого-то так и весело с ним Грише; оттого-то он и шагает так бойко, самоуверенно, говорит так развязно. Но вот ему вдруг почему-то пришло в голову вероломное желание совершить маленький опыт над учителем, подставить ему, так сказать, нечаянно ножку.

— Мне ужасно хочется перескочить через тумбочку, — объявляет он лукаво Светлову.

— Так за чем же дело стало? Прыгайте, — ответил Александр Васильич, улыбаясь.

— Перескочить? — переспрашивает Гриша, в самом деле приготовляясь к этой забавной операции.

— Разумеется, перескочить, если уж это вам так хочется, — замечает Светлов.

Гриша перепрыгнул.

— А вот мамаша так сейчас бы меня остановила, — говорит он еще лукавее, — сказала бы, что только уличные мальчишки так делают…

— Да ведь и мы теперь с вами тоже уличные: по улице идем, — засмеялся Александр Васильич.

— Значит, в этом ничего дурного нет? — спросил мальчик, перепрыгнув еще через одну тумбу.

— Разумеется; что ж тут может быть дурного? Постойте-ка, дайте и я попробую: разве это так весело? — смеясь, сказал Светлов и тоже совершил прыжок.

Проходившая в это время мимо какая-то деревенская женщина остановилась и с крайним недоумением посмотрела на скачущего нарядного барина. «Должно быть, у него, сердечного, не совсем тут того…» — подумала она, мысленно тыкая себя пальцем в лоб.

— На вас баба с разинутым ртом смотрит; остановилась даже, — предупредил мальчик учителя.

— Пусть смотрит на здоровье, — сказал Александр Васильич, спокойно улыбнувшись, — по крайней мере у нее дома лишний предмет для беседы окажется.

— Значит, что захочется, то и можно делать? — спросил вдруг Гриша, очевидно, не отступая от своего первоначального плана.

— Да, все, что не вредно другим. Вот, например, от того, что мы с вами перескочили сейчас через тумбу, никому, разумеется, убытка не последовало; много что себе мы ущерб сделали, осмеет нас кто-нибудь, — скажет: ходить не умеют по улице, как следует благовоспитанным людям. Ну, мы собственными своими особами и отдуемся за это. Другое дело, если б вам вздумалось перескочить вот через этот забор в чужой огород; там гряды, растет что-нибудь, верно, — можно испортить. В этом случае, как бы сильно ни было желание, надо его приудержать, отказаться от него, так как исполнением подобного желания наносится вред другому человеку, — пояснил серьезно Светлов.

— Значит, и хорошее желание не следует исполнять, если это кому-нибудь вред принесет? — спросил заинтересованный Гриша.

— Видите ли, бывают исключительные случаи, когда из двух зол приходится выбирать меньшее. Положим, во время пожара случилось бы так, что вам неизбежно приходилось бы погубить одного человека, чтобы спасти десятерых. Тогда, нечего делать — одним надо пожертвовать. Разумеется, одного необдуманного доброго желания тут еще мало; надо наперед взвесить все хорошенько, а потом уж, сообразно пользе, и действовать.

Гриша задумался. Он почувствовал в эту минуту, что опыт ему не удался, но в душе остался доволен этим.

— Муська так вот не так рассуждает, — сказал он, помолчав.

— Кто это «муська»? — спросил Светлов.

— Я мамашу так зову, — пояснил Гриша.

— А! А как же она рассуждает?

— Да она просто сказала бы, что прыгать на улице нехорошо, неприлично, и не позволила бы мне прыгнуть.

— Ну, видите ли, это уж ее дело. У человека всего только два глаза, да и те никогда не бывают точь-в-точь похожи один на другой; а у мира ведь глаз многое множество. Так и у вашей мамы на этот счет свое мнение, у меня тоже свое, а у вас, наверно, есть еще и третье, — сказал Светлов убедительно.

Продолжая разговор в том же роде, они незаметно дошли до светловских ворот.

— Вот и наш дом, — указал Александр Васильич Грише, остановись на минуту перед затворенной калиткой.

Мальчик стал прощаться.

— Куда же вы? Зайдите ко мне; я вас с моими стариками познакомлю, — пригласил его приветливо Светлов.

— Я вам, может быть, помешаю, — заметил нерешительно Гриша; а зайти к учителю ему, очевидно, хотелось.

— Если б я знал, что вы мне помешаете, я бы не пригласил вас, — сказал Светлов просто.

Они вошли во двор и едва только ступили несколько шагов по направлению к флигельку, как оттуда вышел знакомый уже нам Ельников.

— А! Вон оно как кстати, — закричал ему еще издали Александр Васильич.

— А я, брат, только что зашел к тебе. Говорят, на урок ушел, да так и не приходил. Здорово! — сказал Ельников, подходя к Светлову.

— И отлично сделал, — молвил Александр Васильич, здороваясь с приятелем. — Позвольте вас познакомить: Анемподист Михайлыч Ельников — мой старый приятель; Григорий Дементьич Прозоров — мой новый приятель, — прибавил он, знакомя гостей.

Доктор радушно пожал мальчику руку.

— Вы, верно, и будете у него учиться? — спросил он у Гриши, мотнув головой на Светлова.

— Да, я-с… — ответил тот смущенно.

— Замучит, батюшка… — добродушно засмеялся Ельников.

У доктора был сегодня какой-то особенный вид, точно у чиновника, только что получившего выгодную награду.

— Ты кого у меня видел? — спросил Светлов.

— Видел, брат, некое цветущее создание, но кто оно — не могу тебе сказать, — шутливо отозвался Анемподист Михайлыч.

— Сестру, разумеется, — пояснил Светлов.

Ельников несколько раз уж бывал у Светлова, знаком был с его стариками, но всякий раз, как он приходил, Оленьки случайно не было дома. Теперь, когда они все трое вошли, как раз она их и встретила. Светлов представил ей гостей, назвав каждого по имени.

— Вперед можете рассчитывать на всякую услугу с моей стороны, исключая танцевания, пения и комплиментов, — особо отрекомендовался ей Анемподист Михайлыч.

— А болтовня по-французски? — рассмеялся Александр Васильич.

— Тоже не полагается, — заметил комично-серьезно Ельников.