—

Может быть, ты и прав. Но только в этом отношении. Я, как ты сказал, на идиота не похож. Но всё-таки я русский.

—

Не верю.

—

Можешь не верить. Но положи автомат. Или, по край

ней мере, опусти его. Всё равно не успеешь выстрелить. Мои друзья из тебя раньше решето сделают.

Кабан бросает взгляд на стоящих наверху ребят, на Лену, которая стоит к нам ближе и левее, на мой автомат, лежащий между нами. Он мрачно усмехается, но всё-таки опускает своё оружие.

—

Теперь я верю, что ты русский.

—

Почему только теперь?

—

Только русские могут угрожать, когда сами стоят под дулом автомата. Что ты хочешь узнать, Иван?

—

Не Иван, а Андрей. А узнать я хочу вот что…

—

Кабан! Кончай с ним трепаться! Мочи его! — прерывает меня чей-то крик.

—

Заткнись, Сверчок! — бросает Кабан, не оборачиваясь. — Продолжай.

—

Почему вы стали рэфами?

—

А почему другие ими не стали? Почему они живут под землёй? Почему они там горбатятся за глоток воздуха? Почему они вкалывают по десять-двенадцать часов в сутки и жрут отбросы и падаль?

—

А вы так не хотите?

—

А ты хочешь?

—

Хорошо. Понятно, почему ты не любишь даунов. Но и элиту ты тоже не любишь?

—

А этих за что любить? Они тоже рабы. Только живут наверху. Дёргаются, дрыгаются, хохочут. Лакают виски, жрут в три горла. А завтра альт проснётся с похмелья, и пойдут они на корм даунам. Да еще и нам жить не дают. Охотники! Волки!

Кабан выдаёт какое-то замысловатое ругательство, сплошь состоящее из урезанных и искаженных наречий. Сплюнув, он продолжает:

—

Вот, скажи, Иван. За что они нас так? Мы же никому не мешаем.

—

Не Иван, а Андрей. Ну, хотя бы за то, что вы грабите фермы…

—

Хурта гаспа! Нет, Иван! Им не свинины жалко. Их жаба ест, что мы не хотим жить как они. Не хотим лизать у альтов под хвостом, чтобы купить себе несколько лишних лет жизни.

Как он сказал? Несколько лишних лет жизни? Время побери! Только сейчас до меня доходит, что в городе я не видел ни одного человека старше сорока пяти — пятидесяти лет.

—

Но ведь и вы долго не живёте.

—

Плевать! Мы за жизнь не цепляемся. Пусть мы и живём мало, зато живём так, как хотим. И никто нам не указ.

—

Кабан! Пока ты с ним болтаешь, нас волки обойдут!

—

Ну, Сверчок, ты меня достал!

Кабан оборачивается и вскидывает автомат. Трещит короткая очередь. Вышедший из толпы рэфов лысый человек в мешковине и высоких ярко-зелёных сапогах валится на землю, обливаясь кровью. Метко стреляет Кабан. Остальные рэфы смотрят на убитого Сверчка безучастно. Только один из них сбрасывает истрёпанные опорки и начинает стаскивать с убитого сапоги. Сапоги новые. Не иначе как дня два назад Сверчок сам снял их с убитого «волка».

—

А может быть, он прав? — задумчиво говорит Кабан. — Пока ты мне глаза отводишь, нас обкладывают.

—

Дурак ты, Кабан. Загнал людей в ловушку. Чтобы отсюда выбраться, полчаса надо, не меньше. Да и оборону вы занять не успеете. Ты ко мне сюда две минуты поднимался. Вас и обкладывать не надо. Убирайтесь отсюда, пока настоящие волки не подошли.

Я хочу задать Кабану еще несколько вопросов, но раздаются звуки выстрелов. Началось.

—

Так. Быстро уводи своих людей. Вон, в той стороне волков нет. Это точно.

—

Ну нет, Иван! Мы сюда пришли не для того, чтобы убегать. Мы драться пришли. Сейчас ты увидишь. Увидишь, чего стоят рэфы. Мы здесь в засаде. Волки сами в ловушку залезут.

—

Тогда поднимай своих людей наверх. Вы сейчас сами в ловушке. Две гранаты, и привет. — Я беру свой автомат, поднимаюсь и кричу своим: — Уходим! Быстро!

Со стороны фермы бежит, отстреливаясь на ходу, большая толпа рэфов. Их преследуют четыре группы людей в красных комбинезонах. Волки загоняют овец. Мы в этом увеселении участвовать не намерены. Отходим от развалин и с холма наблюдаем за развитием событий.

Группы «волков» развернулись цепью и автоматными очередями отсекают попытки рэфов уйти куда-нибудь в сторону. Я понимаю, куда они гонят толпу. На дороге, где мы оставили мотоциклы, ждут в засаде пулемётчики. Но толпа рэфов, вроде бы неуправляемая и охваченная паникой, движется так, что «волки» неизбежно попадут под огонь группы Кабана. Господин Мирбах явно недооценил противника. Иначе он обязательно организовал бы фланговое охранение.

Сзади гремят выстрелы. Пули свистят над головами и шлёпаются в землю. Лена, вскрикнув от боли, хватается за левый бок и падает. Сзади нас атакует еще одна группа рэфов. Человек тридцать, не меньше. И они уже близко, не далее пятидесяти метров. С этими в переговоры не вступишь. Вместо слов уже говорят ружья. Придётся защищаться.

Четыре «калаша» (Лена временно выбита) длинными очередями в упор останавливают атакующих. Но они не обращаются в бегство, как я надеялся. Верно сказал Кабан: «Мы за жизнь не цепляемся». АКМ на такой кинжальной дистанции — страшная штука. Тем не менее рэфы не бегут, а вступают в бой. Нам приходится быть внимательными. Они не просто залегли и ведут огонь. Отдельные группы рэфов пытаются обойти нас. Я держу правый фланг, Пётр — левый. Сергей с Дмитрием работают по центру. Лена пока участия не принимает. Она лежит на правом боку и массирует левый. Сертон, конечно, пулю отразил, но отоварило её неслабо. Возможно, и ребро сломано.

Мне тоже достаётся. Винтовочная пуля ударяет в шлем и рикошетом уходит в небо. Впечатление такое, словно меня хватили по голове оглоблей, никак не меньше. В ушах звенит, из глаз сыплются искры. Трясу головой, но перед глазами только разноцветные круги расплываются. Заметив моё состояние, Сергей переносит огонь на правый фланг.

А я, перевернувшись на спину и глядя в небо, мобилизую всё, чему меня учили и тренировали в нашем Медицинском Секторе. Надо поскорее восстанавливаться. Втроём ребята долго не продержатся. Особенно когда выбыла ударная сила. Поворачиваю голову налево и вижу забавное зрелище. Толпа рэфов прекратила «бегство», развернулась и огнём прижала «волков» к земле. А из развалин фланговым огнём их обрабатывает группа Кабана. Я уже понял замысел неведомого мне стратега рэфов. Те, кого мы сейчас сдерживаем, должны были ударить на «волков» с тыла. Тогда вряд ли кто-нибудь из них сумел бы уйти. Это была бы та еще охота!

Отворачиваюсь от сцены побоища и присоединяюсь к друзьям. Теперь, когда работают уже пять автоматов, наши рэфы оставляют свои замыслы выйти в тыл «волкам». Они плотнее прижимаются к земле и отползают назад. Но огня не прекращают. Обернувшись, вижу, что и «волки» тоже отступили, оставив на прежних позициях несколько неподвижных фигур в красном. А может быть, послать всё в Схлопку и пропустить на оставшихся «волков» наших рэфов? Нет, нельзя. Кто тогда организует мне встречу с альтами? Впрочем, может статься, что её уже некому организовывать.

Неожиданно картина боя резко меняется. На господствующий над местностью холм поднялись оставленные в засаде пулемётчики. Три пулемёта бьют по рэфам, атакующим «волков», а два работают по развалинам, где засела группа Кабана. Я вижу за одним из пулемётов прекрасную Лолиту.

Пулемёты — они и на Таити пулемёты. С ними не поспоришь. Рэфы и не собираются этого делать. Они прекращают огонь, рассредоточиваются и быстро исчезают в разных направлениях. Наши противники тоже покидают поле боя. Мы, естественно, не преследуем их.

Закуриваем и наблюдаем, как вся ярость «волков» обрушивается на сидящую в развалинах группу Кабана. Этим бежать некуда. Теперь они действительно в ловушке. По ним бьют все пять пулемётов. От старых стен летит пыль и мелкий щебень. Высунуться практически невозможно. Группа Кабана прекращает огонь и скатывается на дно котлована. Оттуда они отстреливаются от «волков», которые быстро появляются в проломах стен. Но теперь они открыты со всех сторон и через пять минут избиение завершается.