Лем останавливается и внимательно осматривается. Осматривается он долго, минут двадцать. Он приглядывается, прислушивается и даже принюхивается. Не могу сказать, что он увидел или услышал и как это расценил. В итоге он выбирает направление градусов на двадцать правее нашего маршрута. Я не возражаю, ему виднее. Он взялся доставить нас в нужное место, и каким путём он нас поведёт — это его дело.

— Пока всё нормально, — говорит Лем, — можно идти без опаски.

Мы проходим около трёх километров, когда он вдруг резко поворачивает налево.

— Горячий песок, — поясняет он, не дожидаясь вопроса. Лем показывает мне на широкую полосу мелкого щебня, по которой мы успели сделать несколько шагов. Он быстро выводит нас из этой полосы и направляется вдоль её края, всё время поглядывая налево.

— Сейчас идите строго один за другим, ни влево, ни вправо не уклоняйтесь. Песок чуть не поймал нас. Он уже начал разогреваться. Если бы мы прошли немного дальше, он раскалился бы добела и сжег нас.

— Зачем же ты пошел по нему?

— А он не каждый раз разогревается. Можно пройти по нему раз десять, а на одиннадцатый он тебя поймает. Ого! Уже раскалился. Но поздно. Нас там уже нет.

Я вижу, как над щебнем колышется волна горячего воздуха, и чувствую, как справа тянет жаром, словно из топки. А если бы с нами не было Лема?

Мы идём прежним курсом еще около часа. Жар ослабевает, и через полчаса он уже совсем не ощущается.

— Песок-то остыл, — говорю я. — Может быть, попробуем пройти по нему?

— Нет, Андрей, — Лем усмехается. — Здесь так просто не бывает. Он не остыл, а затаился. Ждёт. Видишь, марево колышется? Не видишь? Ну, смотри.

Лем подбирает под ногами большой высохший сук и, размахнувшись, забрасывает его подальше на полосу щебня. Сук начинает дымиться еще в воздухе, а коснувшись щебня, вспыхивает и сгорает в одно мгновение. Да, теперь я начинаю понимать, что такое Проклятые Места.

— Вот так здесь бывает, Андрей, — говорит Лем и продолжает идти прежним курсом.

Еще через пару километров мы приходим на опушку леса, который я заметил давно, как только Лем сменил направление, уводя нас от горячего песка. Лес как лес. Берёзы, осины, ольха. Кое-где просматриваются сосны. Я бы вошел в него без опасения. Но Лем останавливается, неодобрительно смотрит на этот лес и бормочет:

— Подвёл нас песочек. Я-то думал обойти его справа, а теперь придётся к просеке пробираться. А это будет хороший крюк.

Он еще раз сворачивает влево. Теперь мы идём в направлении прямо противоположном тому, которое Лем выбрал, когда мы оказались на этом берегу реки.

— Это сонный лес, — объясняет нам Лем. — Тот, кто в это время года в него зайдёт, заснёт, не пройдя и ста шагов. И заснёт навсегда.

— То есть умрёт? — уточняет Лена.

— Нет. Не умрёт, а заснёт. И никогда не проснётся, даже если его вынести из этого леса.

Идти приходится довольно далеко. Наконец справа открывается широкая просека. Лем снова останавливается, внимательно осматривается, довольно хмыкает и сворачивает на просеку. Я замечаю, что он избегает проходить между двумя близкими пеньками и ведёт нас замысловато-извилистым путём.

— Лем, а как умудрились прорубить просеку в Сонном Лесу? — спрашивает Пётр.

— А её прорубили давно, когда сонный лес еще не был сонным.

— И она до сих пор не заросла? — удивляется Сергей.

— Как видишь. Здесь еще и не такое бывает.

Просека кончается, и мы выходим на пустошь, поросшую редким кустарником и полынью. И снова Лем останавливается, и снова осматривается, прислушивается и принюхивается. Закрыв глаза, он медленно поворачивает голову то в одну, то в другую сторону, словно пытаясь уловить слабо ощутимое движение воздуха. Лем словно в чем-то сомневается и не может решиться.

— Андрей, — наконец говорит он, — сейчас тебе придётся идти первым. Я ничего не вижу пока и не слышу. Видишь куст? — Он показывает на куст в ста метрах от нас. — Иди к нему по прямой. Ничего не бойся, я буду следить и за тобой, и за травой. Если что, крикну. Иди медленно. Иди и прислушивайся. Как только почуешь, что откуда-то тянет воздухом, сразу остановись и подними руку с той стороны, откуда потянуло. А я подскажу тебе, что делать дальше. Дойдёшь до куста, остановись и жди всех нас. Будем проходить по одному. Понял?

Я киваю и медленно, словно иду за чьим-то гробом, двигаюсь вперёд. Вроде бы ничего особенного не происходит. Воздухом ниоткуда не тянет. Лем молчит. Дохожу до указанного куста и останавливаюсь. Слышу, как Лем говорит:

— Анатолий, иди к Андрею. Иди, как он шел.

Оборачиваюсь и вижу, как Лем напряженно смотрит вслед идущему ко мне Анатолию, переводя взгляд справа налево. Таким же образом ко мне присоединяются все остальные. Лем идёт последним. Он часто останавливается и, закрыв глаза, ловит щеками ток воздуха, поворачивая голову из стороны в сторону.

Дойдя до нас, Лем переводит дух, словно вёз груженную камнями тачку. Затем назначает следующий участок пути, и всё возобновляется. Так повторяется еще четыре раза. Мы постепенно приближаемся к сплошной полосе высокой желтой с черными пятнами травы. На участок пути не более пятисот метров у нас ушло почти два часа.

Когда, по моим прикидкам, до желто-черной травы остаётся один переход, мы стоим вместе с Петром, Леной и Анатолием, а к нам идёт Наташа. Всё происходит как обычно. Наташа идёт, а Лем пристально всматривается в траву по обе стороны пробитой нами тропы. Вдруг он кричит:

— Стой! Не двигайся!

Проследив за его взглядом, я вижу в зарослях полыни слева от тропы какое-то движение. Похоже на набегающие откуда-то издалека волны. И звук. Очень низкий и едва слышный.

— Ложись! — кричит Лем. — Всем лежать! Не двигаться! Уши заткнуть! Пришла-таки, зараза!

— Кто пришел? — успеваю я спросить, падая на землю.

— Мёртвая Зыбь! Прижмитесь плотнее и не двигайтесь! Лем тоже падает на землю. Перед тем как распластаться

на земле, я успеваю заметить, что кусты и полынь уже не колеблются, а раскачиваются в каком-то жутком ритме. Это напоминает стоячие волны. Низкий звук нарастает и убывает волнообразно, в ритм с колебаниями травы. Земля, к которой я прижимаюсь, тоже начинает раскачиваться, периодически подбрасывая меня в воздух. Этот цирк продолжается не менее получаса. Всё прекращается так же внезапно, как и началось.

Лем лежит еще с минуту. Потом осторожно встаёт, осматривается и прислушивается. Облегченно вздохнув, он говорит:

— Всё кончилось. Вставай, Сергей. Мы можем идти. Наташа, ты тоже можешь идти, всё кончилось.

Дойдя до нас, Лем присаживается. Вытерев со лба обильный пот, он усмехается и радостно сообщает:

— Повезло нам! Мало осталось в живых тех, через кого прошла Мёртвая Зыбь. А у вас нервы крепкие. Никто не испугался, никто не вскочил. Значит, может быть, и дойдём с вами до конца.

— А что было бы, если бы кто-нибудь встал? — спрашивает Анатолий.

— И сам бы погиб, и других бы прикончил. Всё живое, что выше этого, — Лем показывает высоту примерно по колено, — растекается в лужу. Но хуже всего то, что после этого Зыбь приобретает новую силу и убивает и то, что намного ниже. Теперь можно идти дальше. Зыбь бывает не чаще одного раза в три дня. Я думал, что она прошла совсем недавно и мы пройдём благополучно. Ан нет!

Не дойдя нескольких метров до полосы желтой травы, Лем прислушивается. На этот раз слышу и я. Из травы доносится шуршание. Лем улыбается и качает головой.

— Нет, — бормочет он, — мы к вам не пойдём. Будем искать обход.

Он направляется вправо, вдоль полосы высокой травы. На ходу Лем прислушивается. Шорохи в траве не прекращаются. Время от времени в сплошной стене травы обнаруживается тропа, словно протоптанная крупным животным вроде слона. Лем оценивает тропы, но они ему не нравятся, и мы идём дальше. А шорохи в траве не прекращаются. Они уже начинают действовать мне на нервы. Кто там шуршит?