Лизель не могла бы представить себя в подобной ситуации, рядом всегда была сестра. Она никогда не верила суждениям вроде: ты в состоянии выбирать себе друзей, но не в состоянии выбрать семью. Если бы она могла выбрать себе родных, то выбрала бы то, что имела. Друзья приходили и уходили, живя своей жизнью… до сегодняшнего дня.

Она понимала, что, несмотря на то, что они знакомы совсем недавно, Эрик значил для них очень много. Он стал им хорошим другом с тех пор, как они приехали сюда, и теперь пришла их очередь ответить. Нет, Мэрилин, как всегда, делает все правильно. Лизель запустила руку в карман и, выудив устаревшую модель телефона, на цыпочках вышла из комнаты и вернулась на кухню.

— Отлично, — прошептала Мэрилин, несмотря на то, что они были в другом конце дома. Она взяла телефон и включила его. Список номеров был на удивление коротким. — Ты знаешь кого-нибудь, у кого пять номеров в телефоне? — вздохнула она. — Бедный, большинство входящих звонков от нас. А, вот и Эд.

Она записала телефон на свой мобильник.

— Привет, это Эд?

Продолжая разговор, она вышла, видимо, хотела быть одна. Лизель не пошла за ней, однако когда Мэрилин вернулась на кухню, она набросилась на нее с вопросами:

— Ну? Ты говорила с ним?

— Он приедет.

— Так и сказал?

— Так и сказал. Мне не пришлось его уговаривать, я просто объяснила, кто мы такие и что мы беспокоимся о его отце. Он тоже разволновался. Сказал, что это долгая история, и если мы не возражаем, он приедет, чтобы повидаться с ним. Он хотел забронировать номер. Я сказала, что это не обязательно. Он может просто быть нашим гостем.

— Еще больше бездомных и обездоленных? — улыбнулась Лизель.

— Ты не возражаешь?

Лизель обняла сестру.

— Конечно, нет. Я бы удивилась, если бы ты не предложила.

Прошло два дня, и рано утром разбитый старый фургон остановился в конце дорожки, как раз в тот момент, когда Мэрилин и Лизель шли из молочного магазина.

Дверца отворилась с протестующим скрипом ржавых петель, из машины высунулся мужчина и с легким акцентом кокни, произнес:

— Приветствую вас, леди.

Ботинки на толстой подошве, видавшие виды джинсы, короткие каштановые волосы с редкими седыми прядями, слегка взъерошенные и явно требующие стрижки; руки сильные, с хорошо развитой мускулатурой, через плечо перекинут невероятных размеров рюкзак — это все, что успела заметить Мэрилин с первого взгляда.

Вынимая свои вещи из багажника, он заметил, что за ним наблюдают, и нерешительно улыбнулся.

— Мэрилин? — спросил он, подходя к ним.

— Эд?

— Точно. — Он протянул руку.

Теперь, когда он подошел ближе, Мэрилин увидела, что его нос слегка искривлен, видимо, был сломан когда-то, а глаза голубые, как утреннее небо. Когда сестры кивнули, его загорелое лицо осветила радушная улыбка.

— Это Лизель.

— Рад познакомиться. Спасибо, что позвонили мне.

— Спасибо, что приехали.

— Если бы я знал раньше…

Мэрилин остановила его:

— То сразу бы приехали. Так или иначе, я рада, что вы здесь. Вам лучше пройти в дом.

Он кивнул. И затем, когда сестры снова взялись за большие корзины с бутылями молока, предложил:

— Позвольте мне это сделать. — И, подняв тяжелые корзины и непомерных размеров рюкзак, направился к входу в отель. — Куда их отнести?

— На кухню, пожалуйста. Вон туда, — сказала Мэрилин, показывая дорогу.

Эд поставил корзины с молоком на сверкающую стальную поверхность кухонного стола и огляделся.

— Рабочее место отца? Он всегда рассказывал о вас, когда я ему звонил. Говорил, какие вы замечательные. И как все стало лучше с тех пор, как вы появились. Но он говорил мне только о хорошем, умалчивая о плохом.

— Он хотел защитить вас.

Эд криво усмехнулся.

— Разве я похож на того, кто нуждается в защите? Глупый старый чудак, — сказал он, и его голос задрожал от эмоций. — Ему нравится здесь. Спасибо, что подарили ему этот островок стабильности, многие люди отказались бы от него, если бы он столько отсутствовал. Он бы тогда пропал, без вашего отеля, без вас…

— Поверьте, это не альтруизм. Он великолепный работник, лучший, можно сказать. Мы тоже пропали бы без него.

— Где он?

— Несмотря на его возмущение и протесты, мы решили, что ему нужно отлежаться, и он мгновенно заснул. Я провожу вас в вашу комнату. Вы сможете принять душ и немножко отдохнуть, а затем спуститесь в столовую и позавтракаете с нами.

— Это было бы замечательно, и спасибо, что пригласили меня сюда. Надеюсь, я не стесню вас?

Мэрилин замотала головой:

— Нисколько. Это хорошо для Эрика, что вы приехали.

— Не могу дождаться, когда увижу его лицо, — улыбнулась Лизель.

— Вы не говорили ему, что я могу приехать?

— Мы подумали, пусть это будет сюрприз. Пойдемте, я провожу вас наверх, и затем мы угостим вас и вашего отца беконом и чашкой чая.

* * *

Эрик был счастлив увидеть сына, секунду спустя он покраснел, а затем заплакал. Потом, обнимая каждого, он рассыпался в извинениях, пока его не умолили остановиться. После завтрака отец и сын пошли на берег реки и проговорили там целый день.

Эрик вернулся назад довольный.

Мэрилин была единственная, кто заметил, что радость Эда была немножко искусственной.

Когда Эрик, на вид отдохнувший и воспрянувший духом, закатил рукава и ушел на кухню, чтобы приготовить обед, Мэрилин отправилась на поиски Эда. Алекс повел его в сад полчаса назад, чтобы показать фокусы Годрича, но Алекс вернулся, так как вызвался приготовить десерт к вечеру, поэтому Эд был где-то сам по себе. Мэрилин нашла его на террасе, он сидел за стаканом пива, греясь в лучах заходящего солнца.

— Кажется, вы немного грустите? — Мэрилин подняла свой стакан вина и присела рядом с ним.

Он молчал минуту-другую. Достаточно для того, чтобы она могла изучить его лицо, освещенное лучами вечернего солнца. Это было хорошее лицо, хотя и не по годам испещренное морщинами, она решила, что одни — от душевных страданий, другие — от смеха. В голубых глазах определенно светился ум, а порой они смотрели чуть-чуть печально. Эд первый нарушил молчание:

— Когда мама умерла, мы справлялись с этим каждый по-своему. Отец с головой ушел в работу, частенько не брезгуя бутылкой, а я уехал, о чем сейчас сожалею. Говорят, что родители должны заботиться о своих детях, но вы знаете, порой ситуация складывается так, что все наоборот. Поэтому что мне делать теперь? — задумчиво спросил он и усмехнулся. — Дело даже не в долге. Просто теперь моя очередь заботиться о нем, поэтому я остаюсь в Пиране, чтобы убедиться, что он покончит со своими проблемами раз и навсегда. Хочу заставить его мыслить позитивно. Когда-то я пытался вбить в его упрямую голову, что маме неприятно было бы видеть его таким несчастным… Пришло время заставить его преодолеть это. Нужно сфокусироваться на будущем. Маме было бы действительно неприятно, если бы он пил с горя. И ей не понравилось бы и то, что мы не вместе. — Он, наконец, повернулся к Мэрилин. — Я уехал не из-за отца, вы понимаете, я уехал из-за злости на него.

Очевидно, он обожал Эрика и злился на себя за то, что был так невнимателен к нему, думая, что у него все хорошо.

— Вы знаете, он ведь гордится вами, — ответила Мэрилин. — Тем, чего вы достигли.

— А чего, собственно, я достиг? Что приобрел за десять лет путешествий? Паспорт, полный штампов иностранных государств, но даже это скоро уйдет. В сентябре кончается срок паспорта. Я не сделал ничего особенного, Мэрилин.

— Конечно, это зависит оттого, с чем сравнивать. Но ведь прекрасно думать о всех тех местах, где вы были, что испытали? Вы знаете, Алекс решил, что, когда ему исполнится восемнадцать, он продаст отель и на вырученные деньги отправится в кругосветное путешествие. На что я, без сомнения, его благословлю.